Не говори,
что до зари
мгла
наши тела
пламенем зла
жгла.
Нам сожалеть ни о чем не надо, -
сумерки рая, рассветы ада
прожиты нами и нам уже прощены.
Словно клинок, отозвались в ране
эти четыре смертельных грани –
стона и шёпота, вскрика и тишины.
Тем, кто изведал власть
страстью сплетённых рук,
в ересь нельзя не впасть
даже в канун разлук, -
свежесть затёртых слов,
святость земных грехов
каждый принять готов
лишь на изломе слов.
С пеплом костра
сдуют ветра
ночь –
сказка вздохнёт
и упорхнёт
прочь.
Нам сожалеть ни о чём не надо, -
сумерки рая, рассветы ада
прожиты нами и нам уже прощены.
Словно клинок, отозвались в ране
эти четыре смертельных грани –
стона и шёпота, вскрика и тишины.
В ночь мы вошли вдвоём,
стали в ночи одним.
Всё ли мы вспомним днём?
Всё ли мы сохраним?
Может быть, на свету
станет невмоготу
верить, что мы нашли
тропку за край земли?
Горечь потерь
передоверь
снам, -
знай, что одна
сказка дана
нам.
Нам говорить ни о чём не надо, -
сумерки рая, рассветы ада
прожиты нами и нам уже прощены.
Словно клинок, отозвались в ране
эти четыре смертельных грани –
стона и шёпота, вскрика и тишины.
Спорит пока что плот
с паводком звёздных рек, -
в каждой секунде – год,
в каждой минуте – век.
Отсвет ночных костров,
отзвук иных миров...
Рвётся к руке рука,
словно к строке – строка...
Сможем ли впредь
мы захотеть
столь –
не утолить,
множить и длить
боль?
Впрочем, гадать о таком не надо, -
сумерки рая, рассветы ада
прожиты нами и нам уже прощены.
Словно клинок, отозвались в ране
эти четыре смертельных грани –
стона и шёпота, вскрика и тишины.
1998.