Еврейские библейские праздники. Сборка

Еврейские библейские
       Праздники

          Марк Штремт
 
Еврейские библейские
         Праздники


            Марк Штремт            
               


   
 

Оглавление       

Ту-би Шват (Новый год деревьев)………..4
Пурим…………………………………………8
Рош-ха-Шана………………………………...30
Йом-Кипур………………………………….. 37
Суккот………………………………………. 45
Ханука………………………………………. 50
Песах………………………………………… 55
Шавуот……………………………………… 62
 
Ту-би-Шват (Новый год деревьев)

Чудесный праздник наш еврейский,
Деревьев это – Новый год,
В ряду он праздников библейских,
Евреев прославляя род.

Когда цветущие деревья
На обетованной Земле,
Лишь распускают свои «перья»,
Подобно «пущенной стреле».

Как новый цикл плодоношенья,
От зимнего пробудке сна,
Он богу суть благодаренье,
Среди зимы, для них – весна.

Особым праздничным застольем,
С названьем – седер Ту би-Шват,
Проходит с полным он раздольем,
Где стол весь фруктами богат.

Столы накрыты скатертями,
Бело всё, будто первый снег,
Они украшены цветами,
И тоже ранний их побег.

Там ветки мирта, благовонья,
Там пряности, полно свечей,
Вино, как элемент застолья,
Чтоб грустных не было очей.

Вино в кувшинах, но два сорта.
В одном – бело(е), в другом – красно(е),
Собравшихся людей когорта,
Прослушав Тору, заодно;

Бокалы дружно поднимают,
Вначале с белым лишь вином,
Себя закуской угощают,
Фруктовым вкусным пирогом.

Оливки, финики – всё рядом,
Конечно же, и виноград,
Благословляя фрукты взглядом,
Участник каждый очень рад.

Второй бокал – уже не белый,
Разбавлен красным он вином,
Как будто делаешь чуть «спелым»,
Оно «прощается со сном».

Оно, как фрукт какой-то зреет…
В бокале третьем – пополам,
Вино заметно в нём краснеет,
Всё ближе к зрелым всем плодам.

И, наконец, бокал четвёртый,
Он полон красного вина,
Год прославляя плодородный,
Его все пьют всегда до дна.

На праздничном столе «засилье»,
Семь фруктов и мучной пирог,
Плодов всё это изобилье
Послал стране, конечно бог.

Они указаны все в Торе,
Но много есть ещё других,
Они «заглаживают» горе,
Что Храма нет ещё у них.

Орехи, яблоки и груши –
Духовный символ всех миров,
Они «расплавят» Ваши души,
Земля евреям дарит кров.

В начале трапезы наш ребе
Всем задаёт такой вопрос,
Наш праздник – здравница о «хлебе»,   
Чтоб он у нас успешно рос.

Зачем возводим всё в веселье?
А потому – гласил ответ,
Что раньше урожая «зелье»…
Но Храма нашего ведь нет;

В те годы в виде приношенья
Земли все первые плоды,
Несли все в Храм без приглашенья.
Как нужный им стакан воды.

Теперь же эти приношенья
У нас на праздничном столе,
Как символ Храма возрожденья,
Как «пуля, но пока в стволе».

Сегодня праздник наш чудесный,
Не только есть фруктовый пир,
Он за столом приносит мир,
Ещё он тем нам всем известный;

Деревьев высадкой всеобщей,
С участьем тысячи людей,
Чтобы пустыни вид зловещий.
Покрыть мильонами ветвей.


 
Пурим
(по книге Эстер)

1

В далёкой древности библейской
Богатством славился Восток,
В нём дружно жил народ еврейский,
И там хранил их мудрый бог.

Большое было это царство,
В нём правил царь Ахашверош,
Сто двадцать стран – его богатство,
На всех царей он был похож.

Его приказы, повеленья
Бывали мудры и строги,
Совет держал для их свершенья,
Ведь были у него враги.

Однажды пир был им устроен
Для всех придворных и князей,
Сей пир богатством был «напоен»,
Он на устах был у людей.

Полгода длилось всё веселье,
Чтоб всё богатство показать,
Все гости жили, как в похмелье,
Со всей страны съезжалась знать.

Весь блеск величия и славы,
Устроен был на том пиру,
«Текли» концерты для забавы:
Певцов, танцоров, их игру.

Когда же праздник был окончен,
Устроен для народа пир,
И этот пир – настолько сочен,
Он весь народ «пленил» на мир.

Народ, от мала до велика
Валил «навалом» в царский сад,
Хотя и было им столь дико
Попасть в такой прелестный «ад».

Из серебра и злата ложа
Стоят на мраморном полу,
Вино все пили сидя, лёжа,
Все вольны подойти к столу.

Еда, вино текло рекою,
Царь угощенья не жалел,
Он был готов с народом «к бою»,
Любовь к себе он завладел.

Его жена – царица Вашти
Устроила для женщин пир,
Красавица по женской части,
Царю была, как эликсир.

На день седьмой всего веселья
Царь отдал евнухам приказ,
Чтоб всех избавить от похмелья,
Царицу пригласить сейчас.

Венец чтоб царский был на Вашти,
Чтоб покорить всех красотой,
Чтоб разгорелись всюду страсти,
Чтоб царь доволен был собой.

Но Вашти не пришла на вызов,
Своё достоинство храня,
Не то, чтобы из-за каприза,
А самого царя виня.

Он должен сам придти за нею,
Чтоб уважал её красу,
Хотя ослушаться не смея,
Царю, как первому лицу.

От своеволия царицы,
Разгневан сильно был наш царь,
Не мог простить сей шаг девице,
Запахла от расправы «гарь».

Решить вопрос о наказанье
Владыка сам принять не мог,
Совет созвал и дал заданье,
Поступку подвести итог.

Один советник, самый умный,
Свой вынес тяжкий приговор:
Поступок Вашти есть бездумный,
И он похож на загово;р.

Вина её гораздо шире,
Вина не только пред тобой,
Теперь в подвластном тебе мире
Мужьям дадут все жёны бой.

Пример всем показала жёнам,
Не слушать можно нас, мужей,
И даже кто владеет троном,
Оскорбление – грубей.

Должно быть строгим наказанье,
Она не может быть женой,
Царицы сан – его названье
С неё придётся снять долой!

Царицу подыскать другую,
Блистала чтобы красотой,
Послушной, умной и такую,
И чтоб не спорила с тобой.

Издал указ сей царь светлейший,
Царицу новую найти,
На поиск дал он срок скорейший,
Чтоб в царский дом могла войти.

Отряд специальный был им создан,
Искать красивых всех девиц,
Чтоб выбор им самим осознан,
Средь множества красивых лиц.

2

В столице этого же царства
Еврей жил некий – Мордехай,
Он не имел ни в чём коварства,
Он скромным был, попасть чтоб в рай.

Он воспитатель был Адасы,
Она ж – красавица Эстер,
Из всех девиц еврейской массы,
Она – действительно шедевр.

Среди соперниц нет ей равных,
Лицом, фигурой и умом,
Все качества природой данных,
Войти царицей в царский дом.

Средь многих претенденток в жёны,
Взята к Эгаю под надзор,
Смотритель главный женской зоны,
Чтоб не возник у них раздор.

Семь девушек к её услугам,
Весь косметический набор,
Эгай, как старший, стал ей другом,
Её признал весь женский двор.

Не сразу выбирались в жёны,
Обычай был тогда такой,
Весь год готовились матроны,
Чтоб первой стать царю женой.

Весь год все длились притиранья,
Благоухали чтоб тела,
Потом к царю для любованья
В покои кажда(я) дева шла.

Всё, что просила эта дева,
Идти смотринами к царю,
Давалось ей для пользы дела,
Предстать пред ним как бы в раю.

Визит на вечер был назначен,
А утром – шла вновь в женский дом,
Повторный вызов – однозначен,
Коль царь ещё нуждался в том.

Очередной была девица,
Идти к царю должна Эстер,
Она не оказалась «львицей»,
Она легко «взяла барьер».

Ничто не надобно ей было,
И не просила ничего,
Она же скромно с дядей жила,
И только слушалась его.

Царю понравилась еврейка,
Эстер их покорила всех,
В дом царский словно чародейка,
Вошла она без всех помех.

Влюбился царь в Эстер так сильно,
Забросил он своих всех жён,
Он одарил её обильно
И «посадил» её на трон.
 
Венец пожаловал царице,
Устроил в честь её он пир,
В неё успели все влюбиться,
В стране объявлен как бы мир.

Мир в смысле жизни послабленья,
Налоги снизил областям,
Подарков много для веселья
Раздал он людям в честь мадам.

Эстер пока хранила тайну,
Ей повелел так Мордехай,
Когда в том будет случай крайний,
Тогда всю тайну открывай.

Скрывала, что была еврейка,
Пока опасно знать царю,
Жена – еврейка-чародейка,
Живёт царицею в раю.

3

А Мордехай имел обычай
Сидеть всегда у врат царя,
Готовым быть на всякий случай,
Эстер свою от зла храня.

Он тайну выведал случайно,
Два стража-евнухи, царя
Готовили убийство тайно,
На всю опасность несмотря.

Поведал он Эстер об этом,
А та от имени его,
Царю шепнула тут же, следом,
Храня в том мужа своего.

Два стража схвачены охраной,
Раскрыт был заговор сполна,
Но царь считал сей случай раной,
Что нанесла ему страна.

Повесив этих негодяев,
Облёк доверьем дядю, дочь;
Охрану вновь он всю сменяя,
Аману всю доверил мощь. 

Возвысил царь Амана выше
Всех близких во дворце князей,
Его боялись, словно мыши
Вдруг появления людей.

Заставил царь своим указом
Всем на колени падать ниц,
Когда Аман любым бы часом
Не проезжал бы, словно принц.

Иметь такую надо смелость,
Лишь Мордехай не падал ниц,
Ему нисколько не хотелось
Признавать, что едет «принц».

Узнал Аман про Мордехая,
Что он к тому ж ещё – еврей,
И сильным гневом злопыхая,
Не мог он стать к нему добрей.

Решил не трогать Мордехая,
Он доложил о всём царю,
Как нация, нам не родная,
Всех уничтожить, как в бою.

Но прежде жребий там бросали,
Названье жребию был пур,
Потом лишь время назначали
И день, и месяц процедур.

Царь дал согласие Аману
Возглавить зверский сей поход,
Он перстень сняв, отдал «чурбану»,
Чтоб уничтожить весь народ.

Аман отдал для исполненья
Столь много тысяч серебра,
Казны чтоб было наполненье,
За счёт евреев ограбленья,
За счёт еврейского добра.

Узнав о замысле Амана,
Пришла на помощь тут Эстер,
Сам Мордехай путём обмана
Ей подал весть чрез тайных мер.

Поскольку же она – царица,
Любима, первая жена,
Лишь ей к царю бы обратиться,
Ведь просьба первая, одна.

Но строг приказ: без приглашенья,
Никто не мог попасть к царю,
Рискуя жизнью в нарушенье,
Отдав за это жизнь свою.

Три дня молилася царица,
Попасть к супругу на приём,
Пойду, чему бы ни случится,
Ведь это же мой царский дом.

Лишь для спасения народа
Эстер решилась на тот шаг,
Коль смертью «пахнет ей погода»,
А вдруг поможет друг наш, «маг».

Без вызова явилась к мужу,
Златой скипетр ей протянул,
А вид согрел владыке душу,
Он просто в счастье «утонул».

Её не звал к себе он долго,
Прошло уже все тридцать дней,
Голодным взглядом злого волка,
Он оценил всю прелесть в ней.

И тут же взгляд его стал мягким,
Он просьбу разрешил назвать,
Весь ход приёма стал вдруг гладким,
Глазами стал её ласкать.

Эстер назвала лишь желанье,
Сегодня пригласив на пир,
Царя с Аманом в знак признанья,
Что в женском деле правит мир.

Во время пира с обращеньем
К Эстер царь обратился вновь:
-- Быть может, просьба иль желанье
Тебе нужны, моя любовь?

-- Хочу продолжить всё веселье,
Чтоб завтра были все Вы вновь,
Прошу Вас сделать повеленье,
Коль между нами есть любовь.

Желанье подтвердил царицы,
Особо рад был и Аман,
Ему бы только веселиться,
Он приглашён, как важный сан.

В тот день весёлый, благодушный
Аман отправился домой,
А у ворот вновь непослушный,
Сам Мордехай сидел – «немой».

Пред ним не встал он на колени,
И не упал пред ним он ниц.
И это вовсе не от лени,
А лишь от нравственных границ.

Вспылав на Мордехая гневом,
Его не тронул в этот раз,
Домой вернулся злой он с рёвом,
Пробил для Мордехая час.

С женою Зереш, они вместе,
Позвали всех своих друзей,
Похвасть и доставить лести,
Свой дом представил, как музей.

Поведал о своём богатстве,
Вознёс его царь выше всех,
Князей и слуг при царском «братстве»,
И нет ему ни в чём помех.

Гордился тем, что пригласила
На пир царица лишь его,
И завтра пир вновь учинила,
Вновь гостем он – и никого.

Но каждый раз лишь огорченье
Ему приносит Мордехай,
Царя приказы, повеленья
Трактует, как – не почитай.

Он не встаёт ни на колена,
Пред ним не падает он ниц,
Исходит от него измена,
И он один из этих лиц.

Тогда жена его и гости
Аману дали злой совет,
Зачем ломать ему все кости,
Померкнет Мордехаю свет.

На дереве его повесить,
Скажи решение царю,
Что он один тебя лишь бесит,
И я от злости весь горю.

4

Царя вдруг взяли в плен сомненья,
Не дался ночью ему сон,
Велел слуге без промедленья
Подать все летописи он.

Им найдено оповещенье
О том, что некий господин,
Из побуждений лишь почтенья,
Царя от смерти спас один.

Раскрыл он замысел двух стражей,
Хотели те убить царя,
Спросил он слуг об этом даже,
Что не почтили его зря.

Аман как раз явился утром
К царю во внешний царский двор,
И царь почувствовал всем нутром,
Что есть не добрый разговор.

Хотел добиться разрешенья
Повесить просто наглеца,
И ждёт царя он повеленье
Для долгожданного конца.

Но царь спросил тогда Амана,
Коварный был его вопрос,
Какого тот достоин сана,
Коль кто до почестей дорос?

Не чувствовал Аман подвоха.
Себе присвоил он почёт,
Но что ему вдруг будет плохо,
И что ему предъявят счёт.

Ответ его довольно наглый:
-- В одежды царские одеть;
И, как всегда, Аман был жадный:
-- На царской лошади сидеть.

И пусть одежду-одеянье,
А также царского коня,
Возьмёт князь первый с почитаньем,
Кому награду дал бы я.

Одеть в те царски(е) одеянья,
Верхом чтоб сел он на коня,
На площадь въехать при сверканье,
Кричать: Почёт есть от царя.

-- Тебе Аман, ты князь мой первый,
Как всё ты только что сказал,
Для Мордехая, князь мой «верный»
Исполни, я так приказал.

Исполнил волю он владыки
Всё точно, как сказал он сам,
Хотя казалось ему «дикой»,
Теряет он престижа сан.

Аман, расстроенный событьем,
Поспешно держит путь в свой дом,
Отравлено его всё житье,
Своей вины не понял в чём.
 
Жене, друзьям поведал горе,
В ответ услышал он слова,
Что, если с Мордехаем в ссоре,
Слетит возможно голова.

Во время этих разговоров
Явились евнухи царя,
Амана, словно приговором,
На пир к царице водворя.

5

И снова царь жене-царице
Исполнить просьбу дал совет,
Любую, что ей даже снится,
Тем более от всяких бед.

-- Мой господин, Вы – царь могучий,
Коль милость есть у Вас ко мне,
Подарок мне, тот будет лучший,
Чтоб я жила у Вас в душе.

Чтоб жив был весь народ еврейский,
На гибель отданы все мы.
И, если б проданы в рабы,
Ущерб царя был бы сильнейший.

Проделки это все Амана,
Тебе противник он и враг,
Его лишить ты должен сана,
И смело делай этот шаг. 

Свой гнев обрушив на Амана,
Царь вышел вдруг в дворцовый сад,
Тогда к Эстер, путём обмана,
Приполз до ложа этот гад.

Почти касаясь её тела,
Он умолял её простить,
И им затеянное дело
К евреям, сможет погасить.

Внезапно царь пришёл из сада,
Амана видит близ Эстер,
Не терпит он такого ада,
И принимает ряд он мер.

Подумав, что над ней насилье,
Он быстро отдаёт приказ,
Ему устроить так «веселье»,
Чтоб больше не тревожил нас.

Казнить, на дереве повесив,
Где должен Мордехай висеть,
Избавив всех от мерзкой спеси,
Никто не мог её терпеть.

А истребление евреев
Несёт казне один лишь вред,
И это дело он затеяв,
Конечно же, его лишь бред.

Царь щедро одарил царицу,
Ей подарил Амана дом;
Эстер, царю решив открыться,
О дяде ей навек родном.

И снял Ахашверош свой перстень,
Владел им ранее Аман,
Поскольку Мордехай так честен,
Навечно он ему отдан.

Эстер дом передала дяде;
Опять она у ног царя,
Но без него во всём ни пяди,
То просьба вновь её не зря.

Просила снять указ Амана,
Об истребление людей,
Страну «пленит» такая рана,
Ведь ценен каждый иудей.

-- Народ наш столь трудолюбивый,
Он не мешает никому,
В твоей стране он стал счастливый,
И тем обязаны ему.

Верните письма все Амана,
Что разослал он по стране,
За подписью его же сана,
Убить нас всех, в успех казне.

