…С лица земли пропали небеса.
В груди Акея сердце заболело –
Душа вернулась в каменное тело –
По обмороженной щеке прошла слеза.
Всплеск памяти: там камнем – волчий вой.
Наст свежей кровью подплывает.
От боли обезумевший Согжой –
В петле рычащей, возбуждённой стаи.
Немало вод стекло с тех давних гор,
Но сердце помнит каждое мгновенье.
Трагедия свободного оленя
Жива в душе коряка до сих пор.
***
… Пастух, окутанный дыханьем января,
Как наяву, увидел волчью стаю –
На южном склоне, где от солнца снег подтаял,
И впереди – знакомца-дикаря.
На бурой шкуре ярко-белый блик.
Вожак бежит огромными прыжками,
Играя снисходительно с волками…
Дымит от бега на морозе бык –
Гривастый, плотный, с крепкими ногами.
…Десяток свежих, застоявшихся волков
Наперерез ему несутся ходко…
…И повернул вожак к ближайшей сопке…
…И не хватило нескольких прыжков.
Вцепился в челюсть мощный зверь.
Другой – подбрюшье дикаря терзает.
С боков и сзади навалилась стая.
И – завертелась волчья карусель.
Оленя пожирает серый цвет –
Как выброс пепла, накрывает тушу.
На сухожильях держится скелет.
Смертельный круг становится все туже.
Тесней, тесней, сливается в пятно
На чистых складках тундры полусонной…
Волчьё насытилось… Клюют вороны
Хребта оленя белое звено.
***
Зашевелилась стая вкруг костра.
Метнулся к горлу зверь мохнатой тенью.
Пастух решил – пришла его пора,
И стало явью давнее виденье:
Шаман был прав. Волков настала власть –
Весь Север загородят жердью…
Ночь глубока, черна, как волчья пасть.
Старик спокоен. Он пришел за смертью.
Услышав пастуха прощальный зов,
Сурово вздыбились и загудели горы.
Земля шатнулась, потеряв опору,
Усыпал пепел вкруг костра покров.
Упал луч света ангельским гонцом
На малахай, разодранный клыками,
На голову – с нетронутым лицом,
С открытыми, замёрзшими глазами.