А на съемной квартире за мной смотрит Хёпберн,-
мотает что-то на хаер, на халу с подчесом
и, не меняясь текстильным лицом,
держит поднятой бровь и делает вид, что курит.
Я открываю окно.. я открывала окно, чтобы слышать, как ангелы кружат,
как их крылья шумят и хлопают..
Говорить не хочется.
Слушаю. Где-то летит самолет, шинами шелестит дорога,
железка гудит рессорами..
И так, луны; ли по обе сто;роны, солнца ли -
до завтрака на рогах у черта
все равно не найду себе места. Чем успокоить сердце - молчат ученые,
а тихий омут жрет изнутри барракудами,
как аборигены Кука,
как чупакабра кур-
-ва, как все глупо! Глухо..
Соседи по стенам не лупят хип-хопом -
по стене лишь тень зажигалки щелкает,-
мол, что-то мы держим в руках - я и Одри. Только не сон.
Ни в одном глазу.
Как огнестрел с затвора, перевести бы дух, да шаолиньским искусством,
пока мурашки бегут по хорде,
убить бы в себе все то, что, если б забыла - вспомнила..
Да просто, да борзо держа фасон,
за жабры душить тоску,
чтоб не взяла верх. Видишь, тут наверху
уже нависли горы, что на белых слонов похожи,
карманные, те, что от корки до корки
со снегами Килиманджаро, с недолгим счастьем Маккомбера -
вместо сахара к о;рбиту захватила в дорожную сумку и как факир достаю.
И как платки из уха:
- мисс, вам куда? - к звездам!
..У нас получилась не хлипше история.
Я в ней утонула. И любой соловей из меня вьет соло -
solo tu,
only you..
И так до утра, до одури - я и.. Одри - под одеялом и на гво;здиках,
и луна крупным планом за окнами,
а я своими химерами обустраиваю уют:
- Дай руку! Закрой глаза.. Мы летим.. К черту!
Только.. с тобой и к черту - с Богом..
А и черт - альтер-эго Бога.
Дай мне знать, если не то говорю!
Ущипни, если сплю..