И царь в ответ на эту просьбу,
Дал волю им писать приказ,
Чтоб отменить Амана козни:
-- Я возлагаю всё на Вас.

Пишите в письмах, что хотите,
Скрепите перстнем, что у Вас,
По всей стране их разошлите
Без промедленья, в тот же час.

Поспешно началась работа,
Писанье писем к областям,
На языках того народа,
Всем царским слугам и князьям.

Гонцы помчались во все страны,
Изъять Амана злой приказ,
Чтоб залечить всем людям раны,
Известьем новым в этот раз.

Царь жизнь дарует иудеям,
Во всей большой его стране,
Кто убивать готов евреев,
Повинен будет сам вдвойне.

Царь дал согласье иудеям
Встать на защиту жизни всех;
Кто ж поднял руку на евреев,
Врагов чтоб уничтожить тех.

А Мордехай весь в одеянье,
Под яхонт цветом и в венце,
И под народа ликованье,
На площадь вышел он в конце.

Веселье, радость иудеев
Объяло весь народ страны,
Случился праздник для евреев,
Они царю стали верны.

6

Как раз в том месяце, адаре
И в день тринадцатый его,
«Пожар» убийств и «запах гари»
Евреи ждали от всего.

Но Мордехай и дочь-царица
Сумели погасить «пожар»,
Эстер была царю «жар-птица»,
Он жизнь отдал евреям в дар.

Врагов еврейского народа
Постигла кара в этот день,
Страна избавилась от сброда,
Кто на евреев бросил тень.

Бояться стали Мордехая,
Он у царя стал первый князь,
И именем его пугая,
Исчезла всякая вдруг мразь.

В одной только столице царства
Пятьсот убито тех людей,
Кто жаждал зверского коварства,
Кому «мешал» жить иудей.

Убили сыновей Амана,
Все были недруги царя,
В стране чтоб не было обмана,
И часть князей и слуг, не зря.

И в день четырнадцатый тоже
Убито триста всех врагов,
Но их имущество и ложи,
Не тронули, как их и дом.

А день пятнадцатый в столице
Веселья, пиршества стал днём,
Сначала надобно молиться,
Потом – вся радость за столом.

Конечно, песни, пляски тоже,
Подарки дарят в этот день,
Из года в год всё Царство божье
Цветёт, как всякая сирень.

Все названные здесь событья,
И Мордехай, и дочь Эстер,
Вписали в письмах для всех жития,
Мучений, доблести пример.

По всей стране его огромной,
До самых африканских стран,
Летели письма и, как бомбой
Срывали страх, что нёс Аман.

Неслось веселье, радость людям,
Назвали Пурим проздник тот,
Для всех евреев праздник чуден,
По странам мира держит ход.

Записан в книгу он законов:
Деянья грозного царя,
Как Мордехай приближен к трону,
И как Эстер дела творя:

Умом и мужеством сумела
Амана победить всё зло,
Как в этом деле преуспели,
Что в душах солнце, как взошло.

Благословение

Благословен Господь, взыскавший
За всех евреев, свой народ,
Народ еврейский, весь поднявший
За жизнь свою в тот славный год.

Расстроил замысел коварных,
Народа нашего врагов,
По чину их во всём шикарных,
В богатстве, в силе их «рогов».

Не помогло всё их богатство,
Сгубила глупая их спесь,
Возликовало наше братство,
В борьбу включился род наш весь.

Аман – потомок Амалека
Замыслил истребить народ,
Но он по замыслу – «калека»
И весь его злосчастный род.

Нашёлся Мордехай – отважный,
Он воспротивился врагу,
Он сделал шаг настолько важный,
Согнул противника «в дугу».

Надел он вретище и в траур
Он облачился, блюдя пост,
Вцепился в землю он, как «ящур»,
Меж злом и благом – был, как мост.

Раскрыл он заговор слуг царских
И вместе с дочерью Эстер,
Добился почестей «рыца;рских,
Предприняв ряд ответных мер.

Он вместе с дочерью-царицей
Вошли в доверие к царю,
И вместе лишь могли добиться,
Что царь сказал: «Вам жизнь дарю».

Аман доверие утратил,
Он прозевал и заговор,
Казну чуть было не растратил,
И на царя навлёк позор.

Хотел сгубить он всех евреев,
От них не малый был доход,
Он сам зачислен был в злодеи,
Царь выдал справедливый ход.

Пур-жребий не помог Аману,
Всё вышло вточь наоборот,
Он сам себе нанёс лишь рану,
И жребий сделал поворот.

Повешен вместо Мордехая,
Народ еврейский весь живой,
И Пурим каждый год справляя,
Дарует Богу голос свой.



















 
Рош ха-Шана
(Еврейский Новый год)

Рош ха-Шана – библейский праздник,
Он есть еврейский Новый год,
Другим он кажется, как «частник»,
Его чтит лишь один народ.

Что в переводе он с иврита,
Так это – «года голова»,
Обрядов много в нём сокрыто,
В молитвах – нужные слова.

Начало – в первый день тишрея
По лунному календарю,
Осенним солнцем всех он грея,
Он просто – братик сентябрю.

Точнее – на его средину,
На вечер накануне дня,
В нём бог обычаев лавину,
Тысячелетьями храня;
 
В Талмуте выдал к исполненью
Работе всякой на запрет,
Лишь на еду приготовленье
Дал положительный ответ.

До самого Йом-Кипура,
От начала – десять дней,
Подобен бог прокуратуре,
Он судит в мире всех людей.

Его решенья беспощадны,
Иль смерть кому, иль дальше жить,
А тем из них, что столь злорадны,
Нет права в «Книге Жизни» быть.

Всё это время называют,
Все «Днями страха» иль, как месть,
Людей кто в жизни обижает,
Наглея, попирают честь.

Предписано за все поступки,
За весь предшествующий год,
Возможно даже, стиснув зубки,
Молиться, чтоб простил Вас бог.

Приветствовать других при встречах,
Раскаяться в своих грехах,
В своих обычных в жизни ре;чах,
Не нагрубить бы в попыхах.

Потом самим бы ты Всевышним
Записан в «Книгу жизни» был,
Быть праведным совсем не лишне,
Чтоб в год ты следующий жил.

В обычном смысле того слова,
На праздник наш Рош ха-Шана,
Заложен в нём весь смысл другого,
Грехам объявлена война.

Нарядные у всех одежды,
Накрыты к празднику столы,
Но в том не радость, а надежда,
Чтоб бог «не забивал голы».

В душе посеять милосердье,
Простил бы многие грехи,
За наше страстное усердие,
Являть раскаянья шаги.

Молитвы в наших синагогах
Читаются во все два дня,
Чтоб повлиять на мненье бога,
К своей пастве любовь храня.

Но самым эмоциональным –
Обряд трубления в шофар,
Как инструментом специальным,
Он богом дан евреям в дар.

Он изготовлен очень просто,
Всего лишь он – бараний рог,
В него трубят довольно часто,
Всё, как предписывает бог.

Во время утренней молитвы
По сто раз дуют каждый день,
Похоже – это символ битвы,
Чтоб отогнать от бога тень.

Он должен издавать три звука,
Сначала длинный, а потом,
Короткий, жалобный, как мука,
И резкий, быстрый, как тот гром.

Его все слушают лишь стоя,
Как бога – это «Трубный глас»,
Как символ окончанья боя,
К раскаянью прину;дить нас.

Еврей обязан по примеру
Вживую слушать этот звук,
А не под радио, «фанеру»,
Как говорят – из первых рук.

В день первый и на ночь второго –
Код зажигания свечей,
Должна хозяйка делать строго,
Для всей семьи – всего важней.

Зажечь, как минимум, две нужно,
Добавить можно по одной,
На деток всех, живущих дружно,
Светлее делая дом свой.

Но не одна хозяйка дома,
Зажечь их может даже дочь,
С трёх лет малышки уж знакомы,
Разжечь свечу на эту ночь.

Свечей в день первый зажиганье
За двадцать начинать минут,
Заката солнца в ожиданье,
Момент все с нетерпеньем ждут.

Но, если праздник не в субботу,
Не были свечи зажжены,
То не беда с такой заботой,
Зажечь их можно до еды.

До праздной трапезы начала,
Причём огонь создать нельзя,
Он должен быть, как «у причала»,
Горящим раньше и не зря.

Одну свечу ещё за сутки
Так разжигают про запас,
И от неё, как для побудки,
Другие получают «пас».

На ночь вторую – тоже свечи,
Но лишь по времени – поздней,
Когда наступит полный вечер,
И звёзд значительно видней.

И вечерами, как и днями,
Садятся за накрытый стол,
Обычно вместе и с гостями,
Благословляя хлеб и соль.

Пред каждым праздничным застольем,
Обычно делают кидуш,
Благословляя всё раздолье
Вином, для наслажденья душ.

Во время трапезы вечерней,
Как первой на Рош ха-Шана,
Обычай этот очень древний,
Всему солёному – война.

Нельзя есть всё, что кисло, горько,
Едят лишь сладкое одно,
Но всей еды при этом столько,
«Что не заметно даже дно».

Все блюда – символ изобилья,
Его ждут в будущем году,
А рыба – символ плодородья
И процветанья, в угоду;.

Морковь – кружочками по цвету,
Как россыпь золотых монет,
Давно известна хала свету,
Сладка, с изюмом, как рулет.

Чтоб год принёс бы всем здоровье,
Достаток в каждый дом жильца,
И даже мясо, но коровье,
И молодого, от агнца.

В начале трапезы съедают
От халы лакомый кусок,
И яблоком всё продолжают,
Его макнув в медовый сок.

Считается, что чем вкуснее
Вся трапеза под Новый год,
Тем год грядущий весь «жирнее»,
Тем весь обильней огород.

Обильно на столах граната,
При этом люди говорят:
«Чтоб жизнь вся не была утратой,
Дела, как зёрнышки горят».

Уже после дневной молитвы
Свершается ещё обряд,
Подобен он с собою битве,
Он по военному – «наряд».

Ташлихом назван сей обычай,
Как сбрасывание грехов,
Бывает всякий в жизни случай,
О них – всегда без «лишних слов».

И вот, чтоб сбросить эту тяжесть,
У водоёма – сбор людей,
Где водится и рыба даже,
Молитва действует верней.

Хороший это тоже праздник,
Он сплачивает всех людей,
И даже в жизни, кто проказник,
Тому лишь праздник всех милей.





















Йом-Кипур

Йом-Кипур не день печали.
А он лишь только – день поста,
В нём в древности все отмечали,
Как «наведение моста».

Как примирение друг с другом,
И прежде с Богом, в том числе,
С соседом, близким тебе кругом,
С кем ты общался налегке.

Характер праздника в Талмуде:
«Нет более счастливых дней,
Чем для решения всех судеб,
Для всех еврейских в том людей.

К нему «пристёгивают» свадьбы,
И каждый как бы вновь ожил,
И каждый очень тем был рад бы,
И он бы больше не тужил.

Другой, расхожий о Кипуре
В сознании людей всех миф,
Что в этот праздник, в процедуре
Молитвой обойдёшь ты «риф».

За службой в нашей синагоге
В молитвах ты проводишь день,
Как будто ты весь день в дороге,
И как бы сбрасываешь «тень».

Грехи, как тень, в твоём сознанье,
Но дело в том, что и не все,
А против Бога, что ты ранее
Свершил когда-то, и лишь те.

Свои грехи к обычным людям
Не искупает Йом-Кипур,
Ты должен их, начав по будням,
Просить прощенья целый «тур».

И если первая попытка,
Вам не приносит тот успех,
Хотя для Вас и будет пытка,
Но искупить должны Вы грех.

Второй раз, искренне прощенье
Должны просить Вы у истца,
И даже третий раз решенье
Должны принять Вы до конца.

Истец не должен быть суровым,
Он должен вежливо прощать,
Он должен быть к тому готовым
И не сильно возражать.

Но коль вина твоя огромна,
Ущерб ли нанесён большой,
То просьба вовсе неудобна,
И ты истцу, как не родной.

Йом-Кипур предписан Торой,
Единственный где сказан пост:
«Смиряйте души Ваши верой,
И меж людьми постройте мост».

За час до праздника начала
«Приходит в действие» сей пост,
В нём Тора точно предсказала,
Когда «кончает он свой рост».

По времени «рост» длится сутки,
Запретов много в этот день,
Отбросив в сторону все шутки,
«На каждого ложится тень».

Она «откроет» ряд запретов,
К примеру, ничего не пить,
Порою трудно дать ответа,
Зачем в посту так трудно жить?

Запрет введён и на купанье
И на близкий нам интим,
Из кожи обувь одеванье,
Коль богом человек храним.

Запрет направлен, снизить чтобы
Комфорт физический души,
Кто убивать зверей готовы,
Унять свой грех в её глуши.

Точнее будет объясненье:
Простить как может тебя Бог,
Из кожи обуви ношенье
Лишь для твоих «красивых» ног.

И современная одежда
На светлый праздник Йом-Кипур:
Костюм парадный, как надежда,
И тапки, как на теннис-тур.

Последнюю пред Днём из трапез
Зовут Сеуда мафсекет,
Как «завершающая» запись
По-русски в переводе, след.

С куриным лёгким он бульоном,
Обычный это, как обед,
Одним лишь блюдом, «слабым фоном»
«Украшен» стол последних лет.

Солёной, да к тому же острой
Не подают на стол еды,
Она должна быть очень постной,
Чтоб не хотелось пить воды.

Не обязательно поститься
Всем детям лет до девяти,
Их кормят с просьбою проститься,
Еду обильну(ю) обойти.

Все женщины уже в двенадцать,
Мужчины все в тринадцать лет,
Должны постом, как «облагаться»,
Чтоб он для них оставил след.

Больным и до трёх дней родившим,
Они свободны от поста,
А голод, не переносившим,
Как и беременным, устав;

Благоволит поесть немного,
Ведь жизнь для всех всего важней,
Она важней, чем клятвы богу,
А для семьи – вдвойне родней.

Молитвы в этот славный праздник
Длинней обычных всех в году,
И каждый в нём, как тот «проказник»,
Молитвой «чтит» свою судьбу.

«Все клятвы» -- первый вечер службы,
Открытье праздника – Кипур,
Он в тоже время праздник дружбы,
Он для души твоей, как «бур».

Бурлит душа к освобожденью
От данных ранее всех клятв,
Как к новому ему рожденью,
За клятвы Богом он объят.

Германского иудаизма
Одна их знатнейших фигур,
Подобно от паразитизма,
В прошедшем веке снял, как» бур»;

Молитву «Коль нидрей» -- «Все клятвы»,
Со сроком лишь на пару лет,
Чтоб с евреев в виде «жатвы»
Снять обвинительный обет;

Они не держат обещаний,
И кругом – сплошной обман,
Но «Коль нидрей» по описаньям –
Не есть обещанный «карман».

Где лежат все обещанья,
Когда-то данных людям впрок,
Вся жизнь диктует пониманье,
Что не надёжен всяк зарок.

С утра до ночи длится служба,
Но есть короткий перерыв;
Одна молитва очень нужна,
«Аль хет», как к богу на прорыв.

«Аль хет» -- повторная молитва,
Что в переводе – «За грехи»,
Она, как истинная битва,
Как духом сильные стихи.

Молитву эту повторяя,
Себя бьют кулаками в грудь,
При этом вслух перечисляя
Грехи, что надобно «свернуть».

Грехов моральных всего больше,
Обиды на учителей,
И клятвы, сплепни часто ложны,
Нечестность, ругань всех мастей.

Но очень странное признанье:
Под давлением грехи,
Зачем мольба в их оправданье,
В них часто случаи «брехни».

Еврейский, но уже покойный,
Учёный Авраам Симон,
Грехами очень беспокойный,
Считал таких, как будто сон.

Хотя и люди утверждают,
Что их заставили свершить,
Но он, Симон, так полагает,
Что неправда может быть.

Считают непреодолимым,
Что не пытались победить,
«Аль хет» грехов необходимых
Перечисляет, скольким быть.

Но если Вы не совершали
Такой грех лично в этот раз,
Традицией всех обязали
Нести ответственность сейчас.

Во время по;лудённой службы,
Так называемой «Минхи»,
Во имя общей крепкой дружбы,
Ионы слышатся стихи.

В ней «пробегает» главной «схема»,
Желанье Бога тех простить,
Но лишь раскаявшихся тема,
Кто искренне сумел просить.

И заключительная служба,
Как «закрывающая» тур,
Она особо людям нужна,
«Неила» -- имя в «Йом-Кипур».

Вся служба как бы выражает
Закрытие ворот – конец,
И каждый сильно ощущает
В душе, как с Богом под венец.

Молитвы будто оживают,
Все молятся так горячо,
Пока «ворота» закрывают,
«Придвинуть к Богу хоть плечо».

В конце же праздника Кипура
Приводят в действие шофар,
На нём «особой партитурой»,
На длинной ноте – звук фанфар.

Поскольку на Йом-Кипуре
Затронута судьба людей,
Во всей её при жизни буре,
Нет более счастливых дней.

Так он считается в Талмуде,
Как чистка духа всей души,
Где примирились в нём все люди,
И все пред Богом хороши.
















Суккот – праздник Кущей

1

Суккот – еврейский праздник Кущей,
Он продолжается семь дней,
Он как бы признак жизни лучшей,
Где до начала всех дождей;

Когда свершив сбор урожая,
Крестьянский трудовой народ,
Получит отдых в виде рая,
Благословляя Новый год.

За Новым годом как бы следом,
Чрез дней пятнадцать от него,
Давно считается он «дедом»,
Но есть особенность его.

