Я стану более грубым,
и менее виноватым.
Всё чаще горят трубы,
обёрнутые красной ватой;
с холодным стеклом в привате
голодного вмиг прихватит.
Страх станет моим зеркалом —
внутренним подпространством,
этакой голой Берковой,
пытающейся прокрасться;
и при том не отдаться,
ну разве что зАсто баксов.
А ночью. Так тихо ночью!
Что слышно дыхание птицы,
птицы моего счастья,
птицы моего рассудка,
маленькой серой птицы,
мечтающей удавиться...
...вот, сука!....