Чудотворец был высокого роста

Константин Кебич
Чудотворец был высокого роста


Рассказ


   Первый раз я увидел его возле Крестовоздвиженской церкви.
   Хотя, возможно, церкви там, где я его первый раз увидел, не было. Был забор. Кажется, обыкновенные вертикальные толстые прутья, соединённые горизонтальными. За забором горел свет.
   Я возвращался с автовокзала, в здание и в районе которого провёл более трёх часов, пытаясь дозвониться до человека, от которого зависело, на когда мне брать билет так, чтобы его не обременить своим присутствием.
   Билета я тогда не взял, поскольку ни до кого не дозвонился. Уже вернувшись, и переведя дух и валюту из одной в другую, я понял, что за те деньги, которые я потратил на телефонные карточки, за неимением на автовокзале переговорного пункта, я мог бы...
   Словом, я мог бы многое, но дело не в этом.
   Была ночь. Стоял январь. Шёл снег, и сквозь эту ночь, этот январь и этот снег я шёл от автовокзала к станции метро "Лиговский пр.", как указано на той карте, по которой я сейчас вспоминаю свой тогдашний путь и устанавливаю для себя название всяческих микротопонимов, по которым этот путь пролегал.
   Теперь я думаю, что этот мост, по одной стороне которого я перешёл Обводный канал, не желая встречи с компанией, стоявшей на другой его стороне (мало ли что!), неспроста назывался Предтеченским.
   Улица была пустой и тёмной. Где-то вдалеке горел свет. Я шёл и думал о том, что в это время я мог бы смотреть концерт на Дворцовой площади, организованный "Единой Россией", и о том, сколько раз я прошёл от автовокзала до Лиговского, пытаясь найти работающий телефон-автомат. Они почему-то все не работали. Быть может, для одного меня.
   Постепенно я приближался к свету. Прохожих не было. Машин тоже. Только снег.
   Его я увидел издалека. Почему-то я сразу решил, что это он. Он стоял почти у самого забора и смотрел на свет.
   Только потом я понял, что не ошибся тогда. А в тот момент я лишь немного замедлил шаг, пытаясь разглядеть его лицо под кожаной кепкой. Мне не показалось странным наличие такого головного убора в такую погоду.
   А он стоял и смотрел на свет.
   Снег, падая, искрился.

   ***

   Когда я уже ехал в трамвае к Московскому вокзалу (я решил попробовать дозвониться ещё и оттуда), то подумал, что это была иллюзия, галлюцинация, что мне привиделось... "Он ведь давно мёртв", - говорил я себе. - "Просто для тебя он жив, и ты ищешь с ним встречи... А он, может, и видеть бы тебя не захотел, если бы был жив!".
   Но тут же откуда-то с другой стороны кто-то словно мне говорил: "А ты видел его могилу? Или кто-то кроме тебя её видел? Нет даже документа о его смерти. Так что тот, кого ты увидел, вполне мог быть им".
   "Но даже если так", - не сдавался мой материалистический разум, - "Ему же сейчас должно быть...".
   "А ты не задумывался над тем, что тот, кто умеет летать, может и многое другое?".
   Для меня это был железный аргумент. В то, что он умел летать, я верил.
 
   ***

   А через два дня он попросил у меня закурить в саду недалеко от Исаакиевского Собора. Я ходил и рассматривал бюсты российских поэтов, и, остановившись возле бюста Лермонтова, не заметил, как он подошёл сзади.
   Да, за все эти годы он ни на миг не постарел. И одежда его была как новенькая. Сейчас такой давно нет.
   Я сказал:
   - У меня только "Даллас".
   Это была вторая пачка "Далласа" за три дня. Первая исчезла у меня при посещении Планетария.
   - Давайте "Даллас", - сказал он.
   Я протянул ему пачку. Он взял сигарету, достал из кармана трубку, и, растерев сигарету в пальцах, высыпал в трубку табак.
   - Ещё? - спросил я.
   - Нет, хватит, - ответил он, чиркнул спичкой из появившегося из всё того же кармана коробка, и поджёг трубку.
   Я не решился посмотреть, что было изображено на коробке. "Пусть это останется тайной" - подумал я.
   Он молча курил. Я не хотел нарушать его молчание какими-то вопросами, потому что в одном его присутствии в шаге от меня я находил на них ответы. А он молчал.
   И я стоял и молчал.
   И он молчал.
   Мы оба стояли и молчали.
   А если бы это происходило не в саду, название которого я не хочу искать на карте, а, к примеру, на берегу Невы, то я бы мог сказать: "Тихая вода покачивалась у моих ног".
   Но было так, как было. Вытряхнув пепел, он спрятал трубку в карман.
   - Вы не знаете, где можно купить табак? - спросил он у меня.
   - Не знаю... Где-то здесь я видел магазин, там торгуют сигарами.
   - Надо же, - сказал он. - Я до сих пор не нашёл табака. Главное, деньги есть, правда, их никто не примет, а табака - нет.
   - Скажите, а вы тогда улетели?
   - Да, улетел. Взял и улетел. Плохо было, тяжело, думал, и жив не буду. А потом как-то собрался всё-таки, они вывели меня во двор, а я - раз! - и в небеса... Гляжу, они смотрят, рты разинули, потом палить начали, а мне что...
   - И как же вы теперь? И всё это время...
   - Да ну... Это неинтересно... Недавно пришёл домой, а там доска висит, что я там жил... Смешно, да? И дверь железная, с кнопками. Я даже в парадную не зашёл. Не смог зайти. И не узнаёт никто. Раньше всё время что-то вслед кричали, а теперь...
   - Я вас узнал. Мне ещё тогда показалось, что это вы, ночью, возле Обводного канала.
   - Возле Обводного канала? Нет, это не я был, а Серов. Художник. - он усмехнулся.
   - А я вашу книгу позавчера на Невском купил. - сказал я.
   Он помолчал и сказал:
   - Ну ладно, пойду я. Говорят, где-то опять старухи вываливаются... До встречи!
   Тут бы я мог написать, что он повертел головой во все стороны, и, пятясь, вышел из поля моего зрения, или что он отошёл, а потом ушёл, но было не так.
   А как было - я не помню.
   Но он - был.
   Уж кто-кто, а он - был.
   И где-то, наверняка, есть. Может быть, всё так же стоит возле того забора и смотрит на свет. Когда приеду в следующий раз, обязательно туда схожу.


4.06.2007.