«Сукка» -- название – основа,
Шатёр, шалаш или «кущи»,
Так в переводе это слово,
Хоть сколько ты его ищи.

Иллюзии ведь знак опасный,
Что делает надёжным дом,
Но крыша, как нам это ясно,
Способна на любой пролом.

Надёжность, безопасность дома
Зависит от других причин,
Ведь дом «боится» и погрома,
Ведь он у каждого – один.

Их было много объяснений
Во все евреев времена,
Во всех евреев поколений,
Где не была бы их страна.

Шалаш, он ставя возле дома,
Еврей как будто в нём сейчас,
Он там во времена Исхода,
Нашёл себя в последний час.

Он как бы с теми, кто в пустыне
Скитался почти сорок лет,
И он пришёл в страну отныне,
Натерпевшись страшных бед.

Пришёл освоить её земли
И радоваться всем плодам,
В ней хорошо растут все стебли,
Сказать спасибо всем богам.

А смысл другого толкованья,
Чтоб помнил всякий человек,
Что бедность – многих состоянье,
В котором жили люди век.

Чтоб даже, будучи богатым,
Не возгордился бы собой,
Не дал бы ходу лишним тратам,
Но и гордился бы страной.

2

В Суккот особого «состава»
Проводят чёткий ритуал,
Он – «вознесение лулава»,
Так в Торе бог его назвал.

И пальмы лист лулавом назван,
Набор растений четырёх,
Они, как символ типов разных,
Людей благословляют всех.

Этрог – он с запахом и вкусом –
Он – Тору знающий еврей,
И наделённый добрым чувством,
Живущим как бы для людей.

Листочек финиковой пальмы,
Дающей даже сладкий плод,
Еврей, хотя он, как нормальный,
Он Тору знает, но – урод.

Он чёрств и безразличен к людям,
Не совершает добрых дел,
Его же многие не любят,
Душой он словно весь истлел.

Растенье мирт – не годно в пищу,
Но чудный запах лишь всего,
Таких людей все люди ищут,
Как аромат – добро его.

Без запаха и вкуса ива –
Еврей, не знающий добра,
С характером живёт спесиво,
Не чтит он Тору и Шатра.

Но бог соединил евреев
В один огромнейший букет,
Они, как ветки на деревьях,
Как хор, поющий свой дуэт.

Чтоб помогали бы друг другу,
Неся за друга и ответ,
И всё – по замкнутому кругу,
И каждый чтоб увидел свет.

Но есть другое толкованье,
Растений всех тех четырёх,
Где каждому дано названье
Частей у тела, но не всех.

Этрог – так это только сердце,
А позвоночник – пальмы лист,
Он тонок и «острее перца»,
И гибок, как тот танец твист.

А листья мирта так овальны,
Конечно, это же – глаза,
А ива – это же уста,
И все вокруг всем тем довольны.

Они же, взятые все вместе,
Так это ж просто – человек,
Они все собраны, как в тесте,
Творца все славят без помех.

В канун веселья на базарах
В продаже всё для шалашей,
Они как будто в божьих дарах
Всех вышеназванных частей.

Усыпан город шалашами,
Они растут, как те грибы,
Бывает спят в них и ночами,
Всё чаще дети и деды.

Дворы, балконы и веранды,
Стоянки многие авто,
Их шалаши, как «оккупанты»,
«Одели город весь в пальто».

И даже на военных базах
Чтят этот праздник, как и все,
А шалаши, как метастазы,
Раскинуты почти везде.

Сегодня все семь дней Суккота,
Желанья жить в том шалаше,
Совсем немногих в том забота,
Они сегодня – в меньшенстве.

Но шалаши все любят дети,
Для них всё это, как игра,
Для них все приключенья эти --
Совсем весёлая пора.

В Израиле Суккот, как праздник,
По полной празднуют лишь день,
А остальные – полупраздник,
Уже берёт всех в плен и «лень».

Студенты, школьники – гуляют,
Почти не полный день везде,
Свои проблемы оставляют,
И каждый сам себе в гнезде.
Ханука – победа и чудо

1

Как чуден праздник наш Ханука,
В его основе – ряд побед;
О нём еврейская наука
В истории оставит след.

В далёкой древности еврейской,
Венчал победу наш народ,
Обычай древний иудейский,
В молитвах славить весь свой род.

Правитель прошлой Иудеи,
Иегуда – царь Маккавей,
Из рода древних Хасманеев,
Народа древнего ветвей;

Над войском греческим победой,
С возвратом Храма и горы,
Покончил с гнётом и всей бедой,
Очистив храм от мишуры.

От их языческого культа,
И всё, что связано там с ним,
Спасая Храм свой от «инсульта»,
Поскольку сам народ гоним.

Вся утварь древнего их Храма,
Была вновь ими создана,
И эта поруганья драма
Ушла на долгие года.

На жертвенник для возлиянья
Запас вина был осквернён,
А для минор, их зажиганья,
Оливок масла – весь сожжён.

Но лишь один сосуд с тем маслом,
Был найден целым, невредим,
И он служил тем звёздным часом,
Что был, как раз, необходим.

Все восемь дней шло обновленье,
Весь Храм по новой заиграл,
Зажгли минору с песнопеньем,
Боялись, кончится запал.

Считали, масла в том сосуде
Им хватит только лишь на день;
Но Бог за это не  осудит,
Что вдруг потом наступит темь.

Но в Храме том случилось чудо,
Горенье длилось восемь дней;
Я объяснять сие не буду,
Чтоб не смущать нам всех людей.

С тех пор, как память о событье
Есть зажигание свечей,
Евреи мира своё житие
Связали с памятью тех дней.

Как только сумерки забрезжут,
И первы(е) звёздочки «моргнут»,
В минорах свечи затрепещут,
В день по одной, их все зажгут.

Свеча девятая, как факел,
Огнём снабжает восемь свеч,
Чтоб без огня «никто не плакал»,
Все восемь надо ей зажечь.

И длится восемь дней Ханука,
Неся нам радость в каждый дом,
Нас покидает «тётя скука»,
И горечи сметает ком.

Традиций много в этот праздник,
На труд и запрещений нет,
Еврей наш каждый в нём участник,
Уже так много тысяч лет.

А вот для женщин – послабленье,
Ещё в те средние века,
Дано им как бы разрешенье,
Когда горит уже свеча;

Не делать никакой работы,
Отдаться Празднику сполна,
Её «грызут» свои заботы
И набегают, как волна.

Как память о горенье масла, 
В свечах миноры восемь дней,
Чтоб память вовсе не погасла,
Печёным потчуют людей,

Пекут заранее оладьи,
Блины и пончики для всех,
Чтоб было рая всё исчадье,
Чтоб не забыть победы вех.

Дарить на Праздник деньги детям
В размере мелочных монет;
К тому, в поэме мы отметим,
Обильный стол всему в ответ.

2

В традициях еврейской мысли,
В текущих прошлых временах,
Значенья Хануки «зависли»,
Менялся смысл её в годах.

Сначала Праздник в честь Победы
Был основной его мотив,
Со временем все «юдоведы»
Сменили в честь его «курсив».

Он стал, как памятью о чуде,
Свечи горенья восемь дней,
Когда все думали, что будет
Один лишь день гореть лишь ей.

Победой слабых над насильем,
Всех чистых замыслов над злом,
Добро и счастье изобильем
Текло бы в наш еврейский дом.

С тех пор двоякий смысл в Хануке,
Один лишь Праздник наш такой,
Но все они враги всей скуки,
И будоражат наш покой.

Сейчас в тех смыслах нет различья,
Пусть будет в нём двоякий смысл,
Нам важно Праздника наличье,
И сей вопрос чтоб нас не грыз.

А чудо долгого горенья –
Духовной жизни нашей знак,
Он символ стал восстановленья,
С культурной жизнью, как бы – брак.

Во все века Хануки символ,
Как факел, освещал нам путь,
И символ этот, словно буйвол,
Души еврейской движет суть.

А суть её – её живучесть,
Хотя Храм могут захватить,
И всё, что в нём постигнет участь,
Почти всё масло осквернить.

Но в тайнах всей культуры нашей
Всегда найдётся уголок,
Где масла, полного как в чаше,
Захоронили в закуток.

И в этой чаше, это масло,
С печатью первого лица,
Всегда гореть будет прекрасно
До долгожданного конца.

Конца, когда наступит время,
Культуру нашу возродить,
И скинуть вражеское бремя,
И вновь всю нацию сплотить.
Песах или Пасха

1

Какое блаженство для нас, всех евреев
Встречать праздник Песах, ведь он всех главнее,
Из праздников всех он еврейских древнейший,
А для истории нашей – важнейший.

Он связан с одним из главнейших событий,
Народа еврейского как бы открытий,
Исходом народа из рабства в Египте,
И о событиях в страшной их битве.

Начало истории – с дней Авраама,
Которому бог, осветив панораму,
Наследника бог обещал и потомков,
И много их будет, но, как бы, «вдогонку».

Но долго ещё не видать Вам свободы,
Пока не промчатся столетия годы,
Точнее, четыре столетья рабами
Должны Вы в Египте все жить меж врагами.

И первый попавший в Египет потомок
Был правнук Иосиф, настолько он ловок,
Что он из раба превратился в министра,
Советником стал фараона он быстро.

Вслед за Иосифом явилось в Египет
Семейство Яакова, ад в жизни их сгинет,
Людей в их общине лишь семьдесят было,
И приняты были они даже мило.

Семейство росло, вскоре стало их много,
И власти решили «играть» с ними строго,
Работу тяжёлую тут же вменили,
Чтоб только евреи все хуже бы жили.

Военный режим был введён повсеместно,
А это – совсем для евреев бесчестно,
Дома подвергались прослушке, досмотру,
И жён разлучали с мужьями без спору.

Рождённых всех мальчиков, там убивали,
Семью без наследника в ней оставляли,
Предали причину их гнева теченью,
Как повсеместному злому явленью.

2

Спасителем всего народа
Тот самый мальчик стал, Мойсей,
По крови из евреев рода,
Герой истории он всей.

Стечение всех обстоятельств,
От гибели спасло Моше,
И вопреки всех надругательств,
Воспитан был он во дворце.

В их логове он жил с врагами,
Народу верен был всегда,
Случиться надо ж было драме,
Убил он одного врага.

За то, что тот избил еврея,
Не мог перенести сей акт,
Он знал, что пострадает шея,
Сбежал он на верблюжий тракт.

Жил много лет он в чуждых странах,
«Шерстил» он Африку, Восток,
Он весь «погряз в душевных ранах»,
Что он с народом жить не смог.

И вот однажды по Синаю
Моше перегонял овец,
Горящий куст узрел, не зная,
Что предсказанье от небес.

А куст горел, но не сгорая,
С него раздался божий глас:
-- В Египте, твой народ страдая,
Так направляйся прям сейчас.

Ты должен вывести из рабства,
Народ свой весь освободить,
Единого достиг он братства,
Пора ему народом жить.

За время жития в Египте,
Шестьсот всех тысяч он достиг.
И в устном бог своём рескрипте
Всё выложил в кратчайший миг.

3

Не так-то просто это сделать,
Сам фараон издал запрет,
Нужна была не только смелость,
И помощь бога им в ответ.

Послал в Египет десять казней,
А в Ниле – кровь вместо воды,
Страну наполнил всякой мразью,
«Которой только есть плоды».

И полчищ жаб, не видно края,
И саранчи трёхдневный мрак,
От града гибель урожая,
Как будто света полный крах.

Нашествие животных диких,
И в большинстве своём зверей,
Падёж скота в условьях лихих,
И гибель первенцев детей.

Дома евреев бог не трогал,
Лишь наказал он египтян,
Он наказал Египет строго,
Нашёл в народе он изъян.

Изъян – к евреям в отношенье,
Он вырос в яростный накал,
Евреи приняли решенье,
Покинуть ненавистный «бал».

Они готовились к Исходу,
Пометив кровью их дома,
Чтоб в дом не было смерти ходу,
В нём не нашла себе «корма;».

А кровь все брали из баранов,
Убитых на глазах врагов,
Как мщенье ненавистным «панам»,
Евреев, сделавших рабов.

Баран – священным слыл животным,
Тем самым мщение – сильней,
И для хозяйства слишком годным,
А значит – в жизни им вредней.

Барашков молодых из стада
Не просто нужно было съесть,
А сделать это было надо,
И на виду врагов, как месть.

Ещё гласит одно преданье,
Поскольку спешный был Исход,
Заквасить тесто с запозданьем,
Не стал еврейский наш народ.

По этой самой же причине
Лепёшек пресных напекли,
И, пробираясь по пустыне,
Дни не голодные текли.

А эти пресные лепёшки,
У них название – маца,
Не требуют, как пища, ложки,
Хрустеть их можно без конца.

Их полагается есть в Песах,
Они напоминают хлеб,
Они совсем почти без веса,
Они – съедобный «ширпотреб».

Но спешка не была напрасной,
За ними чуть не по пятам,
Готовя им конец ужасный,
Теперь уже своим врагам.

Гнались отряды с фараоном,
Опять евреям бог помог,
Он гневным своим громким тоном,
Воздвиг им на пути порог.

На день седьмой после Исхода,
Открыло море им врата,
Закрыв сейчас же ширь прохода,
И тем, остановив врага.

3

А длится чудный праздник Песах,
Дней столько, сколько шёл Исход,
И очень многим в интересах
В (И)ерусалим свершить поход.

За праздничным столом читают
Пасхальную всю Агаду,
В ней всем опять напоминают
Исход и прежню(ю) жизнь в аду.

И эта трапеза с названьем
«Пасхальный седер», как всегда,
Семья еврейская стараньем
Его проводит все года.

Веками длится этот праздник
В еврейских семьях многих стран,
Еврей в нём каждый, как участник,
Ему и шанс тот богом дан.

Себя почувствовать частицей
Народа древнего времён,
Как будто сам сейчас стремится,
В Исходе будто сам рождён.

Пасхальный седер, как явленье,
Он помогает всем понять,
Как  удалось в веках теченья,
Народом, как единым стать.

В условиях жестокой жизни,
Рассеянья во всём миру;,
Народ не дал дождаться тризны,
Живёт он в собственном «бору».



















Шавуот

1

Тот день Даренья Торы Богом
И назван Праздник Шавуот,
Наполнен он библейским соком,
Издревле празднует народ.

Гласит еврейское преданье,
Что на пятидесятый день,
Исхода, после выживанья,
Исчезла в жизни «злая тень».

Народ обрёл, как Кодекс жизни,
Как Конституцию страны,
По ней жил каждый аж до тризны,
Ему невзгоды не страшны.

А с Торой – Заповедей десять,
Вдобавок – устный, как Закон,
Их честь, что очень много «весят»,
На свиток записал в рулон.

С названьем – Письменная Тора,
Иль Пятикнижия, как сплав,
А часть, подобно Светофору,
Как Тору Устную – создав.

Она записана позднее,
Чрез тысячу пятьсот лишь лет,
Второго Храма разрушенья,
Ему, как будто, даже вслед.

Вся запись этой Устной Торы
Несёт название – Талмуд,
Томов в нём много, «целы(е) горы»,
Огромный он библейский труд.

Но кроме них, ещё есть много,
Других для молящихся книг,
Мидраж – названием другого,
Всех вместе называют их.

Имеет несколько названий
Наш этот Праздник – Шавуот,
Он дополняет наши знанья,
Богаче делает народ.

Одно из первых – «Праздник жатвы»,
«О жатве первых в ней плодов,
Когда засеяв поле в клятве,
Ты не нарушил божьих слов».

Он – Праздник сельского хозяйства,
Он назван «Праздником земли»,
Когда уже явились яства,
Пшеницы зёрна зреть смогли.

В то время только земледелье
Богатой делало страну,
При этом не было безделья,
Благословляли все страду.

Должны быть благодарны Богу;
Ячменный урожая сноп
Быть первым «запряжён» в дорогу,
Как жертва богу в этот год.

Неси «начатки» урожая,
Пшеницы в виде двух хлебов,
При этом бога ублажая
В теченье жизни всех веков.

Один из Праздников «начатков»,
Он – Шавуот, один из трёх,
Он – продолжение Порядка,
В нём как бы богу дан зарок.

«Начатков» Праздников – их пару,
«Начатков» -- первых всех плодов,
Суккот и Пейсах в эту «тару»
Без лишних входят, как бы слов.

На эти только три события
Должны мужчины приходить,
Согласно жизненного бытия,
В святилище всё приносить.

Начатки видов урожая,
Что собирали в этот год,
Себя при том сопровождая,
Созрел на это время плод.

Неделя Пейсаха совпала
На раннюю весну в году,
Сбор ячменя берёт начало,
Ячмень как раз в самом соку.

Пшеница позднею весною
Вся созревала в Шавуот,
Она наполнила собою
Страну всю хлебом целый год.

И, наконец, уже на осень
Приходится и сам Суккот,
Плоды всех фруктов богу носим,
Здесь урожая – целый «флот».

Одним из главных, по решенью
Считался Праздник Шавуот,
Поры, до Храма разрушенья
В семидесятый эры год.

Хотя события Исхода
На Пейсах вспоминаем мы,
Но наши предки, год от года,
И в нём все чтили ход борьбы.

Последнее его названье
Зовётся также – Ацерет,
Что в переводе, как «Собранье,
И существует много лет.

Оно не числится в Талмуде,
Его назвали мудрецы,
Но часто пользовались люди,
Найти чтоб истины концы.

2

А синагоги в этот Праздник
Одеты все в зелёный цвет,
Они как будто всех нас дразнят,
От всех плодов шлют нам привет.

