Я помню багровое зарево,
И виды с утеса горы.
Под облаком влажного парева
Среди пелены бахромы.
Гора та была равниной,
А парево - летний зной.
Манил неистовой силой,
Березовой рощи вой.
Кукушки уукали мягко,
И кожу ласкала дрожь,
Вдали к горизонту гладко
Толпой гомонила рожь.
Кобыла, на ней же извозчик,
Да сударь слегка молодой.
Считали русские кочки,
И голод смазливый хмельной.
- Валера! Гони кобылу!
Быстрее, еще быстрей!
В телеге томились вилы,
Тянулся к закату день.
- Ну что вы? - Иосиф Капицин.
Маруська вон глянь в дыму,
Зачем же в копыта спицы,
Вставлять ей я не пойму.
- Валера! Гони резвее,
Мне пива еще на версту.
В поле звенел колокольчик,
И бился родник в лесу.
И ехал, все ехал извозчик.
Иосифа вез в дыму.
- Ну вот же глядите сударь,
Приехали ровно в срок.
Здравствуй родная удаль,
Иосиф возьмите оброк.
- Спасибо за честь довезти вас,
Извольте поехать назад.
Постойте! Под вами крапива,
Испортите барский наряд.
Сейчас, погодите, секунду.
Косою траву скошу.
Тропинку, авось, до туда.
К ступенькам в миг проложу.
С Валеры упало три пота,
Кобыла упала с ног.
И грязно - вонючая рвота,
Испачкала барский порог.
Пьяный, в угаре жгучем
Иосиф кричал на слугу.
- Бывали слуги и лучше.
Того и блюю.
На небе сияли звезды,
Луна оголила цвета.
Я помню той ночью грозной,
Пожар из другого села.
Горело одно поместье,
И с ним догорал дворянин.
Когда - то в древесной песне,
Играли березки с ним.
Но к счастью, тот сударь вырос.
Березы срубил в корнях.
Но сердце его не билось.
Его наполнял страх.
Боялся помещик чего-то.
Боялся он сам себя.
И никакая погода,
Не грела его никогда.
Светились рассветные гущи,
Росою блестела трава.
И больше не веяли тучи,
В деревне той никогда.