О! То играл не пианист,
А бесновался сущий дьявол!
Он издавал и стон, и свист-
Хрипела, плакала октава!
Через него играл сам Бог,
В него вселившись, вероятно,
Часами длился аполог
Непостижимо, непонятно!
Я в зале слышала тоску
И торжествующую радость,
И скрип хождения по песку,
И лета песенную сладость.
А как он приступал к игре...
Он ждал момента и молился
И палец на его руке
Едва на клавишу ложился.
Потом второй, потом заря
Уж начинала подниматься.
Тот пианист играл не зря –
Он слышал музыку оваций!
Потом, едва-едва живой,
Он пробуждался и с упорством
Взлетали руки и "больной",
Уж становился чудотворцем.
То гладил клавиши, то бил
Их, словно сильно захмелевший.
Стонал рояль, ему не мил
Был пианист, им овладевший.
Он ураганом пробегал
Клавиатуру – сумасшедший!
Потом надолго замолкал -
В себя и в музыку ушедший…
Я слышала капели звон
И снов космические дали,
И елей падающих стон,
И вой пилы - все было в зале!
Как надо музыку любить,
Чтоб в каждой ноте, в каждом звуке
Жить, наслаждаться и творить,
Чтоб сердце ей отдать и руки!