Весь день проводятся молитвы,
В столице – Плача у Стены,
И тем духовно люди сыты,
Они – хозяева страны.

Торжественно выносят свиток,
О нём читают весь рассказ,
Как этот жизни «мудрый слиток»
Навеки осчастливил нас.

При этом, слушают все стоя,
Переживая весь момент,
Как будто здесь идёт такое,
Вручают им тот документ.

Не важно смысла пониманье,
Присутствия сам важен факт,
В душе простого ликованья,
Что был свершён когда-то акт.

Стол праздничный – мучной, молочный,
Творог, сметана, сыр, торты,
Он выглядит настолько сочным,
Коврижки с мёдом, пироги.

Все дети шествуют и в школу
И даже в ранний детский сад,
Все, соблюдая божью волю,
На праздничный, конечно, лад.

С корзинками, где сливы, груши,
На головах несут венки,
У них всех радостные души,
Настали чудные деньки.

В домах все окна – в украшеньях,
Бумага в ход идёт, картон,
Людей большого уваженья,
Как признак радостей «притон».
































Еврейские библейские
       Праздники

          Марк Штремт
 
Еврейские библейские
         Праздники


            Марк Штремт            
               


   
 

Оглавление       

Ту-би Шват (Новый год деревьев)………..4
Пурим…………………………………………8
Рош-ха-Шана………………………………...30
Йом-Кипур………………………………….. 37
Суккот………………………………………. 45
Ханука………………………………………. 50
Песах………………………………………… 55
Шавуот……………………………………… 62
 
Ту-би-Шват (Новый год деревьев)

Чудесный праздник наш еврейский,
Деревьев это – Новый год,
В ряду он праздников библейских,
Евреев прославляя род.

Когда цветущие деревья
На обетованной Земле,
Лишь распускают свои «перья»,
Подобно «пущенной стреле».

Как новый цикл плодоношенья,
От зимнего пробудке сна,
Он богу суть благодаренье,
Среди зимы, для них – весна.

Особым праздничным застольем,
С названьем – седер Ту би-Шват,
Проходит с полным он раздольем,
Где стол весь фруктами богат.

Столы накрыты скатертями,
Бело всё, будто первый снег,
Они украшены цветами,
И тоже ранний их побег.

Там ветки мирта, благовонья,
Там пряности, полно свечей,
Вино, как элемент застолья,
Чтоб грустных не было очей.

Вино в кувшинах, но два сорта.
В одном – бело(е), в другом – красно(е),
Собравшихся людей когорта,
Прослушав Тору, заодно;

Бокалы дружно поднимают,
Вначале с белым лишь вином,
Себя закуской угощают,
Фруктовым вкусным пирогом.

Оливки, финики – всё рядом,
Конечно же, и виноград,
Благословляя фрукты взглядом,
Участник каждый очень рад.

Второй бокал – уже не белый,
Разбавлен красным он вином,
Как будто делаешь чуть «спелым»,
Оно «прощается со сном».

Оно, как фрукт какой-то зреет…
В бокале третьем – пополам,
Вино заметно в нём краснеет,
Всё ближе к зрелым всем плодам.

И, наконец, бокал четвёртый,
Он полон красного вина,
Год прославляя плодородный,
Его все пьют всегда до дна.

На праздничном столе «засилье»,
Семь фруктов и мучной пирог,
Плодов всё это изобилье
Послал стране, конечно бог.

Они указаны все в Торе,
Но много есть ещё других,
Они «заглаживают» горе,
Что Храма нет ещё у них.

Орехи, яблоки и груши –
Духовный символ всех миров,
Они «расплавят» Ваши души,
Земля евреям дарит кров.

В начале трапезы наш ребе
Всем задаёт такой вопрос,
Наш праздник – здравница о «хлебе»,   
Чтоб он у нас успешно рос.

Зачем возводим всё в веселье?
А потому – гласил ответ,
Что раньше урожая «зелье»…
Но Храма нашего ведь нет;

В те годы в виде приношенья
Земли все первые плоды,
Несли все в Храм без приглашенья.
Как нужный им стакан воды.

Теперь же эти приношенья
У нас на праздничном столе,
Как символ Храма возрожденья,
Как «пуля, но пока в стволе».

Сегодня праздник наш чудесный,
Не только есть фруктовый пир,
Он за столом приносит мир,
Ещё он тем нам всем известный;

Деревьев высадкой всеобщей,
С участьем тысячи людей,
Чтобы пустыни вид зловещий.
Покрыть мильонами ветвей.


 
Пурим
(по книге Эстер)

1

В далёкой древности библейской
Богатством славился Восток,
В нём дружно жил народ еврейский,
И там хранил их мудрый бог.

Большое было это царство,
В нём правил царь Ахашверош,
Сто двадцать стран – его богатство,
На всех царей он был похож.

Его приказы, повеленья
Бывали мудры и строги,
Совет держал для их свершенья,
Ведь были у него враги.

Однажды пир был им устроен
Для всех придворных и князей,
Сей пир богатством был «напоен»,
Он на устах был у людей.

Полгода длилось всё веселье,
Чтоб всё богатство показать,
Все гости жили, как в похмелье,
Со всей страны съезжалась знать.

Весь блеск величия и славы,
Устроен был на том пиру,
«Текли» концерты для забавы:
Певцов, танцоров, их игру.

Когда же праздник был окончен,
Устроен для народа пир,
И этот пир – настолько сочен,
Он весь народ «пленил» на мир.

Народ, от мала до велика
Валил «навалом» в царский сад,
Хотя и было им столь дико
Попасть в такой прелестный «ад».

Из серебра и злата ложа
Стоят на мраморном полу,
Вино все пили сидя, лёжа,
Все вольны подойти к столу.

Еда, вино текло рекою,
Царь угощенья не жалел,
Он был готов с народом «к бою»,
Любовь к себе он завладел.

Его жена – царица Вашти
Устроила для женщин пир,
Красавица по женской части,
Царю была, как эликсир.

На день седьмой всего веселья
Царь отдал евнухам приказ,
Чтоб всех избавить от похмелья,
Царицу пригласить сейчас.

Венец чтоб царский был на Вашти,
Чтоб покорить всех красотой,
Чтоб разгорелись всюду страсти,
Чтоб царь доволен был собой.

Но Вашти не пришла на вызов,
Своё достоинство храня,
Не то, чтобы из-за каприза,
А самого царя виня.

Он должен сам придти за нею,
Чтоб уважал её красу,
Хотя ослушаться не смея,
Царю, как первому лицу.

От своеволия царицы,
Разгневан сильно был наш царь,
Не мог простить сей шаг девице,
Запахла от расправы «гарь».

Решить вопрос о наказанье
Владыка сам принять не мог,
Совет созвал и дал заданье,
Поступку подвести итог.

Один советник, самый умный,
Свой вынес тяжкий приговор:
Поступок Вашти есть бездумный,
И он похож на загово;р.

Вина её гораздо шире,
Вина не только пред тобой,
Теперь в подвластном тебе мире
Мужьям дадут все жёны бой.

Пример всем показала жёнам,
Не слушать можно нас, мужей,
И даже кто владеет троном,
Оскорбление – грубей.

Должно быть строгим наказанье,
Она не может быть женой,
Царицы сан – его названье
С неё придётся снять долой!

Царицу подыскать другую,
Блистала чтобы красотой,
Послушной, умной и такую,
И чтоб не спорила с тобой.

Издал указ сей царь светлейший,
Царицу новую найти,
На поиск дал он срок скорейший,
Чтоб в царский дом могла войти.

Отряд специальный был им создан,
Искать красивых всех девиц,
Чтоб выбор им самим осознан,
Средь множества красивых лиц.

2

В столице этого же царства
Еврей жил некий – Мордехай,
Он не имел ни в чём коварства,
Он скромным был, попасть чтоб в рай.

Он воспитатель был Адасы,
Она ж – красавица Эстер,
Из всех девиц еврейской массы,
Она – действительно шедевр.

Среди соперниц нет ей равных,
Лицом, фигурой и умом,
Все качества природой данных,
Войти царицей в царский дом.

Средь многих претенденток в жёны,
Взята к Эгаю под надзор,
Смотритель главный женской зоны,
Чтоб не возник у них раздор.

Семь девушек к её услугам,
Весь косметический набор,
Эгай, как старший, стал ей другом,
Её признал весь женский двор.

Не сразу выбирались в жёны,
Обычай был тогда такой,
Весь год готовились матроны,
Чтоб первой стать царю женой.

Весь год все длились притиранья,
Благоухали чтоб тела,
Потом к царю для любованья
В покои кажда(я) дева шла.

Всё, что просила эта дева,
Идти смотринами к царю,
Давалось ей для пользы дела,
Предстать пред ним как бы в раю.

Визит на вечер был назначен,
А утром – шла вновь в женский дом,
Повторный вызов – однозначен,
Коль царь ещё нуждался в том.

Очередной была девица,
Идти к царю должна Эстер,
Она не оказалась «львицей»,
Она легко «взяла барьер».

Ничто не надобно ей было,
И не просила ничего,
Она же скромно с дядей жила,
И только слушалась его.

Царю понравилась еврейка,
Эстер их покорила всех,
В дом царский словно чародейка,
Вошла она без всех помех.

Влюбился царь в Эстер так сильно,
Забросил он своих всех жён,
Он одарил её обильно
И «посадил» её на трон.
 
Венец пожаловал царице,
Устроил в честь её он пир,
В неё успели все влюбиться,
В стране объявлен как бы мир.

Мир в смысле жизни послабленья,
Налоги снизил областям,
Подарков много для веселья
Раздал он людям в честь мадам.

Эстер пока хранила тайну,
Ей повелел так Мордехай,
Когда в том будет случай крайний,
Тогда всю тайну открывай.

Скрывала, что была еврейка,
Пока опасно знать царю,
Жена – еврейка-чародейка,
Живёт царицею в раю.

3

А Мордехай имел обычай
Сидеть всегда у врат царя,
Готовым быть на всякий случай,
Эстер свою от зла храня.

Он тайну выведал случайно,
Два стража-евнухи, царя
Готовили убийство тайно,
На всю опасность несмотря.

Поведал он Эстер об этом,
А та от имени его,
Царю шепнула тут же, следом,
Храня в том мужа своего.

Два стража схвачены охраной,
Раскрыт был заговор сполна,
Но царь считал сей случай раной,
Что нанесла ему страна.

Повесив этих негодяев,
Облёк доверьем дядю, дочь;
Охрану вновь он всю сменяя,
Аману всю доверил мощь. 

Возвысил царь Амана выше
Всех близких во дворце князей,
Его боялись, словно мыши
Вдруг появления людей.

Заставил царь своим указом
Всем на колени падать ниц,
Когда Аман любым бы часом
Не проезжал бы, словно принц.

Иметь такую надо смелость,
Лишь Мордехай не падал ниц,
Ему нисколько не хотелось
Признавать, что едет «принц».

Узнал Аман про Мордехая,
Что он к тому ж ещё – еврей,
И сильным гневом злопыхая,
Не мог он стать к нему добрей.

Решил не трогать Мордехая,
Он доложил о всём царю,
Как нация, нам не родная,
Всех уничтожить, как в бою.

Но прежде жребий там бросали,
Названье жребию был пур,
Потом лишь время назначали
И день, и месяц процедур.

Царь дал согласие Аману
Возглавить зверский сей поход,
Он перстень сняв, отдал «чурбану»,
Чтоб уничтожить весь народ.

Аман отдал для исполненья
Столь много тысяч серебра,
Казны чтоб было наполненье,
За счёт евреев ограбленья,
За счёт еврейского добра.

Узнав о замысле Амана,
Пришла на помощь тут Эстер,
Сам Мордехай путём обмана
Ей подал весть чрез тайных мер.

Поскольку же она – царица,
Любима, первая жена,
Лишь ей к царю бы обратиться,
Ведь просьба первая, одна.

Но строг приказ: без приглашенья,
Никто не мог попасть к царю,
Рискуя жизнью в нарушенье,
Отдав за это жизнь свою.

Три дня молилася царица,
Попасть к супругу на приём,
Пойду, чему бы ни случится,
Ведь это же мой царский дом.

Лишь для спасения народа
Эстер решилась на тот шаг,
Коль смертью «пахнет ей погода»,
А вдруг поможет друг наш, «маг».

Без вызова явилась к мужу,
Златой скипетр ей протянул,
А вид согрел владыке душу,
Он просто в счастье «утонул».

Её не звал к себе он долго,
Прошло уже все тридцать дней,
Голодным взглядом злого волка,
Он оценил всю прелесть в ней.

И тут же взгляд его стал мягким,
Он просьбу разрешил назвать,
Весь ход приёма стал вдруг гладким,
Глазами стал её ласкать.

Эстер назвала лишь желанье,
Сегодня пригласив на пир,
Царя с Аманом в знак признанья,
Что в женском деле правит мир.

Во время пира с обращеньем
К Эстер царь обратился вновь:
-- Быть может, просьба иль желанье
Тебе нужны, моя любовь?

-- Хочу продолжить всё веселье,
Чтоб завтра были все Вы вновь,
Прошу Вас сделать повеленье,
Коль между нами есть любовь.

Желанье подтвердил царицы,
Особо рад был и Аман,
Ему бы только веселиться,
Он приглашён, как важный сан.

В тот день весёлый, благодушный
Аман отправился домой,
А у ворот вновь непослушный,
Сам Мордехай сидел – «немой».

Пред ним не встал он на колени,
И не упал пред ним он ниц.
И это вовсе не от лени,
А лишь от нравственных границ.

Вспылав на Мордехая гневом,
Его не тронул в этот раз,
Домой вернулся злой он с рёвом,
Пробил для Мордехая час.

С женою Зереш, они вместе,
Позвали всех своих друзей,
Похвасть и доставить лести,
Свой дом представил, как музей.

Поведал о своём богатстве,
Вознёс его царь выше всех,
Князей и слуг при царском «братстве»,
И нет ему ни в чём помех.

Гордился тем, что пригласила
На пир царица лишь его,
И завтра пир вновь учинила,
Вновь гостем он – и никого.

Но каждый раз лишь огорченье
Ему приносит Мордехай,
Царя приказы, повеленья
Трактует, как – не почитай.

Он не встаёт ни на колена,
Пред ним не падает он ниц,
Исходит от него измена,
И он один из этих лиц.

Тогда жена его и гости
Аману дали злой совет,
Зачем ломать ему все кости,
Померкнет Мордехаю свет.

На дереве его повесить,
Скажи решение царю,
Что он один тебя лишь бесит,
И я от злости весь горю.

4

Царя вдруг взяли в плен сомненья,
Не дался ночью ему сон,
Велел слуге без промедленья
Подать все летописи он.

Им найдено оповещенье
О том, что некий господин,
Из побуждений лишь почтенья,
Царя от смерти спас один.

Раскрыл он замысел двух стражей,
Хотели те убить царя,
Спросил он слуг об этом даже,
Что не почтили его зря.

Аман как раз явился утром
К царю во внешний царский двор,
И царь почувствовал всем нутром,
Что есть не добрый разговор.

Хотел добиться разрешенья
Повесить просто наглеца,
И ждёт царя он повеленье
Для долгожданного конца.

Но царь спросил тогда Амана,
Коварный был его вопрос,
Какого тот достоин сана,
Коль кто до почестей дорос?

Не чувствовал Аман подвоха.
Себе присвоил он почёт,
Но что ему вдруг будет плохо,
И что ему предъявят счёт.

Ответ его довольно наглый:
-- В одежды царские одеть;
И, как всегда, Аман был жадный:
-- На царской лошади сидеть.

И пусть одежду-одеянье,
А также царского коня,
Возьмёт князь первый с почитаньем,
Кому награду дал бы я.

Одеть в те царски(е) одеянья,
Верхом чтоб сел он на коня,
На площадь въехать при сверканье,
Кричать: Почёт есть от царя.

-- Тебе Аман, ты князь мой первый,
Как всё ты только что сказал,
Для Мордехая, князь мой «верный»
Исполни, я так приказал.

Исполнил волю он владыки
Всё точно, как сказал он сам,
Хотя казалось ему «дикой»,
Теряет он престижа сан.

Аман, расстроенный событьем,
Поспешно держит путь в свой дом,
Отравлено его всё житье,
Своей вины не понял в чём.
 
Жене, друзьям поведал горе,
В ответ услышал он слова,
Что, если с Мордехаем в ссоре,
Слетит возможно голова.

Во время этих разговоров
Явились евнухи царя,
Амана, словно приговором,
На пир к царице водворя.

5

И снова царь жене-царице
Исполнить просьбу дал совет,
Любую, что ей даже снится,
Тем более от всяких бед.

-- Мой господин, Вы – царь могучий,
Коль милость есть у Вас ко мне,
Подарок мне, тот будет лучший,
Чтоб я жила у Вас в душе.

Чтоб жив был весь народ еврейский,
На гибель отданы все мы.
И, если б проданы в рабы,
Ущерб царя был бы сильнейший.

Проделки это все Амана,
Тебе противник он и враг,
Его лишить ты должен сана,
И смело делай этот шаг. 

Свой гнев обрушив на Амана,
Царь вышел вдруг в дворцовый сад,
Тогда к Эстер, путём обмана,
Приполз до ложа этот гад.

Почти касаясь её тела,
Он умолял её простить,
И им затеянное дело
К евреям, сможет погасить.

Внезапно царь пришёл из сада,
Амана видит близ Эстер,
Не терпит он такого ада,
И принимает ряд он мер.

Подумав, что над ней насилье,
Он быстро отдаёт приказ,
Ему устроить так «веселье»,
Чтоб больше не тревожил нас.

