к 75-летию Малой земли

Язев Дмитрий
Стихи написаны в совместном творчестве с ветераном Великой Отечественной войны, десантником, радисткой-разведчицей, Малоземельцем,
Нестеровой (Язевой) Верой Павловной к 75-летию Малой земли и
посвящаются Героям Малой земли.

Мои родители не рассказывали мне о войне. Иногда. Слегка. В общем. Когда они с большим удовольствием смотрели фильмы «Небесный тихоход» и «Крепкий орешек», я удивлялся и думал: «Как это может им нравиться, это же водевиль, неправда?» А им эта правда «в печёнке сидела». До 1975 года участников войны как-то не чествовали. А потом стали уделять больше внимания. В том году на празднование Дня Победы к нам приехала фронтовая подруга моей мамы Марийка Зиневич, с которой они были в паре на одной радиостанции, отступали на Кавказ, а потом дошли до Берлина. Незадолго до этого приезда она была на Малой земле и привезла фотографию, и сказала: «Вот место нашего окопа».
И начались тогда воспоминания … .

Мне мама рассказала о войне
(надо читать в рваном ритме пулемётных очередей и взрывов,а последние три абзаца в темпе набегающей волны).

Ты хочешь слышать о войне?,
какой же ты смешной и глупый,
забыть бы эту жуть на веки мне,
где взрывами растерзанных тел муки,
и по ночам всё тянутся ко мне
друзей моих убитых руки.

Ведь мы тогда с ними
СОБОЮ закрыли
брешь на Земле,
что фашисты пробили
в теле России
на Малой земле.

Прошли через жуткое сито потерь
и теперь,
ты поверь,
мой мозг живёт жизнью двойной,
      другой:
всё вижупомнючувствую войной,
воспринимаю этот мир через иной,
наш фронтовой:
я здесь, а душа в двух шагах
от меня —
в друзьях, в их глазах,
наблюдает за мной,
такой вот живой,
озорной,
боевой
….....,
б е з
них
…,
израненных и молодых.

А я снова с ними на берегу,
их ВЧЕРА вынесли с поля боя,
им больно и холодно и я не могу
ничем им помочь, может раны обмою
морскою водою.

Ждём транспорт, всем ясно — он не придёт,
из-за проклятого шторма
и половина из наших умрёт
от ран … иль от шторма? … ,
от ран и от шторма.

Бойцы стонут. Просят: «Пить … , воды!»
Она как кровь сочится в соседнем овраге.
Страшно хочется спать и пить … ,  но ты
будешь всю ночь по каплям копить
для них
животворную влагу
во фляге.


Малая земля,
ты так мала,
и всё же смогла,
вместить в себя страшное слово «война»,
как жерло вулкана всю мощь огня,
всю кровь впитала и в себя вобрала.

Малая земля,
гудят колокола
эхом от прошедшей той войны
в тебе металла больше, чем земли,
в полыни горечь сердца сохрани
как память о защитниках Земли.

Малая земля,
Священная земля,
от пролитой крови ты стала красна,
осколки тысяч жизней собрала,
и обречена
славить Солдата
               Подвиг всегда!



Окоп.

Окопчик родной — ты мой дом и спаситель,
от пуль и осколков — верный друг-избавитель.
Ты моя сутулая постель или могила,
если бомба сюда угодила, то схоронила.
Но в дождик, до слёз, на дне лужа,
а если Бора да мороз — вот это стужа,
до мозга костей продрогнешь,
шинелькой к земле примёрзнешь,
смешно — хочешь встать, а не можешь.

В такие студёные ночи
окопное дружеское тепло нужно очень,
прижаться бочком плотнее сумеешь —
уснешь, до утра может не околеешь.


Без тебя окоп я у врага как на ладони,
чую на себе кинжала яд -
сверлящий, звериный, жадный взгляд,
устремлённый в меня снайперской пули.

Наш окоп на краю земли,
у обрыва высокого к морю,
на самом краю у черты пустоты,
только небом его укрою.

При бомбёжке
не вытянешь ножки,
сидишь согнувшись,
к коленкам пригнувшись.
Перелёт — в море далеко снаряд улетает,
недолёт — овраг внизу разрывает,
осколки скрывает,
заходящее солнце врага ослепляет,
так окопчик родной мой меня защищает.

Из окопа моего
видно очень далеко.
Из-за горизонта-чёрта
чернота,
летит воронов чёрных стая
густая,
крестами качая.
Очень зло, тяжело летит
и гудит, жутко так гудит,
и бубнит: «У-у-бь-ю-ю-у-у-бь-ю-ю».
«Спаси,сохрани»,- окоп свой молю.



Авиабомбёжка.

Ежедневная бомбёжка по расписанию,
пунктуально три раза в день как на свидание,
семьдесят пять
воронов летят опять
их стаю смогу ль до конца досчитать?

Считалку такую немцы нам предлагают
в жизнь и смерть с тобою играют.
Вдавливаюсь в окоп и считаю-считаю -
смерть или жизнь, что сейчас выпадает.

Юнкерсы с жутким воем падают в пике,
бомбы вначале ложатся невдалеке,
огненный смерч всё ближе, взрывы,
начался Ад и нас накрыло.

Оглохнет разум
и только страх
заткнёт мне уши,
и только страх,
немеют души,
и только страх
в глазах
сковал всё тело,
замерло сердце,
окаменело.
И только считаешь, считаешь, считаешь,
не сбиться со счёта, а то проиграешь.

Взрыв-вспышка,
мгновенье,
сдавило,
убита!
Вдруг тишина и колокольчик внутренний звенит,
оглохла и весь мир качается магнитом,
и где-то там волчок — всё кружится и тихо
так гудит
прибоя шум и ватой голова забита,
болит и отключается на миг.
Вновь вспышка и окно открыто
через него я в детство шмыг:

нам голодно, но нравится смотреть
на очень вкусные конфеты на витрине,
Есенина запретного читать и петь,
Орловой представлять себя в кинокартине, -

и снова шум прибоя в голове,
но Рио-рита слышится с заезженной пластинки,
и безразлично мыслишь о себе:
«Убита или может не убита».

Вдруг слышу взрывы рубленных и пулемётных фраз,
глухую речь вдали, но что-то важное забыто.
Откапывают!,
смерть в который раз
прочь пронеслась, наверно, не убита.

Но как же страшно всё болит,
в чугуне пробкой голова забита,
и если сможешь шевельнуть рукой хоть раз,
наверное, я всё же не убита,
но как же страшно всё болит,
так значит, точно не убита.


Для более полного представления о тех событиях, привожу текст песни военных лет.
Окопная песня Марийки и Веры.
(Им говорили: «Окопной песни не бывает, есть походная».
А они отвечали: «У нас — окопная»).

Было тяжко не раз
отступать на Кавказ,
но мы верили: всё ещё будет.

Мы врага победим,
ничего не сдадим,
соловей на рассвете разбудит.

И когда будет мир,
мы его отстоим,
выпьем чарку за нашу победу,

За здоровье потом
и за дружбу вдвоём,
за подруг, за Марийку и Веру.

Ты меня столько раз
выводила подчас
из беды, из смертельного круга.

Мы подруги с тобой,
сквозь огонь мы идём
и всегда мы поддержим друг-друга.

Когда бросят в десант,
сухарю будешь рад,
что из сумки достанет подруга.

Ты наушник сними
и меня обними,
если станет тебе очень туго.

Ну, а если опять,
нас разлучит комбат
и забросит за линию фронта,

Мы тихонько с тобой
эту песню споём
очень тихо на азбуке Морзе.