Бабушка-гниль со слюнявой колодой,
есть ли ещё что-нибудь в киносне,
кроме шушуканья, выхода-входа,
старого фильма на белой стене?
Видели тысячу раз ту картину,
знали до самых страшилок в лице,
плакали там, где, ударенный в спину,
главный герой умирает в конце.
Фразы его заключительной точка,
взгляд проникающий и удальство
не оставляли сомнения в том, что
снова придут на кончину его…
Но перед этим он встанет-покажет,
вытворит заново, сделает-скажет,
но перед этим – как наоборот –
жизни он даст и почудится даже,
что расквитается, что не умрёт.
А не умрёт столько раз, сколько эти
зрители-дети, шуршащие тут,
будут ещё удивляться на свете,
будут-не будут да выйдут-войдут…