Я голоден когда я много ем.
Я холоден когда огонь желаний,
меня склоняет к множеству проблем —
глубин познанья разочарований.
О чувстве слова вовсе промолчу.
Оно коряво, плющит безраздельно,
как будто с чёрным пламенем свечу,
держу и сам топлю её бездельно.
Как будто и уродливее нет
любого слова что в моих объятьях.
Душа моя и чувства, это бред,
но совершенный, и почти проклятье.
А, потому, питаюсь красотой.
Она до боли насыщает счастьем:
сгорать во тьме пленяющей мечтой
и отдавать себя в бесстрастьи страстном.
Завидую вселенским чудесам,
сочувствую богатым и взалкавшим
стать лучше всех, хотя б на полчаса,
хоть не в материальном, настоящем.
Всех переплюнуть, вырасти во столп —
почти что яхта, вилла на Канарах.
Я ж счастлив что в поэзии ничто
и потому горю и полон жара.
Пусть я осёл, в пленительном бреду,
но знаю чувства цену не измеришь.
И ты со мной, читаешь всю байду
что я тебе пишу и мне ты веришь.
Хоть нет таланта, парадокса нет
хоть нет в стихах живого откровенья,
трепещешь ты со мной и этот бред,
ты чувствуешь в без четверти мгновенье.
А значит, чувства наши рукавом
неведомо во тьме соприкоснулись,
и в твоём слове, искренне живом,
воспрянут как столкнувшиеся пули.
И вот, уже отринув ветхий хлам —
стать выше и значительно мудрее,
в моём потоке, вняв моим крылам,
ты пораженный, так свободно реешь,
и сам уж заражаешь красотой,
бьёт чувство пульсом совершенным в венах,
и счастлив я, одетый наготой,
той истины в разрыве пуль мгновенном...