1.
Сейчас не вытирают ноги лишь о потолок,
где повесть сложена из неименья строк,
где творчество-товар, ему цена-собачий копролит,
где ставни стальные у оконных створок,
где апрельксий полдень октябрем налит,
где небосвод, тоска и еловый хворост
собраны в луже не под действом Божьих
слов и бьются о обувь прохожих.
Здесь, у подъезда, услышав бой рюмок
с тоскою в глазах сказал бы Людвиг:
"Жаль, я не в силах оглохнуть дважды";
здесь не война, но ты хоть убей
окромя глины нечем не спастись от жажды,
от жажды к гордыни в глазах людей.
Здесь если не душа, то в крови десна,
не здесь светозарность, не здесь весна.
2.
Пыль этих мест, симптонимичная пыль,
симптонимично скрывает того, кто пил
не внутри, не снаружи, не сверху, где-то
за границей всего, но рядом с нами,
не с материнских рук, но со вкусом детства
(не молока и не страшными снами),
спасибо, не водку; боюсь, что крепче,
не раздеваясь, но обнажая плечи.
Пыль оседает на рюмках,страницах книг,
образуя собой Пантократов лик,
да так, что, бесспорно, прозрел бы Асадов,
окрылись бы окна, наступила весна,
повесть заимела бы точку(не без надсада),
зазвенел бы апрель и ушла тоска.
Но реальность здесь не сломать, не сгрызть;
здесь на вид-ряд метафор, на деле-жизнь.