Казнить, на дереве повесив,
Где должен Мордехай висеть,
Избавив всех от мерзкой спеси,
Никто не мог её терпеть.

А истребление евреев
Несёт казне один лишь вред,
И это дело он затеяв,
Конечно же, его лишь бред.

Царь щедро одарил царицу,
Ей подарил Амана дом;
Эстер, царю решив открыться,
О дяде ей навек родном.

И снял Ахашверош свой перстень,
Владел им ранее Аман,
Поскольку Мордехай так честен,
Навечно он ему отдан.

Эстер дом передала дяде;
Опять она у ног царя,
Но без него во всём ни пяди,
То просьба вновь её не зря.

Просила снять указ Амана,
Об истребление людей,
Страну «пленит» такая рана,
Ведь ценен каждый иудей.

-- Народ наш столь трудолюбивый,
Он не мешает никому,
В твоей стране он стал счастливый,
И тем обязаны ему.

Верните письма все Амана,
Что разослал он по стране,
За подписью его же сана,
Убить нас всех, в успех казне.

И царь в ответ на эту просьбу,
Дал волю им писать приказ,
Чтоб отменить Амана козни:
-- Я возлагаю всё на Вас.

Пишите в письмах, что хотите,
Скрепите перстнем, что у Вас,
По всей стране их разошлите
Без промедленья, в тот же час.

Поспешно началась работа,
Писанье писем к областям,
На языках того народа,
Всем царским слугам и князьям.

Гонцы помчались во все страны,
Изъять Амана злой приказ,
Чтоб залечить всем людям раны,
Известьем новым в этот раз.

Царь жизнь дарует иудеям,
Во всей большой его стране,
Кто убивать готов евреев,
Повинен будет сам вдвойне.

Царь дал согласье иудеям
Встать на защиту жизни всех;
Кто ж поднял руку на евреев,
Врагов чтоб уничтожить тех.

А Мордехай весь в одеянье,
Под яхонт цветом и в венце,
И под народа ликованье,
На площадь вышел он в конце.

Веселье, радость иудеев
Объяло весь народ страны,
Случился праздник для евреев,
Они царю стали верны.

6

Как раз в том месяце, адаре
И в день тринадцатый его,
«Пожар» убийств и «запах гари»
Евреи ждали от всего.

Но Мордехай и дочь-царица
Сумели погасить «пожар»,
Эстер была царю «жар-птица»,
Он жизнь отдал евреям в дар.

Врагов еврейского народа
Постигла кара в этот день,
Страна избавилась от сброда,
Кто на евреев бросил тень.

Бояться стали Мордехая,
Он у царя стал первый князь,
И именем его пугая,
Исчезла всякая вдруг мразь.

В одной только столице царства
Пятьсот убито тех людей,
Кто жаждал зверского коварства,
Кому «мешал» жить иудей.

Убили сыновей Амана,
Все были недруги царя,
В стране чтоб не было обмана,
И часть князей и слуг, не зря.

И в день четырнадцатый тоже
Убито триста всех врагов,
Но их имущество и ложи,
Не тронули, как их и дом.

А день пятнадцатый в столице
Веселья, пиршества стал днём,
Сначала надобно молиться,
Потом – вся радость за столом.

Конечно, песни, пляски тоже,
Подарки дарят в этот день,
Из года в год всё Царство божье
Цветёт, как всякая сирень.

Все названные здесь событья,
И Мордехай, и дочь Эстер,
Вписали в письмах для всех жития,
Мучений, доблести пример.

По всей стране его огромной,
До самых африканских стран,
Летели письма и, как бомбой
Срывали страх, что нёс Аман.

Неслось веселье, радость людям,
Назвали Пурим проздник тот,
Для всех евреев праздник чуден,
По странам мира держит ход.

Записан в книгу он законов:
Деянья грозного царя,
Как Мордехай приближен к трону,
И как Эстер дела творя:

Умом и мужеством сумела
Амана победить всё зло,
Как в этом деле преуспели,
Что в душах солнце, как взошло.

Благословение

Благословен Господь, взыскавший
За всех евреев, свой народ,
Народ еврейский, весь поднявший
За жизнь свою в тот славный год.

Расстроил замысел коварных,
Народа нашего врагов,
По чину их во всём шикарных,
В богатстве, в силе их «рогов».

Не помогло всё их богатство,
Сгубила глупая их спесь,
Возликовало наше братство,
В борьбу включился род наш весь.

Аман – потомок Амалека
Замыслил истребить народ,
Но он по замыслу – «калека»
И весь его злосчастный род.

Нашёлся Мордехай – отважный,
Он воспротивился врагу,
Он сделал шаг настолько важный,
Согнул противника «в дугу».

Надел он вретище и в траур
Он облачился, блюдя пост,
Вцепился в землю он, как «ящур»,
Меж злом и благом – был, как мост.

Раскрыл он заговор слуг царских
И вместе с дочерью Эстер,
Добился почестей «рыца;рских,
Предприняв ряд ответных мер.

Он вместе с дочерью-царицей
Вошли в доверие к царю,
И вместе лишь могли добиться,
Что царь сказал: «Вам жизнь дарю».

Аман доверие утратил,
Он прозевал и заговор,
Казну чуть было не растратил,
И на царя навлёк позор.

Хотел сгубить он всех евреев,
От них не малый был доход,
Он сам зачислен был в злодеи,
Царь выдал справедливый ход.

Пур-жребий не помог Аману,
Всё вышло вточь наоборот,
Он сам себе нанёс лишь рану,
И жребий сделал поворот.

Повешен вместо Мордехая,
Народ еврейский весь живой,
И Пурим каждый год справляя,
Дарует Богу голос свой.



















 
Рош ха-Шана
(Еврейский Новый год)

Рош ха-Шана – библейский праздник,
Он есть еврейский Новый год,
Другим он кажется, как «частник»,
Его чтит лишь один народ.

Что в переводе он с иврита,
Так это – «года голова»,
Обрядов много в нём сокрыто,
В молитвах – нужные слова.

Начало – в первый день тишрея
По лунному календарю,
Осенним солнцем всех он грея,
Он просто – братик сентябрю.

Точнее – на его средину,
На вечер накануне дня,
В нём бог обычаев лавину,
Тысячелетьями храня;
 
В Талмуте выдал к исполненью
Работе всякой на запрет,
Лишь на еду приготовленье
Дал положительный ответ.

До самого Йом-Кипура,
От начала – десять дней,
Подобен бог прокуратуре,
Он судит в мире всех людей.

Его решенья беспощадны,
Иль смерть кому, иль дальше жить,
А тем из них, что столь злорадны,
Нет права в «Книге Жизни» быть.

Всё это время называют,
Все «Днями страха» иль, как месть,
Людей кто в жизни обижает,
Наглея, попирают честь.

Предписано за все поступки,
За весь предшествующий год,
Возможно даже, стиснув зубки,
Молиться, чтоб простил Вас бог.

Приветствовать других при встречах,
Раскаяться в своих грехах,
В своих обычных в жизни ре;чах,
Не нагрубить бы в попыхах.

Потом самим бы ты Всевышним
Записан в «Книгу жизни» был,
Быть праведным совсем не лишне,
Чтоб в год ты следующий жил.

В обычном смысле того слова,
На праздник наш Рош ха-Шана,
Заложен в нём весь смысл другого,
Грехам объявлена война.

Нарядные у всех одежды,
Накрыты к празднику столы,
Но в том не радость, а надежда,
Чтоб бог «не забивал голы».

В душе посеять милосердье,
Простил бы многие грехи,
За наше страстное усердие,
Являть раскаянья шаги.

Молитвы в наших синагогах
Читаются во все два дня,
Чтоб повлиять на мненье бога,
К своей пастве любовь храня.

Но самым эмоциональным –
Обряд трубления в шофар,
Как инструментом специальным,
Он богом дан евреям в дар.

Он изготовлен очень просто,
Всего лишь он – бараний рог,
В него трубят довольно часто,
Всё, как предписывает бог.

Во время утренней молитвы
По сто раз дуют каждый день,
Похоже – это символ битвы,
Чтоб отогнать от бога тень.

Он должен издавать три звука,
Сначала длинный, а потом,
Короткий, жалобный, как мука,
И резкий, быстрый, как тот гром.

Его все слушают лишь стоя,
Как бога – это «Трубный глас»,
Как символ окончанья боя,
К раскаянью прину;дить нас.

Еврей обязан по примеру
Вживую слушать этот звук,
А не под радио, «фанеру»,
Как говорят – из первых рук.

В день первый и на ночь второго –
Код зажигания свечей,
Должна хозяйка делать строго,
Для всей семьи – всего важней.

Зажечь, как минимум, две нужно,
Добавить можно по одной,
На деток всех, живущих дружно,
Светлее делая дом свой.

Но не одна хозяйка дома,
Зажечь их может даже дочь,
С трёх лет малышки уж знакомы,
Разжечь свечу на эту ночь.

Свечей в день первый зажиганье
За двадцать начинать минут,
Заката солнца в ожиданье,
Момент все с нетерпеньем ждут.

Но, если праздник не в субботу,
Не были свечи зажжены,
То не беда с такой заботой,
Зажечь их можно до еды.

До праздной трапезы начала,
Причём огонь создать нельзя,
Он должен быть, как «у причала»,
Горящим раньше и не зря.

Одну свечу ещё за сутки
Так разжигают про запас,
И от неё, как для побудки,
Другие получают «пас».

На ночь вторую – тоже свечи,
Но лишь по времени – поздней,
Когда наступит полный вечер,
И звёзд значительно видней.

И вечерами, как и днями,
Садятся за накрытый стол,
Обычно вместе и с гостями,
Благословляя хлеб и соль.

Пред каждым праздничным застольем,
Обычно делают кидуш,
Благословляя всё раздолье
Вином, для наслажденья душ.

Во время трапезы вечерней,
Как первой на Рош ха-Шана,
Обычай этот очень древний,
Всему солёному – война.

Нельзя есть всё, что кисло, горько,
Едят лишь сладкое одно,
Но всей еды при этом столько,
«Что не заметно даже дно».

Все блюда – символ изобилья,
Его ждут в будущем году,
А рыба – символ плодородья
И процветанья, в угоду;.

Морковь – кружочками по цвету,
Как россыпь золотых монет,
Давно известна хала свету,
Сладка, с изюмом, как рулет.

Чтоб год принёс бы всем здоровье,
Достаток в каждый дом жильца,
И даже мясо, но коровье,
И молодого, от агнца.

В начале трапезы съедают
От халы лакомый кусок,
И яблоком всё продолжают,
Его макнув в медовый сок.

Считается, что чем вкуснее
Вся трапеза под Новый год,
Тем год грядущий весь «жирнее»,
Тем весь обильней огород.

Обильно на столах граната,
При этом люди говорят:
«Чтоб жизнь вся не была утратой,
Дела, как зёрнышки горят».

Уже после дневной молитвы
Свершается ещё обряд,
Подобен он с собою битве,
Он по военному – «наряд».

Ташлихом назван сей обычай,
Как сбрасывание грехов,
Бывает всякий в жизни случай,
О них – всегда без «лишних слов».

И вот, чтоб сбросить эту тяжесть,
У водоёма – сбор людей,
Где водится и рыба даже,
Молитва действует верней.

Хороший это тоже праздник,
Он сплачивает всех людей,
И даже в жизни, кто проказник,
Тому лишь праздник всех милей.





















Йом-Кипур

Йом-Кипур не день печали.
А он лишь только – день поста,
В нём в древности все отмечали,
Как «наведение моста».

Как примирение друг с другом,
И прежде с Богом, в том числе,
С соседом, близким тебе кругом,
С кем ты общался налегке.

Характер праздника в Талмуде:
«Нет более счастливых дней,
Чем для решения всех судеб,
Для всех еврейских в том людей.

К нему «пристёгивают» свадьбы,
И каждый как бы вновь ожил,
И каждый очень тем был рад бы,
И он бы больше не тужил.

Другой, расхожий о Кипуре
В сознании людей всех миф,
Что в этот праздник, в процедуре
Молитвой обойдёшь ты «риф».

За службой в нашей синагоге
В молитвах ты проводишь день,
Как будто ты весь день в дороге,
И как бы сбрасываешь «тень».

Грехи, как тень, в твоём сознанье,
Но дело в том, что и не все,
А против Бога, что ты ранее
Свершил когда-то, и лишь те.

Свои грехи к обычным людям
Не искупает Йом-Кипур,
Ты должен их, начав по будням,
Просить прощенья целый «тур».

И если первая попытка,
Вам не приносит тот успех,
Хотя для Вас и будет пытка,
Но искупить должны Вы грех.

Второй раз, искренне прощенье
Должны просить Вы у истца,
И даже третий раз решенье
Должны принять Вы до конца.

Истец не должен быть суровым,
Он должен вежливо прощать,
Он должен быть к тому готовым
И не сильно возражать.

Но коль вина твоя огромна,
Ущерб ли нанесён большой,
То просьба вовсе неудобна,
И ты истцу, как не родной.

Йом-Кипур предписан Торой,
Единственный где сказан пост:
«Смиряйте души Ваши верой,
И меж людьми постройте мост».

За час до праздника начала
«Приходит в действие» сей пост,
В нём Тора точно предсказала,
Когда «кончает он свой рост».

По времени «рост» длится сутки,
Запретов много в этот день,
Отбросив в сторону все шутки,
«На каждого ложится тень».

Она «откроет» ряд запретов,
К примеру, ничего не пить,
Порою трудно дать ответа,
Зачем в посту так трудно жить?

Запрет введён и на купанье
И на близкий нам интим,
Из кожи обувь одеванье,
Коль богом человек храним.

Запрет направлен, снизить чтобы
Комфорт физический души,
Кто убивать зверей готовы,
Унять свой грех в её глуши.

Точнее будет объясненье:
Простить как может тебя Бог,
Из кожи обуви ношенье
Лишь для твоих «красивых» ног.

И современная одежда
На светлый праздник Йом-Кипур:
Костюм парадный, как надежда,
И тапки, как на теннис-тур.

Последнюю пред Днём из трапез
Зовут Сеуда мафсекет,
Как «завершающая» запись
По-русски в переводе, след.

С куриным лёгким он бульоном,
Обычный это, как обед,
Одним лишь блюдом, «слабым фоном»
«Украшен» стол последних лет.

Солёной, да к тому же острой
Не подают на стол еды,
Она должна быть очень постной,
Чтоб не хотелось пить воды.

Не обязательно поститься
Всем детям лет до девяти,
Их кормят с просьбою проститься,
Еду обильну(ю) обойти.

Все женщины уже в двенадцать,
Мужчины все в тринадцать лет,
Должны постом, как «облагаться»,
Чтоб он для них оставил след.

Больным и до трёх дней родившим,
Они свободны от поста,
А голод, не переносившим,
Как и беременным, устав;

Благоволит поесть немного,
Ведь жизнь для всех всего важней,
Она важней, чем клятвы богу,
А для семьи – вдвойне родней.

Молитвы в этот славный праздник
Длинней обычных всех в году,
И каждый в нём, как тот «проказник»,
Молитвой «чтит» свою судьбу.

«Все клятвы» -- первый вечер службы,
Открытье праздника – Кипур,
Он в тоже время праздник дружбы,
Он для души твоей, как «бур».

Бурлит душа к освобожденью
От данных ранее всех клятв,
Как к новому ему рожденью,
За клятвы Богом он объят.

Германского иудаизма
Одна их знатнейших фигур,
Подобно от паразитизма,
В прошедшем веке снял, как» бур»;

Молитву «Коль нидрей» -- «Все клятвы»,
Со сроком лишь на пару лет,
Чтоб с евреев в виде «жатвы»
Снять обвинительный обет;

Они не держат обещаний,
И кругом – сплошной обман,
Но «Коль нидрей» по описаньям –
Не есть обещанный «карман».

Где лежат все обещанья,
Когда-то данных людям впрок,
Вся жизнь диктует пониманье,
Что не надёжен всяк зарок.

С утра до ночи длится служба,
Но есть короткий перерыв;
Одна молитва очень нужна,
«Аль хет», как к богу на прорыв.

«Аль хет» -- повторная молитва,
Что в переводе – «За грехи»,
Она, как истинная битва,
Как духом сильные стихи.

Молитву эту повторяя,
Себя бьют кулаками в грудь,
При этом вслух перечисляя
Грехи, что надобно «свернуть».

Грехов моральных всего больше,
Обиды на учителей,
И клятвы, сплепни часто ложны,
Нечестность, ругань всех мастей.

Но очень странное признанье:
Под давлением грехи,
Зачем мольба в их оправданье,
В них часто случаи «брехни».

Еврейский, но уже покойный,
Учёный Авраам Симон,
Грехами очень беспокойный,
Считал таких, как будто сон.

Хотя и люди утверждают,
Что их заставили свершить,
Но он, Симон, так полагает,
Что неправда может быть.

Считают непреодолимым,
Что не пытались победить,
«Аль хет» грехов необходимых
Перечисляет, скольким быть.

Но если Вы не совершали
Такой грех лично в этот раз,
Традицией всех обязали
Нести ответственность сейчас.

Во время по;лудённой службы,
Так называемой «Минхи»,
Во имя общей крепкой дружбы,
Ионы слышатся стихи.

В ней «пробегает» главной «схема»,
Желанье Бога тех простить,
Но лишь раскаявшихся тема,
Кто искренне сумел просить.

И заключительная служба,
Как «закрывающая» тур,
Она особо людям нужна,
«Неила» -- имя в «Йом-Кипур».

