В дали от суеты и грязных сплетен, в горах на берегу большой реки,
Отшельник поселился незаметный, он презирал оковы лести, лжи.
Держал в руках свой посох неизменно, покрой одежды был совсем простой
Шагал в горах уверенно, степенно, а взгляд его - как будто был пустой…
Живя в той тишине средь гор высоких, он часто по ночам писал стихи.
И взглядом глаз холодных, очень строгих, он провожал унылый бег реки…
Он тихим был и был немногословным, никто не слышал возглас или крик.
Спокойным был и очень осторожным, казалось будто он душою спит…
К нему порою приезжали гости, и в жарких спорах убеждали в том,
Что мол пора бы распрощаться с злостью, и мол пора вернуться в отчий дом.
Настало время отпустить обиду, простить врагов и недругов своих,
Просили вновь поверить в дружбы чудо, и быть опорой близких и родных.
Но только бушевало в сердце пламя, которое гасил с большим трудом.
Ведь словоблудов, лицемеров знамя, коварно развевалось всё кругом!
Повсюду лизоблюдство, хитрость, чванство, корысть и ложь наполнили сердца,
Не стало в людях истины, дворянства, пропала вера и пусты глаза…
Не мог он жить в кругу толпы безликой, когда кругом безграмотен народ!
Когда – то нация была великой, ну а теперь лишь пищей занят рот!
Не стало той поры, когда поэтов, ценили, как зеницу берегли,
Пылились стопками любви сонеты, листок с газелью в печке просто жгли!
Однажды, истинный Ходжи из Мекки, привёз святую воду в отчий дом.
Он раздавал «Зам-зам» своим соседям, он молод был, он не был стариком.
Один кувшин он разделил с родными, второй же всем соседям разделил,
Оставшийся кувшин последний третий, он в реку быструю с мольбой налил…
Молил Аллаха тот Ходжи о мире, и чтоб народ испил с реки воды,
«Зам-зам», который в третьем был кувшине, просил рекою оросить сады.
Просил ума и знаний для народа, молил Аллаха им простить грехи,
Ещё просил вернуть величье рода, и чтоб в почёте были б старики…
Коль так сложилось, что стихи поэта, не стали нужными его стране,
Он стопкою сложил Любви сонеты, и горестно побрёл к большой реке.
Написанное кровью, частью сердца, прожитое ночами и душой,
Пустил по волнам, было больно горцу, теперь Отшельник миру стал… чужой…