В огороде вытоптаны гряды,
Яблоки оборваны с листвой.
Все видала строгим, тихим взглядом
И седой качала головой.
Говорила даже не со злобой,
А с горьким и суровым торжеством:
"Жри,бери,пихай в свою утробу.
Господь даст- подавишься куском".
Тихо обходила их сторонкой,
Берегла не скальп свой,не житье.
Одного боялась- за девчонку,
Хоть бы не заметили ее.
Аленушка,Ленок мой синеокий,
За тебя в ответе я одна.
Велика война,сыны далеко,
А кругом война, кругом война.
Берегла,из рукава кормила,
А когда увидела:"Идут!",
Обняла:"Беги,покуда сила,
Родненькая, лучше пусть убьют".
А сама,как птица, мать навстречу,
Отвести врага на малый срок.
И один- схватил ее за плечи,
А другой- сорвал с нее платок.
Но какой огонь еще был спрятан,
В этой слабой,высохшей груди.
Посмотрела строго на солдата:
"Со старухой справился- веди".
Повели,поволокли на муки.
За любовь, за честь держать ответ.
Заломили ей, скрутили руки.
Руки,что трудились столько лет.
Что варили пищу, рожь косили,
Что соткали версты полотна.
Велика война, сыны далеко.
А кругом война, кругом война.
Били, не убили, как собаку бросили.
Очнулась утром,от росы.
Вот и ладно, можно хоть поплакать,
Чтобы слез не увидали псы.
Под родимым небом деревенским,
Что роилось звездами над ней.
Стала плакать на голос, по-женски,
Вспоминать родимых сыновей.
Толи вместе, толь по-одиночку ,
Где ж вы родненькие в эту ночь.
Дети, мои милые сыночки,
Кабы я сумела вам помочь.
Велика война, сыны далеко,
Не услышат, что тут шепчет мать.
Аленушка, Ленок мой синеокий,
Хоть бы ты успела убежать.
И забывшись мать, в мечтах о детях,
На сырой земле, роняя кровь.
А очнулась,утром,на рассвете-
Русские в село вступили вновь.
Подобрали ловко, аккуратно
Старую, измученную мать.
Не своя, но всем было приятно:
"Матерью" - старушку называть.
И она, хоть никого не знала,
Кто воды ей подал, кто помог.
Но от чистого сердца называла
Ласково и радостно :"Сынок".