Вся служба как бы выражает
Закрытие ворот – конец,
И каждый сильно ощущает
В душе, как с Богом под венец.

Молитвы будто оживают,
Все молятся так горячо,
Пока «ворота» закрывают,
«Придвинуть к Богу хоть плечо».

В конце же праздника Кипура
Приводят в действие шофар,
На нём «особой партитурой»,
На длинной ноте – звук фанфар.

Поскольку на Йом-Кипуре
Затронута судьба людей,
Во всей её при жизни буре,
Нет более счастливых дней.

Так он считается в Талмуде,
Как чистка духа всей души,
Где примирились в нём все люди,
И все пред Богом хороши.
















Суккот – праздник Кущей

1

Суккот – еврейский праздник Кущей,
Он продолжается семь дней,
Он как бы признак жизни лучшей,
Где до начала всех дождей;

Когда свершив сбор урожая,
Крестьянский трудовой народ,
Получит отдых в виде рая,
Благословляя Новый год.

За Новым годом как бы следом,
Чрез дней пятнадцать от него,
Давно считается он «дедом»,
Но есть особенность его.

«Сукка» -- название – основа,
Шатёр, шалаш или «кущи»,
Так в переводе это слово,
Хоть сколько ты его ищи.

Иллюзии ведь знак опасный,
Что делает надёжным дом,
Но крыша, как нам это ясно,
Способна на любой пролом.

Надёжность, безопасность дома
Зависит от других причин,
Ведь дом «боится» и погрома,
Ведь он у каждого – один.

Их было много объяснений
Во все евреев времена,
Во всех евреев поколений,
Где не была бы их страна.

Шалаш, он ставя возле дома,
Еврей как будто в нём сейчас,
Он там во времена Исхода,
Нашёл себя в последний час.

Он как бы с теми, кто в пустыне
Скитался почти сорок лет,
И он пришёл в страну отныне,
Натерпевшись страшных бед.

Пришёл освоить её земли
И радоваться всем плодам,
В ней хорошо растут все стебли,
Сказать спасибо всем богам.

А смысл другого толкованья,
Чтоб помнил всякий человек,
Что бедность – многих состоянье,
В котором жили люди век.

Чтоб даже, будучи богатым,
Не возгордился бы собой,
Не дал бы ходу лишним тратам,
Но и гордился бы страной.

2

В Суккот особого «состава»
Проводят чёткий ритуал,
Он – «вознесение лулава»,
Так в Торе бог его назвал.

И пальмы лист лулавом назван,
Набор растений четырёх,
Они, как символ типов разных,
Людей благословляют всех.

Этрог – он с запахом и вкусом –
Он – Тору знающий еврей,
И наделённый добрым чувством,
Живущим как бы для людей.

Листочек финиковой пальмы,
Дающей даже сладкий плод,
Еврей, хотя он, как нормальный,
Он Тору знает, но – урод.

Он чёрств и безразличен к людям,
Не совершает добрых дел,
Его же многие не любят,
Душой он словно весь истлел.

Растенье мирт – не годно в пищу,
Но чудный запах лишь всего,
Таких людей все люди ищут,
Как аромат – добро его.

Без запаха и вкуса ива –
Еврей, не знающий добра,
С характером живёт спесиво,
Не чтит он Тору и Шатра.

Но бог соединил евреев
В один огромнейший букет,
Они, как ветки на деревьях,
Как хор, поющий свой дуэт.

Чтоб помогали бы друг другу,
Неся за друга и ответ,
И всё – по замкнутому кругу,
И каждый чтоб увидел свет.

Но есть другое толкованье,
Растений всех тех четырёх,
Где каждому дано названье
Частей у тела, но не всех.

Этрог – так это только сердце,
А позвоночник – пальмы лист,
Он тонок и «острее перца»,
И гибок, как тот танец твист.

А листья мирта так овальны,
Конечно, это же – глаза,
А ива – это же уста,
И все вокруг всем тем довольны.

Они же, взятые все вместе,
Так это ж просто – человек,
Они все собраны, как в тесте,
Творца все славят без помех.

В канун веселья на базарах
В продаже всё для шалашей,
Они как будто в божьих дарах
Всех вышеназванных частей.

Усыпан город шалашами,
Они растут, как те грибы,
Бывает спят в них и ночами,
Всё чаще дети и деды.

Дворы, балконы и веранды,
Стоянки многие авто,
Их шалаши, как «оккупанты»,
«Одели город весь в пальто».

И даже на военных базах
Чтят этот праздник, как и все,
А шалаши, как метастазы,
Раскинуты почти везде.

Сегодня все семь дней Суккота,
Желанья жить в том шалаше,
Совсем немногих в том забота,
Они сегодня – в меньшенстве.

Но шалаши все любят дети,
Для них всё это, как игра,
Для них все приключенья эти --
Совсем весёлая пора.

В Израиле Суккот, как праздник,
По полной празднуют лишь день,
А остальные – полупраздник,
Уже берёт всех в плен и «лень».

Студенты, школьники – гуляют,
Почти не полный день везде,
Свои проблемы оставляют,
И каждый сам себе в гнезде.
Ханука – победа и чудо

1

Как чуден праздник наш Ханука,
В его основе – ряд побед;
О нём еврейская наука
В истории оставит след.

В далёкой древности еврейской,
Венчал победу наш народ,
Обычай древний иудейский,
В молитвах славить весь свой род.

Правитель прошлой Иудеи,
Иегуда – царь Маккавей,
Из рода древних Хасманеев,
Народа древнего ветвей;

Над войском греческим победой,
С возвратом Храма и горы,
Покончил с гнётом и всей бедой,
Очистив храм от мишуры.

От их языческого культа,
И всё, что связано там с ним,
Спасая Храм свой от «инсульта»,
Поскольку сам народ гоним.

Вся утварь древнего их Храма,
Была вновь ими создана,
И эта поруганья драма
Ушла на долгие года.

На жертвенник для возлиянья
Запас вина был осквернён,
А для минор, их зажиганья,
Оливок масла – весь сожжён.

Но лишь один сосуд с тем маслом,
Был найден целым, невредим,
И он служил тем звёздным часом,
Что был, как раз, необходим.

Все восемь дней шло обновленье,
Весь Храм по новой заиграл,
Зажгли минору с песнопеньем,
Боялись, кончится запал.

Считали, масла в том сосуде
Им хватит только лишь на день;
Но Бог за это не  осудит,
Что вдруг потом наступит темь.

Но в Храме том случилось чудо,
Горенье длилось восемь дней;
Я объяснять сие не буду,
Чтоб не смущать нам всех людей.

С тех пор, как память о событье
Есть зажигание свечей,
Евреи мира своё житие
Связали с памятью тех дней.

Как только сумерки забрезжут,
И первы(е) звёздочки «моргнут»,
В минорах свечи затрепещут,
В день по одной, их все зажгут.

Свеча девятая, как факел,
Огнём снабжает восемь свеч,
Чтоб без огня «никто не плакал»,
Все восемь надо ей зажечь.

И длится восемь дней Ханука,
Неся нам радость в каждый дом,
Нас покидает «тётя скука»,
И горечи сметает ком.

Традиций много в этот праздник,
На труд и запрещений нет,
Еврей наш каждый в нём участник,
Уже так много тысяч лет.

А вот для женщин – послабленье,
Ещё в те средние века,
Дано им как бы разрешенье,
Когда горит уже свеча;

Не делать никакой работы,
Отдаться Празднику сполна,
Её «грызут» свои заботы
И набегают, как волна.

Как память о горенье масла, 
В свечах миноры восемь дней,
Чтоб память вовсе не погасла,
Печёным потчуют людей,

Пекут заранее оладьи,
Блины и пончики для всех,
Чтоб было рая всё исчадье,
Чтоб не забыть победы вех.

Дарить на Праздник деньги детям
В размере мелочных монет;
К тому, в поэме мы отметим,
Обильный стол всему в ответ.

2

В традициях еврейской мысли,
В текущих прошлых временах,
Значенья Хануки «зависли»,
Менялся смысл её в годах.

Сначала Праздник в честь Победы
Был основной его мотив,
Со временем все «юдоведы»
Сменили в честь его «курсив».

Он стал, как памятью о чуде,
Свечи горенья восемь дней,
Когда все думали, что будет
Один лишь день гореть лишь ей.

Победой слабых над насильем,
Всех чистых замыслов над злом,
Добро и счастье изобильем
Текло бы в наш еврейский дом.

С тех пор двоякий смысл в Хануке,
Один лишь Праздник наш такой,
Но все они враги всей скуки,
И будоражат наш покой.

Сейчас в тех смыслах нет различья,
Пусть будет в нём двоякий смысл,
Нам важно Праздника наличье,
И сей вопрос чтоб нас не грыз.

А чудо долгого горенья –
Духовной жизни нашей знак,
Он символ стал восстановленья,
С культурной жизнью, как бы – брак.

Во все века Хануки символ,
Как факел, освещал нам путь,
И символ этот, словно буйвол,
Души еврейской движет суть.

А суть её – её живучесть,
Хотя Храм могут захватить,
И всё, что в нём постигнет участь,
Почти всё масло осквернить.

Но в тайнах всей культуры нашей
Всегда найдётся уголок,
Где масла, полного как в чаше,
Захоронили в закуток.

И в этой чаше, это масло,
С печатью первого лица,
Всегда гореть будет прекрасно
До долгожданного конца.

Конца, когда наступит время,
Культуру нашу возродить,
И скинуть вражеское бремя,
И вновь всю нацию сплотить.
Песах или Пасха

1

Какое блаженство для нас, всех евреев
Встречать праздник Песах, ведь он всех главнее,
Из праздников всех он еврейских древнейший,
А для истории нашей – важнейший.

Он связан с одним из главнейших событий,
Народа еврейского как бы открытий,
Исходом народа из рабства в Египте,
И о событиях в страшной их битве.

Начало истории – с дней Авраама,
Которому бог, осветив панораму,
Наследника бог обещал и потомков,
И много их будет, но, как бы, «вдогонку».

Но долго ещё не видать Вам свободы,
Пока не промчатся столетия годы,
Точнее, четыре столетья рабами
Должны Вы в Египте все жить меж врагами.

И первый попавший в Египет потомок
Был правнук Иосиф, настолько он ловок,
Что он из раба превратился в министра,
Советником стал фараона он быстро.

Вслед за Иосифом явилось в Египет
Семейство Яакова, ад в жизни их сгинет,
Людей в их общине лишь семьдесят было,
И приняты были они даже мило.

Семейство росло, вскоре стало их много,
И власти решили «играть» с ними строго,
Работу тяжёлую тут же вменили,
Чтоб только евреи все хуже бы жили.

Военный режим был введён повсеместно,
А это – совсем для евреев бесчестно,
Дома подвергались прослушке, досмотру,
И жён разлучали с мужьями без спору.

Рождённых всех мальчиков, там убивали,
Семью без наследника в ней оставляли,
Предали причину их гнева теченью,
Как повсеместному злому явленью.

2

Спасителем всего народа
Тот самый мальчик стал, Мойсей,
По крови из евреев рода,
Герой истории он всей.

Стечение всех обстоятельств,
От гибели спасло Моше,
И вопреки всех надругательств,
Воспитан был он во дворце.

В их логове он жил с врагами,
Народу верен был всегда,
Случиться надо ж было драме,
Убил он одного врага.

За то, что тот избил еврея,
Не мог перенести сей акт,
Он знал, что пострадает шея,
Сбежал он на верблюжий тракт.

Жил много лет он в чуждых странах,
«Шерстил» он Африку, Восток,
Он весь «погряз в душевных ранах»,
Что он с народом жить не смог.

И вот однажды по Синаю
Моше перегонял овец,
Горящий куст узрел, не зная,
Что предсказанье от небес.

А куст горел, но не сгорая,
С него раздался божий глас:
-- В Египте, твой народ страдая,
Так направляйся прям сейчас.

Ты должен вывести из рабства,
Народ свой весь освободить,
Единого достиг он братства,
Пора ему народом жить.

За время жития в Египте,
Шестьсот всех тысяч он достиг.
И в устном бог своём рескрипте
Всё выложил в кратчайший миг.

3

Не так-то просто это сделать,
Сам фараон издал запрет,
Нужна была не только смелость,
И помощь бога им в ответ.

Послал в Египет десять казней,
А в Ниле – кровь вместо воды,
Страну наполнил всякой мразью,
«Которой только есть плоды».

И полчищ жаб, не видно края,
И саранчи трёхдневный мрак,
От града гибель урожая,
Как будто света полный крах.

Нашествие животных диких,
И в большинстве своём зверей,
Падёж скота в условьях лихих,
И гибель первенцев детей.

Дома евреев бог не трогал,
Лишь наказал он египтян,
Он наказал Египет строго,
Нашёл в народе он изъян.

Изъян – к евреям в отношенье,
Он вырос в яростный накал,
Евреи приняли решенье,
Покинуть ненавистный «бал».

Они готовились к Исходу,
Пометив кровью их дома,
Чтоб в дом не было смерти ходу,
В нём не нашла себе «корма;».

А кровь все брали из баранов,
Убитых на глазах врагов,
Как мщенье ненавистным «панам»,
Евреев, сделавших рабов.

Баран – священным слыл животным,
Тем самым мщение – сильней,
И для хозяйства слишком годным,
А значит – в жизни им вредней.

Барашков молодых из стада
Не просто нужно было съесть,
А сделать это было надо,
И на виду врагов, как месть.

Ещё гласит одно преданье,
Поскольку спешный был Исход,
Заквасить тесто с запозданьем,
Не стал еврейский наш народ.

По этой самой же причине
Лепёшек пресных напекли,
И, пробираясь по пустыне,
Дни не голодные текли.

А эти пресные лепёшки,
У них название – маца,
Не требуют, как пища, ложки,
Хрустеть их можно без конца.

Их полагается есть в Песах,
Они напоминают хлеб,
Они совсем почти без веса,
Они – съедобный «ширпотреб».

Но спешка не была напрасной,
За ними чуть не по пятам,
Готовя им конец ужасный,
Теперь уже своим врагам.

Гнались отряды с фараоном,
Опять евреям бог помог,
Он гневным своим громким тоном,
Воздвиг им на пути порог.

На день седьмой после Исхода,
Открыло море им врата,
Закрыв сейчас же ширь прохода,
И тем, остановив врага.

3

А длится чудный праздник Песах,
Дней столько, сколько шёл Исход,
И очень многим в интересах
В (И)ерусалим свершить поход.

За праздничным столом читают
Пасхальную всю Агаду,
В ней всем опять напоминают
Исход и прежню(ю) жизнь в аду.

И эта трапеза с названьем
«Пасхальный седер», как всегда,
Семья еврейская стараньем
Его проводит все года.

Веками длится этот праздник
В еврейских семьях многих стран,
Еврей в нём каждый, как участник,
Ему и шанс тот богом дан.

Себя почувствовать частицей
Народа древнего времён,
Как будто сам сейчас стремится,
В Исходе будто сам рождён.

Пасхальный седер, как явленье,
Он помогает всем понять,
Как  удалось в веках теченья,
Народом, как единым стать.

В условиях жестокой жизни,
Рассеянья во всём миру;,
Народ не дал дождаться тризны,
Живёт он в собственном «бору».



















Шавуот

1

Тот день Даренья Торы Богом
И назван Праздник Шавуот,
Наполнен он библейским соком,
Издревле празднует народ.

Гласит еврейское преданье,
Что на пятидесятый день,
Исхода, после выживанья,
Исчезла в жизни «злая тень».

Народ обрёл, как Кодекс жизни,
Как Конституцию страны,
По ней жил каждый аж до тризны,
Ему невзгоды не страшны.

А с Торой – Заповедей десять,
Вдобавок – устный, как Закон,
Их честь, что очень много «весят»,
На свиток записал в рулон.

С названьем – Письменная Тора,
Иль Пятикнижия, как сплав,
А часть, подобно Светофору,
Как Тору Устную – создав.

Она записана позднее,
Чрез тысячу пятьсот лишь лет,
Второго Храма разрушенья,
Ему, как будто, даже вслед.

Вся запись этой Устной Торы
Несёт название – Талмуд,
Томов в нём много, «целы(е) горы»,
Огромный он библейский труд.

Но кроме них, ещё есть много,
Других для молящихся книг,
Мидраж – названием другого,
Всех вместе называют их.

Имеет несколько названий
Наш этот Праздник – Шавуот,
Он дополняет наши знанья,
Богаче делает народ.

Одно из первых – «Праздник жатвы»,
«О жатве первых в ней плодов,
Когда засеяв поле в клятве,
Ты не нарушил божьих слов».

Он – Праздник сельского хозяйства,
Он назван «Праздником земли»,
Когда уже явились яства,
Пшеницы зёрна зреть смогли.

В то время только земледелье
Богатой делало страну,
При этом не было безделья,
Благословляли все страду.

Должны быть благодарны Богу;
Ячменный урожая сноп
Быть первым «запряжён» в дорогу,
Как жертва богу в этот год.

Неси «начатки» урожая,
Пшеницы в виде двух хлебов,
При этом бога ублажая
В теченье жизни всех веков.

Один из Праздников «начатков»,
Он – Шавуот, один из трёх,
Он – продолжение Порядка,
В нём как бы богу дан зарок.

«Начатков» Праздников – их пару,
«Начатков» -- первых всех плодов,
Суккот и Пейсах в эту «тару»
Без лишних входят, как бы слов.

На эти только три события
Должны мужчины приходить,
Согласно жизненного бытия,
В святилище всё приносить.

Начатки видов урожая,
Что собирали в этот год,
Себя при том сопровождая,
Созрел на это время плод.

