(Отрывок из семейного проекта "Моя семья как часть истории Великой Отечественной войны (1418 дней из жизни моих предков)"
(Рассказ ведется от лица моего сына Власова Г.А.)
Судьба семьи Соколовых. БЛОКАДА
Детство Гали
Галина Петровна Соколова /Бурашникова (бабушка по отцу)
Галя Соколова родилась 12 июля 1938 года в Ленинграде. Семья Соколовых жила в самом центре, на Лиговке в пяти минутах ходьбы от Московского вокзала. Семья была большая. Отец, мама, два их сына и три дочери, младшей из которых была Галя. Ждали рождения еще одной малышки, поэтому семья Соколовых не уехала в эвакуацию. Война, а в след за ней и блокада настигла их в родном городе. На момент начала блокады Гале было чуть больше трех лет.
Во время мобилизации все мужчины семьи добровольно подали заявление на фронт. Мальчишек, конечно не взяли (старшему бату Петру было двенадцать лет, а Александру – девять). Отец (Петр Нилович Соколов) ушел на фронт в начале сентября 1941 года (об этом мы узнали из справки о выписке из домовой книги. Место гибели неизвестно). [1.6] Как и все жители блокадного Ленинграда, старшие дети, включая девочек, работали на заводе, помогали строить оборонительные укрепления, разбирать завалы. Мама (Зинаида Васильевна Зайцева) с маленькой Галей ждали их дома.
Шла осень сорок первого… Домашние запасы продовольствия подходили к концу. Запасы… А много ли таких запасов у вас дома? Крупы, макароны, сахар, мука… На сколько недель хватит вашей семье этих запасов? Как растянуть их на несколько месяцев? Никто не знал, сколько продлится блокада…, а если бы и знали. Голод… Вы когда-нибудь испытывали голод? Голод – это не просто, когда хочется есть, это когда невыносимо хочется и ты точно знаешь, что нечего…
Хлеб стали выдавать по карточкам. Все слышали про блокадный хлеб, но что это на самом деле? Блокадный хлеб. Из чего только не приходилось его выпекать! Меньше всего в нем было муки – мякина, отруби, целлюлоза. И все же это был хлеб, почти единственное питание ленинградцев. Из-за острой нехватки рабочей силы, электроэнергии, топлива и воды в городе работали далеко не все хлебозаводы. Случись с нами что-нибудь – и сотни тысяч ленинградцев лишились бы своего скромного микроскопического пайка. [3.14] Хлеб… Это мы едим хлеб с супом, намазываем его маслом, кладем сыр, колбасу. Ничего этого уже не было. НИЧЕГО! Только хлеб… А ели карточку потерять, то ты лишишься последнего…
Голод-это смерть. Жители окраин пытались посадить картошку, репу. В центре города -это нереально, да просто негде. Кто был в Ленинграде (Санкт-Петербурге) знают, что в центре растет совсем немного одиночных деревьев, зажатых асфальтным кольцом, там и травы-то нет, только в скверах, да в Летнем саду.
Приближалась зима, а с ней и новый страшный враг- холод. Зима 1941-42гг. выдалась особенно холодной. Нет электроэнергии - вся идет на заводы, станки работают круглосуточно. Для обороны города нужно оружие, снаряды.
Городской транспорт не ходит. До завода приходится идти пешком. А после смены (продолжительность взрослой до 12часов, дети работали 8 часов) снова пешком домой. Взрослые стояли у станков, дети подносили болванки, укладывали готовую продукцию в ящики. Промерзшие пальцы грели над жестяной банкой с подожженной промасленной ветошью. Иногда идти домой, а потом обратно не хватало сил, да и смысла не было тратить силы на эти хождения. Часто рабочие оставались «переночевать» прямо у станка, на ящиках.
Мальчишкам все-таки удалось сбежать на фронт Саша погиб, обороняя родной город, в январе 1942 года ему было всего десять лет, а Петя (Пека, так звала любимого старшего брата Галя) - в марте 1942 года, ему было тринадцать… (оба похоронены, согласно справки из архива на Пискаревском кладбище, по левую сторону, с теми, кто с оружием в руках защищал родной Ленинград.) [1.4]
Старшие сестры Соколовы ходили домой с работы иногда по очереди навестить маму, с новорожденной малышкой и маленькую Галю. Принести воды с колонки, получить хлеб по карточкам, принести что-нибудь для растопки. Отопления в городе нет. Если отключить у нас зимой батареи – за несколько дней стены промерзнут так, что покроются инеем изнутри. И ведь это все не в мирное время! Город постоянно бомбят немцы…Во многих домах выбиты окна…Квартиры обогревают самодельными печками, как правило просто жгут доски в железной бочке или бачке для воды. Доски…Их еще надо достать. Бабушка рассказывала, что они сняли паркет почти во всех комнатах, переехав в одну, которую и отапливали, пришлось жечь даже книги…Так прожили почти всю зиму.
Наступил апрель, но по-прежнему стояли холода. Однажды сестры пришли домой и увидели страшную картину: их мама была мертва…тело уже успело окоченеть (печка погасла), к груди она прижимала тельце мертвой малышки. Страшно представить, как умирал этот маленький человечек – в голодных муках, не понимая, почему ее не покормили? Или ей повезло, и девочка просто замерзла…Маленькая Галя была в голодном обмороке, кроме того у нее был сильный жар, двусторонняя пневмония, как потом скажет врач.
