После ночи,
черной-пречерной,
безнадежно-бессонной,
испитой до конца,
до мазутного осадка горького кофе,
до свинцовой мерзости во рту,
до боли в затылке и в висках,
выйти на свет,
который еще только складывается,
словно детские паззлы,
из грушевидной лампочки Ильича
в павильоне, где торгуют овощами и фруктами,
из пожелтевшей до банановой спелости
осиновой листвы,
из мелькнувшего в подворотне
реального солнца,
из клинописи фар ближнего света,
из волос сидящей за рулем блондинки.