Неделя Пейсаха совпала
На раннюю весну в году,
Сбор ячменя берёт начало,
Ячмень как раз в самом соку.

Пшеница позднею весною
Вся созревала в Шавуот,
Она наполнила собою
Страну всю хлебом целый год.

И, наконец, уже на осень
Приходится и сам Суккот,
Плоды всех фруктов богу носим,
Здесь урожая – целый «флот».

Одним из главных, по решенью
Считался Праздник Шавуот,
Поры, до Храма разрушенья
В семидесятый эры год.

Хотя события Исхода
На Пейсах вспоминаем мы,
Но наши предки, год от года,
И в нём все чтили ход борьбы.

Последнее его названье
Зовётся также – Ацерет,
Что в переводе, как «Собранье,
И существует много лет.

Оно не числится в Талмуде,
Его назвали мудрецы,
Но часто пользовались люди,
Найти чтоб истины концы.

2

А синагоги в этот Праздник
Одеты все в зелёный цвет,
Они как будто всех нас дразнят,
От всех плодов шлют нам привет.

Весь день проводятся молитвы,
В столице – Плача у Стены,
И тем духовно люди сыты,
Они – хозяева страны.

Торжественно выносят свиток,
О нём читают весь рассказ,
Как этот жизни «мудрый слиток»
Навеки осчастливил нас.

При этом, слушают все стоя,
Переживая весь момент,
Как будто здесь идёт такое,
Вручают им тот документ.

Не важно смысла пониманье,
Присутствия сам важен факт,
В душе простого ликованья,
Что был свершён когда-то акт.

Стол праздничный – мучной, молочный,
Творог, сметана, сыр, торты,
Он выглядит настолько сочным,
Коврижки с мёдом, пироги.

Все дети шествуют и в школу
И даже в ранний детский сад,
Все, соблюдая божью волю,
На праздничный, конечно, лад.

С корзинками, где сливы, груши,
На головах несут венки,
У них всех радостные души,
Настали чудные деньки.

В домах все окна – в украшеньях,
Бумага в ход идёт, картон,
Людей большого уваженья,
Как признак радостей «притон».
































Еврейские библейские
       Праздники

          Марк Штремт
 
Еврейские библейские
         Праздники


            Марк Штремт            
               


   
 

Оглавление       

Ту-би Шват (Новый год деревьев)………..4
Пурим…………………………………………8
Рош-ха-Шана………………………………...30
Йом-Кипур………………………………….. 37
Суккот………………………………………. 45
Ханука………………………………………. 50
Песах………………………………………… 55
Шавуот……………………………………… 62
 
Ту-би-Шват (Новый год деревьев)

Чудесный праздник наш еврейский,
Деревьев это – Новый год,
В ряду он праздников библейских,
Евреев прославляя род.

Когда цветущие деревья
На обетованной Земле,
Лишь распускают свои «перья»,
Подобно «пущенной стреле».

Как новый цикл плодоношенья,
От зимнего пробудке сна,
Он богу суть благодаренье,
Среди зимы, для них – весна.

Особым праздничным застольем,
С названьем – седер Ту би-Шват,
Проходит с полным он раздольем,
Где стол весь фруктами богат.

Столы накрыты скатертями,
Бело всё, будто первый снег,
Они украшены цветами,
И тоже ранний их побег.

Там ветки мирта, благовонья,
Там пряности, полно свечей,
Вино, как элемент застолья,
Чтоб грустных не было очей.

Вино в кувшинах, но два сорта.
В одном – бело(е), в другом – красно(е),
Собравшихся людей когорта,
Прослушав Тору, заодно;

Бокалы дружно поднимают,
Вначале с белым лишь вином,
Себя закуской угощают,
Фруктовым вкусным пирогом.

Оливки, финики – всё рядом,
Конечно же, и виноград,
Благословляя фрукты взглядом,
Участник каждый очень рад.

Второй бокал – уже не белый,
Разбавлен красным он вином,
Как будто делаешь чуть «спелым»,
Оно «прощается со сном».

Оно, как фрукт какой-то зреет…
В бокале третьем – пополам,
Вино заметно в нём краснеет,
Всё ближе к зрелым всем плодам.

И, наконец, бокал четвёртый,
Он полон красного вина,
Год прославляя плодородный,
Его все пьют всегда до дна.

На праздничном столе «засилье»,
Семь фруктов и мучной пирог,
Плодов всё это изобилье
Послал стране, конечно бог.

Они указаны все в Торе,
Но много есть ещё других,
Они «заглаживают» горе,
Что Храма нет ещё у них.

Орехи, яблоки и груши –
Духовный символ всех миров,
Они «расплавят» Ваши души,
Земля евреям дарит кров.

В начале трапезы наш ребе
Всем задаёт такой вопрос,
Наш праздник – здравница о «хлебе»,   
Чтоб он у нас успешно рос.

Зачем возводим всё в веселье?
А потому – гласил ответ,
Что раньше урожая «зелье»…
Но Храма нашего ведь нет;

В те годы в виде приношенья
Земли все первые плоды,
Несли все в Храм без приглашенья.
Как нужный им стакан воды.

Теперь же эти приношенья
У нас на праздничном столе,
Как символ Храма возрожденья,
Как «пуля, но пока в стволе».

Сегодня праздник наш чудесный,
Не только есть фруктовый пир,
Он за столом приносит мир,
Ещё он тем нам всем известный;

Деревьев высадкой всеобщей,
С участьем тысячи людей,
Чтобы пустыни вид зловещий.
Покрыть мильонами ветвей.


 
Пурим
(по книге Эстер)

1

В далёкой древности библейской
Богатством славился Восток,
В нём дружно жил народ еврейский,
И там хранил их мудрый бог.

Большое было это царство,
В нём правил царь Ахашверош,
Сто двадцать стран – его богатство,
На всех царей он был похож.

Его приказы, повеленья
Бывали мудры и строги,
Совет держал для их свершенья,
Ведь были у него враги.

Однажды пир был им устроен
Для всех придворных и князей,
Сей пир богатством был «напоен»,
Он на устах был у людей.

Полгода длилось всё веселье,
Чтоб всё богатство показать,
Все гости жили, как в похмелье,
Со всей страны съезжалась знать.

Весь блеск величия и славы,
Устроен был на том пиру,
«Текли» концерты для забавы:
Певцов, танцоров, их игру.

Когда же праздник был окончен,
Устроен для народа пир,
И этот пир – настолько сочен,
Он весь народ «пленил» на мир.

Народ, от мала до велика
Валил «навалом» в царский сад,
Хотя и было им столь дико
Попасть в такой прелестный «ад».

Из серебра и злата ложа
Стоят на мраморном полу,
Вино все пили сидя, лёжа,
Все вольны подойти к столу.

Еда, вино текло рекою,
Царь угощенья не жалел,
Он был готов с народом «к бою»,
Любовь к себе он завладел.

Его жена – царица Вашти
Устроила для женщин пир,
Красавица по женской части,
Царю была, как эликсир.

На день седьмой всего веселья
Царь отдал евнухам приказ,
Чтоб всех избавить от похмелья,
Царицу пригласить сейчас.

Венец чтоб царский был на Вашти,
Чтоб покорить всех красотой,
Чтоб разгорелись всюду страсти,
Чтоб царь доволен был собой.

Но Вашти не пришла на вызов,
Своё достоинство храня,
Не то, чтобы из-за каприза,
А самого царя виня.

Он должен сам придти за нею,
Чтоб уважал её красу,
Хотя ослушаться не смея,
Царю, как первому лицу.

От своеволия царицы,
Разгневан сильно был наш царь,
Не мог простить сей шаг девице,
Запахла от расправы «гарь».

Решить вопрос о наказанье
Владыка сам принять не мог,
Совет созвал и дал заданье,
Поступку подвести итог.

Один советник, самый умный,
Свой вынес тяжкий приговор:
Поступок Вашти есть бездумный,
И он похож на загово;р.

Вина её гораздо шире,
Вина не только пред тобой,
Теперь в подвластном тебе мире
Мужьям дадут все жёны бой.

Пример всем показала жёнам,
Не слушать можно нас, мужей,
И даже кто владеет троном,
Оскорбление – грубей.

Должно быть строгим наказанье,
Она не может быть женой,
Царицы сан – его названье
С неё придётся снять долой!

Царицу подыскать другую,
Блистала чтобы красотой,
Послушной, умной и такую,
И чтоб не спорила с тобой.

Издал указ сей царь светлейший,
Царицу новую найти,
На поиск дал он срок скорейший,
Чтоб в царский дом могла войти.

Отряд специальный был им создан,
Искать красивых всех девиц,
Чтоб выбор им самим осознан,
Средь множества красивых лиц.

2

В столице этого же царства
Еврей жил некий – Мордехай,
Он не имел ни в чём коварства,
Он скромным был, попасть чтоб в рай.

Он воспитатель был Адасы,
Она ж – красавица Эстер,
Из всех девиц еврейской массы,
Она – действительно шедевр.

Среди соперниц нет ей равных,
Лицом, фигурой и умом,
Все качества природой данных,
Войти царицей в царский дом.

Средь многих претенденток в жёны,
Взята к Эгаю под надзор,
Смотритель главный женской зоны,
Чтоб не возник у них раздор.

Семь девушек к её услугам,
Весь косметический набор,
Эгай, как старший, стал ей другом,
Её признал весь женский двор.

Не сразу выбирались в жёны,
Обычай был тогда такой,
Весь год готовились матроны,
Чтоб первой стать царю женой.

Весь год все длились притиранья,
Благоухали чтоб тела,
Потом к царю для любованья
В покои кажда(я) дева шла.

Всё, что просила эта дева,
Идти смотринами к царю,
Давалось ей для пользы дела,
Предстать пред ним как бы в раю.

Визит на вечер был назначен,
А утром – шла вновь в женский дом,
Повторный вызов – однозначен,
Коль царь ещё нуждался в том.

Очередной была девица,
Идти к царю должна Эстер,
Она не оказалась «львицей»,
Она легко «взяла барьер».

Ничто не надобно ей было,
И не просила ничего,
Она же скромно с дядей жила,
И только слушалась его.

Царю понравилась еврейка,
Эстер их покорила всех,
В дом царский словно чародейка,
Вошла она без всех помех.

Влюбился царь в Эстер так сильно,
Забросил он своих всех жён,
Он одарил её обильно
И «посадил» её на трон.
 
Венец пожаловал царице,
Устроил в честь её он пир,
В неё успели все влюбиться,
В стране объявлен как бы мир.

Мир в смысле жизни послабленья,
Налоги снизил областям,
Подарков много для веселья
Раздал он людям в честь мадам.

Эстер пока хранила тайну,
Ей повелел так Мордехай,
Когда в том будет случай крайний,
Тогда всю тайну открывай.

Скрывала, что была еврейка,
Пока опасно знать царю,
Жена – еврейка-чародейка,
Живёт царицею в раю.

3

А Мордехай имел обычай
Сидеть всегда у врат царя,
Готовым быть на всякий случай,
Эстер свою от зла храня.

Он тайну выведал случайно,
Два стража-евнухи, царя
Готовили убийство тайно,
На всю опасность несмотря.

Поведал он Эстер об этом,
А та от имени его,
Царю шепнула тут же, следом,
Храня в том мужа своего.

Два стража схвачены охраной,
Раскрыт был заговор сполна,
Но царь считал сей случай раной,
Что нанесла ему страна.

Повесив этих негодяев,
Облёк доверьем дядю, дочь;
Охрану вновь он всю сменяя,
Аману всю доверил мощь. 

Возвысил царь Амана выше
Всех близких во дворце князей,
Его боялись, словно мыши
Вдруг появления людей.

Заставил царь своим указом
Всем на колени падать ниц,
Когда Аман любым бы часом
Не проезжал бы, словно принц.

Иметь такую надо смелость,
Лишь Мордехай не падал ниц,
Ему нисколько не хотелось
Признавать, что едет «принц».

Узнал Аман про Мордехая,
Что он к тому ж ещё – еврей,
И сильным гневом злопыхая,
Не мог он стать к нему добрей.

Решил не трогать Мордехая,
Он доложил о всём царю,
Как нация, нам не родная,
Всех уничтожить, как в бою.

Но прежде жребий там бросали,
Названье жребию был пур,
Потом лишь время назначали
И день, и месяц процедур.

Царь дал согласие Аману
Возглавить зверский сей поход,
Он перстень сняв, отдал «чурбану»,
Чтоб уничтожить весь народ.

Аман отдал для исполненья
Столь много тысяч серебра,
Казны чтоб было наполненье,
За счёт евреев ограбленья,
За счёт еврейского добра.

Узнав о замысле Амана,
Пришла на помощь тут Эстер,
Сам Мордехай путём обмана
Ей подал весть чрез тайных мер.

Поскольку же она – царица,
Любима, первая жена,
Лишь ей к царю бы обратиться,
Ведь просьба первая, одна.

Но строг приказ: без приглашенья,
Никто не мог попасть к царю,
Рискуя жизнью в нарушенье,
Отдав за это жизнь свою.

Три дня молилася царица,
Попасть к супругу на приём,
Пойду, чему бы ни случится,
Ведь это же мой царский дом.

Лишь для спасения народа
Эстер решилась на тот шаг,
Коль смертью «пахнет ей погода»,
А вдруг поможет друг наш, «маг».

Без вызова явилась к мужу,
Златой скипетр ей протянул,
А вид согрел владыке душу,
Он просто в счастье «утонул».

Её не звал к себе он долго,
Прошло уже все тридцать дней,
Голодным взглядом злого волка,
Он оценил всю прелесть в ней.

И тут же взгляд его стал мягким,
Он просьбу разрешил назвать,
Весь ход приёма стал вдруг гладким,
Глазами стал её ласкать.

Эстер назвала лишь желанье,
Сегодня пригласив на пир,
Царя с Аманом в знак признанья,
Что в женском деле правит мир.

Во время пира с обращеньем
К Эстер царь обратился вновь:
-- Быть может, просьба иль желанье
Тебе нужны, моя любовь?

-- Хочу продолжить всё веселье,
Чтоб завтра были все Вы вновь,
Прошу Вас сделать повеленье,
Коль между нами есть любовь.

Желанье подтвердил царицы,
Особо рад был и Аман,
Ему бы только веселиться,
Он приглашён, как важный сан.

В тот день весёлый, благодушный
Аман отправился домой,
А у ворот вновь непослушный,
Сам Мордехай сидел – «немой».

Пред ним не встал он на колени,
И не упал пред ним он ниц.
И это вовсе не от лени,
А лишь от нравственных границ.

Вспылав на Мордехая гневом,
Его не тронул в этот раз,
Домой вернулся злой он с рёвом,
Пробил для Мордехая час.

С женою Зереш, они вместе,
Позвали всех своих друзей,
Похвасть и доставить лести,
Свой дом представил, как музей.

Поведал о своём богатстве,
Вознёс его царь выше всех,
Князей и слуг при царском «братстве»,
И нет ему ни в чём помех.

Гордился тем, что пригласила
На пир царица лишь его,
И завтра пир вновь учинила,
Вновь гостем он – и никого.

Но каждый раз лишь огорченье
Ему приносит Мордехай,
Царя приказы, повеленья
Трактует, как – не почитай.

Он не встаёт ни на колена,
Пред ним не падает он ниц,
Исходит от него измена,
И он один из этих лиц.

Тогда жена его и гости
Аману дали злой совет,
Зачем ломать ему все кости,
Померкнет Мордехаю свет.

На дереве его повесить,
Скажи решение царю,
Что он один тебя лишь бесит,
И я от злости весь горю.

4

Царя вдруг взяли в плен сомненья,
Не дался ночью ему сон,
Велел слуге без промедленья
Подать все летописи он.

Им найдено оповещенье
О том, что некий господин,
Из побуждений лишь почтенья,
Царя от смерти спас один.

Раскрыл он замысел двух стражей,
Хотели те убить царя,
Спросил он слуг об этом даже,
Что не почтили его зря.

Аман как раз явился утром
К царю во внешний царский двор,
И царь почувствовал всем нутром,
Что есть не добрый разговор.

Хотел добиться разрешенья
Повесить просто наглеца,
И ждёт царя он повеленье
Для долгожданного конца.

Но царь спросил тогда Амана,
Коварный был его вопрос,
Какого тот достоин сана,
Коль кто до почестей дорос?

Не чувствовал Аман подвоха.
Себе присвоил он почёт,
Но что ему вдруг будет плохо,
И что ему предъявят счёт.

Ответ его довольно наглый:
-- В одежды царские одеть;
И, как всегда, Аман был жадный:
-- На царской лошади сидеть.

И пусть одежду-одеянье,
А также царского коня,
Возьмёт князь первый с почитаньем,
Кому награду дал бы я.

Одеть в те царски(е) одеянья,
Верхом чтоб сел он на коня,
На площадь въехать при сверканье,
Кричать: Почёт есть от царя.

-- Тебе Аман, ты князь мой первый,
Как всё ты только что сказал,
Для Мордехая, князь мой «верный»
Исполни, я так приказал.

Исполнил волю он владыки
Всё точно, как сказал он сам,
Хотя казалось ему «дикой»,
Теряет он престижа сан.

Аман, расстроенный событьем,
Поспешно держит путь в свой дом,
Отравлено его всё житье,
Своей вины не понял в чём.
 
Жене, друзьям поведал горе,
В ответ услышал он слова,
Что, если с Мордехаем в ссоре,
Слетит возможно голова.

Во время этих разговоров
Явились евнухи царя,
Амана, словно приговором,
На пир к царице водворя.

