Анна Яновская
перевод с украинского
На пороге
Только посмотри, что у меня есть —
из-под стола выдвинулась коробка из-под монитора,
а в ней по самые края —
старые, потёртые ладонями,
позеленевшие от времени
дверные ручки.
Вот молоток с бараньей головой,
вот деревянный кругляк,
как у бабушки на летней кухне.
И вот эту штуку я очень хорошо помню:
загадочно плетённый круг со скифским львом —
мечта моего детства, виденная где-то у родственников.
Пол вокруг нас обрастает ручками, словно грибами.
— Так вот: когда я куда-то ездил — ни разу не обходил барахолок:
бывало, что прямо с переговоров шёл туда,
только галстук снимал и прятал в карман.
Налить тебе ещё?
Сидим, будто в центре какой-то не нашей шахматной доски,
со стеклянными фигурами в руках.
— До чего же, правильное мужское дело — собирать красивые тяжелые железяки.
— А чего я хочу на самом деле?
Наш с братом ресторан работает как часы.
Ещё немного — и открою маленький бар. Для души.
Пусть там будет буквально два столика,
но чтобы все стены были в таких ручках.
— Твоё здоровье — ты до сих пор в душе художник!
Хочешь, я помогу тебе это оформить?
— Даже не знаю... Если бы
здесь шла речь лишь об умении – охотно.
Но столько ручек обжигали мою ладонь...
Давай ещё налью...
Так вот, не знаю как для тебя,
а мне
одни из них ледяные, а вторые — раскалённые,
третие липко прижимаются к ладони.
Вот, скажем, этот молоток.
Добрых лет пятнадцать назад
несколько раз поздно вечером я останавливался
перед этими дверьми,
каждый раз крепко брался за это кольцо,
видел свет в окне, но почему-то так и не стучал...
Такой старый дом, наверное, там до сих пор нет звонка.
Что, вероятно, видела где-то такую штуковину?
Я её после выкупил у хозяйки — на память.
— Знаешь, если тебе не болело, — наверное, это было правильно.
Что не стучал ночью в мою мастерскую.
Наверное, это было бы лишним.
— Пустяки. Была ещё другая ручка,
державшись за неё,
я полночи сидел на холодном полу в подъезде,
без понятия, куда идти и как
жить дальше.
Но это уже была совсем другая история...
И на одном из этих порогов добрая фея не поднесла мне коньяка.
Там много, может, и не нужно: глоток —
и вдох
перед тем, как набрать в грудь другой воздух.
Так что вот они — те ручки, которые сжимали
худощавые прозрачные руки малых голландцев,
правая рука каменщика, что на ней
чистая ухоженная кожа и перстень с трёхгранным
камнем,
руки женщин, которые уже от дверей
нащупывают притаившееся будущее...
Это ты иная, мало чего ищешь
там, где тебя не зовут,
но и тебе, наверное, известны свои непростые пороги.
— Конечно. Этот твой бар должен быть
маленьким, словно тамбур,
в котором крошечное сейчас едва втиснуто
между прошлым и настоящим, словно киты.
— То-то же. И будущее — его очень много.
Больше, чем ручек.
Пусть бы в моём баре кто-то задумчиво их щупал,
повисал на них всем своим весом...
Пусть стучат молоточком в углу глухой стены –
стучат — и откроется.
— Завсегдатаи постепенно узнают что к чему:
за что ухватиться перед важным экзаменом,
на какую железяку налить шампанское,
на каком кольце повисеть — чтобы всё сбылось...
— Пусть всякий набирается сил —
и что-то затем открывает:
тайные залы,
коридоры, которыми бродит власть,
дом, где ждут,
тёплую июльскую ночь...
Я назову это всё «На пороге»