1.
Парашюты созревшего одуванчика
Будут непременно унесены дуновением ветра,
Это предсказано уже в названии цветка,
Который облегчённо подставит солнцу шершавую лысинку
На исходе июня.
Наше имя, сочетаясь с фамилией,
Определяет многое в нашем будущем,
А мы, не подозревая этого,
Всё разгадываем морщинки
На своих детских или старческих ладошках.
А немцев поразил в одуванчике
Не его распад после достижения зрелости,
А пышное начало его жизни,
Поэтому назвали они его
Зубом льва,
За плотную, густую желтизну.
И нет в имени цветка
Русского уменьшительно-сочувственного «...чик»,
И цветок этот в Германии совсем другой,
Он похож только внешне
На своих далёких российских родственников,
С которых ветер сдувает парашютики
И уносит их иногда
Даже за кордон,
В Германию,
Где одуванчик
Перерождается в зуб льва.
2.
Презерватив, надетый на голову мужчины,
Мужчину не украшает.
Это – призыв предохраняться
И защищаться от несчастий.
Ему трудно дышать,
Но он позирует фотографу,
А потом сотни плакатов
Будут развешены по всему городу.
И мы предохраняем себя от любви.
Наши души,
Погружённые в резиновые оболочки,
Надёжно изолированы.
3.
Обезьяны, движимые инстинктом,
Сношаются в открытых клетках
На глазах у посетителей зоопарка.
Любовники покрыты от смущения
Красными пятнами,
Но эти пятна под плотной шерстью
Нам не видны.
Мы наблюдаем за ними без смущения.
Здесь – спокойные глаза людей,
Там – стыдливые глаза обезьян.
4.
Когда солнце
Отдаст часть своей желтизны люцерне,
Чёрная птица, летящая над полем,
Станет жёлтой,
А перекрашенный смущённый заяц,
Выскочив из этой праздничной травы,
Поджимая жёлтый хвост,
Долго смотрит на, гудящий рядом, автобан.
Там, где бегут,
Догоняя и перегоняя друг друга,
Четырёхколёсные существа,
Там находится его заячье сердце,
Которое бьётся с частотой
Пятицилиндрового двигателя.
Ночью он выйдет
На горячий асфальт этой дороги
И побежит, счастливый,
В жёлтых лучах мерседеса,
Как равный среди равных.
5.
Распродав свои вещи,
Раздав книги,
Отказавшись от своей родины.
Покинув своих друзей,
Изменив своё имя,
Стою я в центре чужой страны,
Которую не могу назвать родиной,
Живу среди чужих людей,
Которые никогда не станут друзьями,
Листаю незнакомые книги
И кладу их холодно на полку.
И только удобные новые вещи
Радуют, помогают, поддерживают.
Когда они состарятся рядом со мной,
То станут моими друзьями.
Их я заберу с собой,
Когда уеду.
6.
Теперь я неуловим,
Как ртутный шарик на щелястом полу.
От прикосновения я распадаюсь, делюсь,
Делаю вид, что размножаюсь.
Но – это страсть исчезновения овладела мной.
Долгое время,
Сидя в колбочке градусника,
Выполняя полезное дело,
Я мечтал о свободе.
А теперь,
Делая вид, что я размножаюсь,
Методом деления на всё более мелкие части,
Я становлюсь опасным для тех тел,
Температуру которых я старательно измерял.
Я свободен, а стало быть особо опасен.
7.
Вы сидели на льдине полуметровой толщины,
Когда неудержимая сила потока
Километровой ширины,
Увлекает, переворачивает, дробит
Всё, что находится на буйной поверхности реки?
Вы предпочитаете американские горки?
Ах, это так обыденно.
Мы развлекаемся в Сибири по-другому.
В ночь перед ледоходом
На самой полноводной реке
По уже взволнованному льду
Мы расставляем
Герметичные, полые, пластмассовые яйца.
В каждом яйце сидит по человеку.
Их понесёт вниз,
Вращая, бросая, захлёстывая
Тысячами кубометрами дикой ледяной воды.
Так несёт их до океана,
Где наш атомный флот
Вылавливает яйца,
Из которых извлекают смеющихся людей.
Так мы научились снимать зимний стресс
И праздновать праздник прихода лета.
А вы катались на льдине полуметровой толщины?
8.
Когда человек с облегчением покидает этот мир
И оказывается, наконец, один
В просторном гробу на глубине,
Где всегда постоянная температура,
Где не идут нудные дожди
И не беспокоят соседские дети,
Он смеётся первый раз в жизни весело и беззаботно.
Удобно устраиваясь в своём новом помещении,
Он извлекает из нагрудного кармана вечную ручку
И начинает писать те письма,
Которые мечтал написать все долгие годы жизни.
Это письма о любви.
Это письма к той девочке,
Которая ждёт эти письма уже семьдесят лет.
Когда я умру,
Не забудьте положить в мой карман вечное перо.
9.
Мы – вечерняя смена.
Мы запрессованы в клеть,
Мы вместе падаем на километровую глубину.
Наши желудки наполнены пищей,
Она сладко бродит, варится, всасывается
И передаёт нашим мышцам свою энергию.
Мы – вечерняя смена.
От нас пахнет табаком и брезентовой робой,
Мы щетинисты и белозубы,
Нас ждёт гранитный забой.
Мы – вечерняя смена.
Мы запрессованы в клеть,
Нас поднимают медленно с километровой глубины.
От нас пахнет пылью и потом,
Желудки скомканы, как рукавицы за поясом,
Мышцы обвисли и не желают напрягаться.
Мы – вечерняя смена.
«До завтра, ребята», - бросит толстая баба в спецовке,
Открывая решётчатую дверь клети.
10.
Где-то существует партия «Верный путь»,
Это лучшая партия на всём свете.
Как отталкивающе колко, по-змеиному свистяще
Звучат эти – ХСС, ПДС, КПСС.
Партия «Верный путь»
Объединяет только верных партийцев.
Быть на верном пути с верными друзьями –
Это мечта многих, если не всех!
Но возглавить такую верную партию верных людей
Может только Иисус.
Кто другой осмелится претендовать
На главенство в этой партии?