Презренны вы, что смотрите с презрением на других.
Презренны те, что ликуют чужие видя слезы.
Слабы и те, кто других пороки поднимают из тени,
Свои при этом пряча, как шипы за лепестками Розы.
Поникший шут сидел и думал у камина.
О том как он устал,
От пьяных дев и кокаина.
Как надоели праздность и ежедневные веселья.
Как надоели глупые любители бухать по воскресеньям.
Набекрень надет был праздничный колпак,
Он снова пьян, он снова весел,
Его профессия дурак,
Поэт развратных, пошлых песен.
Он так устал... Уж очень томно,
В притворстве и обмане жить.
Пошлить, когда охото быть скромнее,
Наперекор душевной ране смеяться и шутить...
И развлекать посредственных гостей.
Проснулся шут.
Уж полдень близко.
Опять не выспался старик.
Лишь жажда глухо горло душит,
Лицо все сводит,
Губы сушит.
Воды бы...
Пустая чашка. Солнца блик.
Ни что не радует проныру,
Не веселит седых волос.
Все надоело и постыло.
Уныло, грустно и тоскливо.
Несмытый грим саднит лицо.
Печальней лишь судьба мамаши, что жизнь такую ему дала,
И долго мучаясь от жаджы, в страданьях диких умерла.
Ему жить скучно ,
В нем все остыло
Из ночи в день,
Все так уныло...
Случайно, он взглянул в окно...
И словно в юности, забилось сердце.
Эшафот, палач, топор...
Петля и под ногами дверца
Блеснул на солнце обух топора
И он отсек бедняге руку,
Ведать украл у богача,
Но снял страдание и муку
С души печального шута.
Старик смотрел, не отвлекаясь
И слушал... Слушал дикий крик,
Как от боли мучаясь, кривляясь
К позорной брани переходя с молитв
Он плюнул в местного барона
И был подвешен тот же миг
В низ головою.
Свист Кнута, ударом кожу рассекая.
Звучат в ушах, как до ре ми,
И всех проклятьем поливая
Волнение шуту давал в груди.
Вот истинная власть , вершить чужие судьбы
Решать кто будет жить а кто умрет
Играть на нервах, чтоб знали все те люди,
По чьему желанью их кровь течёт.