***
Однажды весной я проснулась от странного звука:
шуршание, шорох. Щелчок, будто некий финал –
игла соскользнула с пластинки. И странная штука –
мой слух музыкальный икнул и куда-то пропал.
Все ноты залили чернильные пятна винила.
(Глухим и немым почему-то не видно чудес).
И небо со скуки меня отражать прекратило –
ведь это, как видно, взаимообратный процесс.
Глухие, наверное, спят и при грохоте пушек.
Глухая фантазия спит еще крепче – увы…
Сочувственно щелкнув меня по бездарной макушке,
Господь потрудился снять руку с моей головы.
Меня повело по безрадостно-вечному коду -
предутренний сон – день работы – бессонница, страх -
все глубже впуская пустую тягучую одурь,
текущую в уши, стучащую где-то в висках.
Спирально вращаясь по черному полю пластинки,
я буду ритмично, так долго кружить по нему,
пока не доеду до самой его серединки.
Тогда я зависну и голову вверх подниму.
Я руки раскину и крикну в кружащее небо
со всей накопившейся силой желания жить:
«Господь мой творец! Как бы занят ты не был,
на место, пожалуйста, руку свою положи!»
Господь мой творец, как бы занят ты не был,
на место, пожалуйста, руку свою положи…
* * *
На картину А. Емельянова
Как же ты кстати! Заходи. Здорова.
Поговорим обо мне, хорошо?
Давненько я о себе ни слова -
Целых пять минут... смотри - снег пошел.
Так вот, я вижу себя у подъезда,
и представь себе - кошкой, именно так.
Глазищи ужасные - тоскливые бездны,
и серый ночной в снежинку мрак.
Не счесть, сколько сказано об одиночестве.
И о кошачьем - самом большом:
Чиж и Хайлайн, Емельянов А., не знаю по отчеству,
тот же Киплинг, кошачье бездомье и “Кошкин дом”.
Я - воплощенное одиночество кошачье.
Гуляю себя. Волшебно. Погоды зимят.
День прошел. Это что-нибудь значит ли?
Или просто еще один календарный лист оторван и смят...
Я очень серая кошка. И днем тоже.
Пушистая серая в снежинку - сейчас.
Глаза только желтые, как те фонарные рожи,
как тот, на втором этаже, светящий оконный глаз.
Ты думаешь, мне прибиться некуда, кроме помойки?
Спасибо за мысль. Но нет, как бы ни так.
Просто здесь столько всего: по улице вниз - автомойка,
где светится - белый в снежинку - дорожный знак...
Всё моё. Одиноко-приятно. Тоскливо-умильно.
Мой глаз, как сачок, наловит снежинок немножко.
...Что-то я увлеклась. Ну что ты, какое “чуть-чуть”?
Сильно.
Определенно, гуляла когда-то свой век
кошкой.
***
Как лениво
март пролагает через жизнь мою
серые дороги.
Я не молюсь и не пою,
я не пою
свои псалмы убогие.
Серой душе – серые пути, все как надо…
Моя собственная историческая эпоха –
Упадок.
***
Коварным ягуаром проскользну
В твой мир.
Поймаю я тебя кольцом
Клыков своих.
В пещере, где на буро-красный камень
По капле падает огонь моей души
Я разорву когтями твою грудь
И загляну в нее,
Чтобы увидеть,
Что нет в тебе
Ни зла, ни сердца…
***
Я здесь живу. Не знаю, сколько лиц
Я видела, уродливых от счастья.
Я скрещиваю тонкие запястья,
Скрываясь за оградой из ресниц.
Такая рваная, разгульная судьба
Рядится в шлейф из карнавальных блесток…
Я сотню лет врастаю в перекресток,
Выпрашивая щедрые слова.
Я знаю – кто, я ведаю – когда,
За это время не узнать – не можно.
Я собираю подать - осторожно,
Подсчитывая вязкие года.
Я различаю лица – все не те.
Беспомощно протягиваю руки:
Не видят. Как и прежде близоруки.
Счастливые! Подайте красоте.