Твой портрет, что ты держишь в дрожащих руках,
Красота юных черт и лучащийся взор -
Твоя память и грусть, твой триумф и твой крах,
Твой навеки живой беспристрастный укор.
Твой портрет - твой судья до скончанья веков,
И, пока твоей жизни не сорвана нить,
Он одними глазами, без звуков и слов,
Будет снова с тобой о тебе говорить,
Как стремился, как рвался куда-то наверх,
Ослепленный, грозясь обуздать саму смерть,
Но упал с высоты, словно раненный стерх,
Ставший псом, ударяясь о пыльную твердь.
Чуть за двадцать - и поздно покинуть игру,
Что когда-то ты принял, себя заложив,
Состязаясь в бегах и стремясь в ту дыру,
Где за счастье лишь то, что ты попросту жив.
Сжат живьем, и, увы, добровольно, в тисках,
Что искусственно жизнь разгоняют в крови,
Чуть за тридцать - уже седина на висках.
Старый пес, вот летит твоя кость - фас, лови!
Чуть за сорок - и мрачно ввалились глаза,
Пряча совесть в мешки на опухших щеках.
От былых увлечений - одни образа,
Затонувшие призраки в пьяных слезах.
Не сумел. Не посмел. Сдался, сбился, сробел.
Разменял на гроши все, что раньше любил,
Ты забыл, что у каждого свой есть предел,
И свалился ничком в этой гонке без сил...
Жизнь - как миг. Вот разменян десяток седьмой.
Гул настенных часов все больней бьет под дых.
Гонкой выброшен за борт, теперь ты - изгой.
Эстафета не терпит седых и больных.
Перед тем, как уйти, лихорадкой горя,
Напоследок увидишь сквозь сумрачный бред,
Как тебе улыбнется, презренье тая,
Твой судья и палач - вечно юный портрет...