Мертвую маму и сестренку отвезли в храм на Лиговке, туда свозили всех умерших с ближайших домов в ожидании машины на Пискаревское кладбище. (о нем я расскажу отдельно). Окоченевшие трупы складывали в подвал штабелями, как дрова, иначе не хватало места. Так же потом перекладывали в открытый грузовик. На этом прощание с близкими заканчивалось…Многие до сих пор ищут и не могут найти могилы своих близких, умерших от холода, голода и болезней в ту блокадную зиму.
А маленькую Галю и ее сестер весной вывезли той самой дорогой жизни из блокадного Ленинграда. Страшной была эта дорога…Машины ехали под бомбежкой, уже некрепкий лед вот-вот мог проломится и тогда машина в считанные минуты ушла бы под воду. Выбраться из ледяной воды в намокшей зимней одежде шансов не было даже у тех, кто хорошо плавал. А куда уж там полуголодным, обессилевшим детям! Девочки добрались до «большой земли». Их посадили на поезд и отправили дальше в эвакуацию, в глубь страны, туда, где не было бомбежек…Но отъехав совсем недалеко от Москвы, Галю сняли с поезда. Сестрам объяснили, что не надо ее ждать и искать. Девочка умирала от пневмонии. [1.6] Выходить ее не было шансов… С этого момента Галя уже никогда не увидит своих родных.
Подружки «сестренки»
Раз уж у меня есть бабушка, - понятно, что страшные прогнозы врачей не сбылись. Несмотря на то, что болезнь была сильно запущена (в блокадном Ленинграде антибиотики достать было практически невозможно), сильное истощение маленький организм продолжал бороться и победил. У бабушки вообще характер борца, она уже старенькая, все равно всегда добивается своего: бороться за порядок во дворе, в доме, в подъезде. Если какая -то авария, то выходной – не выходной, ремонтники тут как тут, если за дело берется моя бабушка!
Но это отступление…, а Галю ждало детство в детдоме. Бабушкин детский дом находился недалеко от Москвы, в городе Переславле-Залесском Ярославской области, на территории монастыря (в советские годы действующих монастырей практически не было). Там она училась, росла, дружила, занималась художественной гимнастикой. Мама и папа возили туда бабушку несколько лет назад (я тогда еще не родился), заходили в монастырь. Тогда мы помогли ей найти и встретиться с подругой и другом детства (из местных, не из детдомовских). Бабушка радовалась не меньше, чем при встрече с родными.
Бабушка часто рассказывает нам о своем школьном детстве, детдоме, друзьях. Мы с родителями тоже ездили в Переславль-Залесский , папа провел мне «экскурсию» по местам бабушкиного детства.
После окончания школы Галя и ее товарищи разъехались по стране – кто учиться, многие на комсомольские стройки. У них появились семьи, дети, потом внуки и даже правнуки. У моей бабушки трое внуков (включая меня) и два правнука.
Подружки, такие-же осиротевшие ленинградские девчушки на долгие годы детства и юности, заменили Гале семью. Они встречаются почти каждый год, обычно в Ленинграде (Санкт-Петербурге) у Жени (тети Жени, но я буду здесь называть ее так как называет ее бабушка), единственной из подруг-сестренок, вернувшейся в родной город. И, конечно, обязательно созваниваются и поздравляют друг друга с главным для них праздником – Днем Победы! Подружки – сестренки, как они сами себя называют, умеют от души веселиться, по ним и не скажешь, что они пережили страшную войну и блокаду!
«Что молчишь ты, черный камень…» Пискаревское кладбище
Когда читаешь о Пискаревском кладбище и смотришь фотографии в интернете, все представляется торжественно – печальным. Чтобы понять, что это за место, нужно туда попасть.
Еще издали поражает, насколько оно огромно, темно- серая гранитная стена словно траурной лентой опоясывает гигантскую территорию. От этого по коже словно пробегает холодок… Когда мы вошли на территорию, я сначала не понял, где же похоронены люди...? В обе стороны зеленеет поле, разбиваемое дорожками на гряды шириной чуть больше трех метров, а длиной, мне показалось километр, не меньше…Это и были могилы…
Галину маму и еще многих умерших ленинградцев из подвала церкви увезли на кладбище, трупы штабелями укладывали в открытый грузовик, везли на «Пискаревку», там сгружали в траншею плотно плечо к плечу и голова к голове (в два ряда). Трупов в блокадном городе было слишком много. Траншеи капали вручную. Мерзлая земля плохо поддавалась затупившимся лопатам. Мертвых засыпали землей, и копали траншею дальше…
Когда я понял, что эти бесконечные зеленые гряды и есть могилы, стало по- настоящему страшно… На них нет имен, со стороны центральной аллеи стоят гранитные тумбы, на них выбит только год, серп и молот и дубовый лист. Больше всех тумб с датой 1942. А потом мы отсчитывали тумбы, а потом шаги… Там, где похоронены воевавшие, вместо серпа и молота – звезда. [5.4]
Возвращались мы молча… Было трудно говорить, мешали подступавшие слезы. Я понял, почему бабушка туда не поехала…