Шагами загнанного зверя
плетусь, поджав пушистый хвост.
Так смертники, едва поверив,
взбираются на эшафот.
Несу тяжёлые бумаги,
впитавшие благую весть -
иную жизнь, - ударом шпаги
отстаивать дурную честь.
Мы головы теперь не рубим
и не вскрываем животы.
На растерзанье вечным судьям
сдаём пушистые хвосты.
По волосам сползает тенью
души погасшей мрачный флёр.
Единым слаженным движеньем
бросаю все слова в костёр.
Обрывки строчек догорают -
я плачу с ними и смеюсь.
Холодностию самурая
добить себя напрасно тщусь.
И оседает жаркий пепел
на обессиленных руках, -
не очищение от плевел,
а обращение во прах!
Немного - спрячу в колумбарий,
отстроенный в чужих сердцах, -
и глупой памяти гербарий
закаменеет в изразцах.