Еловые лапы ведут в сердоликовый бор.
Я слышу древний говор или можжевеловый разговор.
Пью из копытца, плутает медвежья тропа,
Там – Лысая гора, здесь – Вотаваара, а я – слова.
Я – вепсский муравейник, рыжий – похожий на лису.
Не то же самое оказаться в калевальском лесу,
Или в карельском, шепчущем, вековом -
Надоело притворяться озером да бараньим лбом.
Переступаешь предел – карсикко – повсюду еловый хмель.
Гудит воронье над фермой и над ресницей – шмель,
Гудит кровь, забродившая киселем, молоком, ячменной мукой,
И перо молчит. Господи! Притворись моею рукой.
Вчера ночью ходила с ведрами за фиолетовой водой.
Озеро кличут карстовым шимозерским, щучьею бедой.
Мой венех расписан люпином, еще не высох – не тронь!
Тот, Кто Над Грозами – дай мне прикинутся тихой сосновой избой.
Стань для меня порогом. Дошей за меня зарю,
Твой резной календарь вечен, а мой подошел к февралю.
Это ли селение моё – по крови? Здесь слово розово, как утром – зарод.
Косая изгородь из жердей, а за ней мой дом – мой род.