Стекленеет на радужке треснувшей бирюзы безразличие: бога давно уже не тревожат. Голос режет молитвой. Древнейший шершав язык, сила чёрными лентами вьётся под грубой кожей.
На вольфрамовый стержень нанизаны позвонки, двести спаянных лезвий смеются калёной сталью. Под ногами чертёж преисподней пучин морских – я на нём, как на паперти, волны меня хлыстают, разлетаются яркими брызгами свежих ран, океан отступает и снова подходит ближе.
Не сбежать и не вырваться. Мне донесли с утра, будто змеям – змеиное и никаких излишеств. Это ложь, провокация вхожих в людской оплот (их отринутый бог истекает змеиной желчью). Просто я не создатель, чьё пение – ремесло, в чьих руках распадается звёздами белый жемчуг.
В этом месть, в этом суть, в этом самый безумный план: плавниками по небу, пока не полезут перья. По чернеющим венам бежит за волной волна бирюзового моря, что мир величает первым.
Для вдыхающих боль нарастающей глубины, чешуя зарастает крупицами жжёной соли. В том, что я не создатель, в том нет, ну, ничьей вины, никакой обязательной истины и условий.
Позвонки выгибаются, грубую кожу рвут, двести пламенных лезвий отныне моя защита. Голос режет молитвой, свивается в тетиву, безразличный к себе уступает без боя титул. Само_знание – опиум и панацея. Да, змеям – всё: шум прибоя и крики далёких чаек.
Жаль, что я не создатель, чьё пение – это дар, я не в силах создать себе бога.
Я приручаю.