Нет никого на дороге, одна еживика по кругу,
С обеих сторон ежевика, всё больше по правую руку,
Дол ежевики, виясь, круто сбегает к морю,
К тяжёлому синему морю уходит куда-то под гору.
Ежевика крупная, круглая,
С кончик большого пальца,
Ежевика немая, как взор.
И как на деревьях смоль,
Лоснящаяся и жирная.
Ежевика под моими пальцами
Красно-чёрным соком раскрывается.
Я не просила родства на крови:
Знать, ежевика со мной по любви.
Обживает ежевика крынку,
Сминает ягод своих бока,
А чёрные вороны сквозь облака
Летят, сбившись в шумные стайки,
Словно клочья жжённой бумаги.
И звучит их бунтарский хор
Тихим ягодам наперекор.
Море, как будто, уже не покажется.
Сияют луга заливные,
Словно светятся изнутри.
Подхожу к ежевичным кустам,
Наклоняюсь поближе – а там
Дикие ягоды спеют,
А на ягодах мухи жиреют,
Трясут сине-зелёными брюшками,
Расправляют ажурные крылышки.
Опьянил их ягодный пир, унёс на седьмое небо.
Последний изгиб - и конец
Зарослям и ежевике.
Остаётся ждать только моря.
По-над двумя холмами принимается ветер биться,
Хлещет меня по лицу призрачными тряпицами.
Столь свежа мурава на холмах, будто нет здесь ни грана соли.
Прохожу я овечьей тропой за последний изгиб – и вскоре
Вижу северный лик холмов,
Лик в багровеющем камне,
Распростёртый поверх всего в необозримом просторе,
Манящий латунными огоньками;
И слышу как стук всё разносится вдаль,
Словно серебряных дел мастер
Куёт непокорный металл.
_____________________________
Sylvia Plath
BLACKBERRYING
Nobody in the lane, and nothing, nothing but blackberries,
Blackberries on either side, though on the right mainly,
A blackberry alley, going down in hooks, and a sea
Somewhere at the end of it, heaving. Blackberries
Big as the ball of my thumb, and dumb as eyes
Ebon in the hedges, fat
With blue-red juices. These they squander on my fingers.
I had not asked for such a blood sisterhood; they must love me.
They accommodate themselves to my milkbottle, flattening their sides.
Overhead go the choughs in black, cacophonous flocks—
Bits of burnt paper wheeling in a blown sky.
Theirs is the only voice, protesting, protesting.
I do not think the sea will appear at all.
The high, green meadows are glowing, as if lit from within.
I come to one bush of berries so ripe it is a bush of flies,
Hanging their bluegreen bellies and their wing panes in a Chinese screen.
The honey-feast of the berries has stunned them; they believe in heaven.
One more hook, and the berries and bushes end.
The only thing to come now is the sea.
From between two hills a sudden wind funnels at me,
Slapping its phantom laundry in my face.
These hills are too green and sweet to have tasted salt.
I follow the sheep path between them. A last hook brings me
To the hills’ northern face, and the face is orange rock
That looks out on nothing, nothing but a great space
Of white and pewter lights, and a din like silversmiths
Beating and beating at an intractable metal.