5

И снова царь жене-царице
Исполнить просьбу дал совет,
Любую, что ей даже снится,
Тем более от всяких бед.

-- Мой господин, Вы – царь могучий,
Коль милость есть у Вас ко мне,
Подарок мне, тот будет лучший,
Чтоб я жила у Вас в душе.

Чтоб жив был весь народ еврейский,
На гибель отданы все мы.
И, если б проданы в рабы,
Ущерб царя был бы сильнейший.

Проделки это все Амана,
Тебе противник он и враг,
Его лишить ты должен сана,
И смело делай этот шаг. 

Свой гнев обрушив на Амана,
Царь вышел вдруг в дворцовый сад,
Тогда к Эстер, путём обмана,
Приполз до ложа этот гад.

Почти касаясь её тела,
Он умолял её простить,
И им затеянное дело
К евреям, сможет погасить.

Внезапно царь пришёл из сада,
Амана видит близ Эстер,
Не терпит он такого ада,
И принимает ряд он мер.

Подумав, что над ней насилье,
Он быстро отдаёт приказ,
Ему устроить так «веселье»,
Чтоб больше не тревожил нас.

Казнить, на дереве повесив,
Где должен Мордехай висеть,
Избавив всех от мерзкой спеси,
Никто не мог её терпеть.

А истребление евреев
Несёт казне один лишь вред,
И это дело он затеяв,
Конечно же, его лишь бред.

Царь щедро одарил царицу,
Ей подарил Амана дом;
Эстер, царю решив открыться,
О дяде ей навек родном.

И снял Ахашверош свой перстень,
Владел им ранее Аман,
Поскольку Мордехай так честен,
Навечно он ему отдан.

Эстер дом передала дяде;
Опять она у ног царя,
Но без него во всём ни пяди,
То просьба вновь её не зря.

Просила снять указ Амана,
Об истребление людей,
Страну «пленит» такая рана,
Ведь ценен каждый иудей.

-- Народ наш столь трудолюбивый,
Он не мешает никому,
В твоей стране он стал счастливый,
И тем обязаны ему.

Верните письма все Амана,
Что разослал он по стране,
За подписью его же сана,
Убить нас всех, в успех казне.

И царь в ответ на эту просьбу,
Дал волю им писать приказ,
Чтоб отменить Амана козни:
-- Я возлагаю всё на Вас.

Пишите в письмах, что хотите,
Скрепите перстнем, что у Вас,
По всей стране их разошлите
Без промедленья, в тот же час.

Поспешно началась работа,
Писанье писем к областям,
На языках того народа,
Всем царским слугам и князьям.

Гонцы помчались во все страны,
Изъять Амана злой приказ,
Чтоб залечить всем людям раны,
Известьем новым в этот раз.

Царь жизнь дарует иудеям,
Во всей большой его стране,
Кто убивать готов евреев,
Повинен будет сам вдвойне.

Царь дал согласье иудеям
Встать на защиту жизни всех;
Кто ж поднял руку на евреев,
Врагов чтоб уничтожить тех.

А Мордехай весь в одеянье,
Под яхонт цветом и в венце,
И под народа ликованье,
На площадь вышел он в конце.

Веселье, радость иудеев
Объяло весь народ страны,
Случился праздник для евреев,
Они царю стали верны.

6

Как раз в том месяце, адаре
И в день тринадцатый его,
«Пожар» убийств и «запах гари»
Евреи ждали от всего.

Но Мордехай и дочь-царица
Сумели погасить «пожар»,
Эстер была царю «жар-птица»,
Он жизнь отдал евреям в дар.

Врагов еврейского народа
Постигла кара в этот день,
Страна избавилась от сброда,
Кто на евреев бросил тень.

Бояться стали Мордехая,
Он у царя стал первый князь,
И именем его пугая,
Исчезла всякая вдруг мразь.

В одной только столице царства
Пятьсот убито тех людей,
Кто жаждал зверского коварства,
Кому «мешал» жить иудей.

Убили сыновей Амана,
Все были недруги царя,
В стране чтоб не было обмана,
И часть князей и слуг, не зря.

И в день четырнадцатый тоже
Убито триста всех врагов,
Но их имущество и ложи,
Не тронули, как их и дом.

А день пятнадцатый в столице
Веселья, пиршества стал днём,
Сначала надобно молиться,
Потом – вся радость за столом.

Конечно, песни, пляски тоже,
Подарки дарят в этот день,
Из года в год всё Царство божье
Цветёт, как всякая сирень.

Все названные здесь событья,
И Мордехай, и дочь Эстер,
Вписали в письмах для всех жития,
Мучений, доблести пример.

По всей стране его огромной,
До самых африканских стран,
Летели письма и, как бомбой
Срывали страх, что нёс Аман.

Неслось веселье, радость людям,
Назвали Пурим проздник тот,
Для всех евреев праздник чуден,
По странам мира держит ход.

Записан в книгу он законов:
Деянья грозного царя,
Как Мордехай приближен к трону,
И как Эстер дела творя:

Умом и мужеством сумела
Амана победить всё зло,
Как в этом деле преуспели,
Что в душах солнце, как взошло.

Благословение

Благословен Господь, взыскавший
За всех евреев, свой народ,
Народ еврейский, весь поднявший
За жизнь свою в тот славный год.

Расстроил замысел коварных,
Народа нашего врагов,
По чину их во всём шикарных,
В богатстве, в силе их «рогов».

Не помогло всё их богатство,
Сгубила глупая их спесь,
Возликовало наше братство,
В борьбу включился род наш весь.

Аман – потомок Амалека
Замыслил истребить народ,
Но он по замыслу – «калека»
И весь его злосчастный род.

Нашёлся Мордехай – отважный,
Он воспротивился врагу,
Он сделал шаг настолько важный,
Согнул противника «в дугу».

Надел он вретище и в траур
Он облачился, блюдя пост,
Вцепился в землю он, как «ящур»,
Меж злом и благом – был, как мост.

Раскрыл он заговор слуг царских
И вместе с дочерью Эстер,
Добился почестей «рыца;рских,
Предприняв ряд ответных мер.

Он вместе с дочерью-царицей
Вошли в доверие к царю,
И вместе лишь могли добиться,
Что царь сказал: «Вам жизнь дарю».

Аман доверие утратил,
Он прозевал и заговор,
Казну чуть было не растратил,
И на царя навлёк позор.

Хотел сгубить он всех евреев,
От них не малый был доход,
Он сам зачислен был в злодеи,
Царь выдал справедливый ход.

Пур-жребий не помог Аману,
Всё вышло вточь наоборот,
Он сам себе нанёс лишь рану,
И жребий сделал поворот.

Повешен вместо Мордехая,
Народ еврейский весь живой,
И Пурим каждый год справляя,
Дарует Богу голос свой.



















 
Рош ха-Шана
(Еврейский Новый год)

Рош ха-Шана – библейский праздник,
Он есть еврейский Новый год,
Другим он кажется, как «частник»,
Его чтит лишь один народ.

Что в переводе он с иврита,
Так это – «года голова»,
Обрядов много в нём сокрыто,
В молитвах – нужные слова.

Начало – в первый день тишрея
По лунному календарю,
Осенним солнцем всех он грея,
Он просто – братик сентябрю.

Точнее – на его средину,
На вечер накануне дня,
В нём бог обычаев лавину,
Тысячелетьями храня;
 
В Талмуте выдал к исполненью
Работе всякой на запрет,
Лишь на еду приготовленье
Дал положительный ответ.

До самого Йом-Кипура,
От начала – десять дней,
Подобен бог прокуратуре,
Он судит в мире всех людей.

Его решенья беспощадны,
Иль смерть кому, иль дальше жить,
А тем из них, что столь злорадны,
Нет права в «Книге Жизни» быть.

Всё это время называют,
Все «Днями страха» иль, как месть,
Людей кто в жизни обижает,
Наглея, попирают честь.

Предписано за все поступки,
За весь предшествующий год,
Возможно даже, стиснув зубки,
Молиться, чтоб простил Вас бог.

Приветствовать других при встречах,
Раскаяться в своих грехах,
В своих обычных в жизни ре;чах,
Не нагрубить бы в попыхах.

Потом самим бы ты Всевышним
Записан в «Книгу жизни» был,
Быть праведным совсем не лишне,
Чтоб в год ты следующий жил.

В обычном смысле того слова,
На праздник наш Рош ха-Шана,
Заложен в нём весь смысл другого,
Грехам объявлена война.

Нарядные у всех одежды,
Накрыты к празднику столы,
Но в том не радость, а надежда,
Чтоб бог «не забивал голы».

В душе посеять милосердье,
Простил бы многие грехи,
За наше страстное усердие,
Являть раскаянья шаги.

Молитвы в наших синагогах
Читаются во все два дня,
Чтоб повлиять на мненье бога,
К своей пастве любовь храня.

Но самым эмоциональным –
Обряд трубления в шофар,
Как инструментом специальным,
Он богом дан евреям в дар.

Он изготовлен очень просто,
Всего лишь он – бараний рог,
В него трубят довольно часто,
Всё, как предписывает бог.

Во время утренней молитвы
По сто раз дуют каждый день,
Похоже – это символ битвы,
Чтоб отогнать от бога тень.

Он должен издавать три звука,
Сначала длинный, а потом,
Короткий, жалобный, как мука,
И резкий, быстрый, как тот гром.

Его все слушают лишь стоя,
Как бога – это «Трубный глас»,
Как символ окончанья боя,
К раскаянью прину;дить нас.

Еврей обязан по примеру
Вживую слушать этот звук,
А не под радио, «фанеру»,
Как говорят – из первых рук.

В день первый и на ночь второго –
Код зажигания свечей,
Должна хозяйка делать строго,
Для всей семьи – всего важней.

Зажечь, как минимум, две нужно,
Добавить можно по одной,
На деток всех, живущих дружно,
Светлее делая дом свой.

Но не одна хозяйка дома,
Зажечь их может даже дочь,
С трёх лет малышки уж знакомы,
Разжечь свечу на эту ночь.

Свечей в день первый зажиганье
За двадцать начинать минут,
Заката солнца в ожиданье,
Момент все с нетерпеньем ждут.

Но, если праздник не в субботу,
Не были свечи зажжены,
То не беда с такой заботой,
Зажечь их можно до еды.

До праздной трапезы начала,
Причём огонь создать нельзя,
Он должен быть, как «у причала»,
Горящим раньше и не зря.

Одну свечу ещё за сутки
Так разжигают про запас,
И от неё, как для побудки,
Другие получают «пас».

На ночь вторую – тоже свечи,
Но лишь по времени – поздней,
Когда наступит полный вечер,
И звёзд значительно видней.

И вечерами, как и днями,
Садятся за накрытый стол,
Обычно вместе и с гостями,
Благословляя хлеб и соль.

Пред каждым праздничным застольем,
Обычно делают кидуш,
Благословляя всё раздолье
Вином, для наслажденья душ.

Во время трапезы вечерней,
Как первой на Рош ха-Шана,
Обычай этот очень древний,
Всему солёному – война.

Нельзя есть всё, что кисло, горько,
Едят лишь сладкое одно,
Но всей еды при этом столько,
«Что не заметно даже дно».

Все блюда – символ изобилья,
Его ждут в будущем году,
А рыба – символ плодородья
И процветанья, в угоду;.

Морковь – кружочками по цвету,
Как россыпь золотых монет,
Давно известна хала свету,
Сладка, с изюмом, как рулет.

Чтоб год принёс бы всем здоровье,
Достаток в каждый дом жильца,
И даже мясо, но коровье,
И молодого, от агнца.

В начале трапезы съедают
От халы лакомый кусок,
И яблоком всё продолжают,
Его макнув в медовый сок.

Считается, что чем вкуснее
Вся трапеза под Новый год,
Тем год грядущий весь «жирнее»,
Тем весь обильней огород.

Обильно на столах граната,
При этом люди говорят:
«Чтоб жизнь вся не была утратой,
Дела, как зёрнышки горят».

Уже после дневной молитвы
Свершается ещё обряд,
Подобен он с собою битве,
Он по военному – «наряд».

Ташлихом назван сей обычай,
Как сбрасывание грехов,
Бывает всякий в жизни случай,
О них – всегда без «лишних слов».

И вот, чтоб сбросить эту тяжесть,
У водоёма – сбор людей,
Где водится и рыба даже,
Молитва действует верней.

Хороший это тоже праздник,
Он сплачивает всех людей,
И даже в жизни, кто проказник,
Тому лишь праздник всех милей.





















Йом-Кипур

Йом-Кипур не день печали.
А он лишь только – день поста,
В нём в древности все отмечали,
Как «наведение моста».

Как примирение друг с другом,
И прежде с Богом, в том числе,
С соседом, близким тебе кругом,
С кем ты общался налегке.

Характер праздника в Талмуде:
«Нет более счастливых дней,
Чем для решения всех судеб,
Для всех еврейских в том людей.

К нему «пристёгивают» свадьбы,
И каждый как бы вновь ожил,
И каждый очень тем был рад бы,
И он бы больше не тужил.

Другой, расхожий о Кипуре
В сознании людей всех миф,
Что в этот праздник, в процедуре
Молитвой обойдёшь ты «риф».

За службой в нашей синагоге
В молитвах ты проводишь день,
Как будто ты весь день в дороге,
И как бы сбрасываешь «тень».

Грехи, как тень, в твоём сознанье,
Но дело в том, что и не все,
А против Бога, что ты ранее
Свершил когда-то, и лишь те.

Свои грехи к обычным людям
Не искупает Йом-Кипур,
Ты должен их, начав по будням,
Просить прощенья целый «тур».

И если первая попытка,
Вам не приносит тот успех,
Хотя для Вас и будет пытка,
Но искупить должны Вы грех.

Второй раз, искренне прощенье
Должны просить Вы у истца,
И даже третий раз решенье
Должны принять Вы до конца.

Истец не должен быть суровым,
Он должен вежливо прощать,
Он должен быть к тому готовым
И не сильно возражать.

Но коль вина твоя огромна,
Ущерб ли нанесён большой,
То просьба вовсе неудобна,
И ты истцу, как не родной.

Йом-Кипур предписан Торой,
Единственный где сказан пост:
«Смиряйте души Ваши верой,
И меж людьми постройте мост».

За час до праздника начала
«Приходит в действие» сей пост,
В нём Тора точно предсказала,
Когда «кончает он свой рост».

По времени «рост» длится сутки,
Запретов много в этот день,
Отбросив в сторону все шутки,
«На каждого ложится тень».

Она «откроет» ряд запретов,
К примеру, ничего не пить,
Порою трудно дать ответа,
Зачем в посту так трудно жить?

Запрет введён и на купанье
И на близкий нам интим,
Из кожи обувь одеванье,
Коль богом человек храним.

Запрет направлен, снизить чтобы
Комфорт физический души,
Кто убивать зверей готовы,
Унять свой грех в её глуши.

Точнее будет объясненье:
Простить как может тебя Бог,
Из кожи обуви ношенье
Лишь для твоих «красивых» ног.

И современная одежда
На светлый праздник Йом-Кипур:
Костюм парадный, как надежда,
И тапки, как на теннис-тур.

Последнюю пред Днём из трапез
Зовут Сеуда мафсекет,
Как «завершающая» запись
По-русски в переводе, след.

С куриным лёгким он бульоном,
Обычный это, как обед,
Одним лишь блюдом, «слабым фоном»
«Украшен» стол последних лет.

Солёной, да к тому же острой
Не подают на стол еды,
Она должна быть очень постной,
Чтоб не хотелось пить воды.

Не обязательно поститься
Всем детям лет до девяти,
Их кормят с просьбою проститься,
Еду обильну(ю) обойти.

Все женщины уже в двенадцать,
Мужчины все в тринадцать лет,
Должны постом, как «облагаться»,
Чтоб он для них оставил след.

Больным и до трёх дней родившим,
Они свободны от поста,
А голод, не переносившим,
Как и беременным, устав;

Благоволит поесть немного,
Ведь жизнь для всех всего важней,
Она важней, чем клятвы богу,
А для семьи – вдвойне родней.

Молитвы в этот славный праздник
Длинней обычных всех в году,
И каждый в нём, как тот «проказник»,
Молитвой «чтит» свою судьбу.

«Все клятвы» -- первый вечер службы,
Открытье праздника – Кипур,
Он в тоже время праздник дружбы,
Он для души твоей, как «бур».

Бурлит душа к освобожденью
От данных ранее всех клятв,
Как к новому ему рожденью,
За клятвы Богом он объят.

Германского иудаизма
Одна их знатнейших фигур,
Подобно от паразитизма,
В прошедшем веке снял, как» бур»;

Молитву «Коль нидрей» -- «Все клятвы»,
Со сроком лишь на пару лет,
Чтоб с евреев в виде «жатвы»
Снять обвинительный обет;

Они не держат обещаний,
И кругом – сплошной обман,
Но «Коль нидрей» по описаньям –
Не есть обещанный «карман».

Где лежат все обещанья,
Когда-то данных людям впрок,
Вся жизнь диктует пониманье,
Что не надёжен всяк зарок.

С утра до ночи длится служба,
Но есть короткий перерыв;
Одна молитва очень нужна,
«Аль хет», как к богу на прорыв.

«Аль хет» -- повторная молитва,
Что в переводе – «За грехи»,
Она, как истинная битва,
Как духом сильные стихи.

Молитву эту повторяя,
Себя бьют кулаками в грудь,
При этом вслух перечисляя
Грехи, что надобно «свернуть».

Грехов моральных всего больше,
Обиды на учителей,
И клятвы, сплепни часто ложны,
Нечестность, ругань всех мастей.

Но очень странное признанье:
Под давлением грехи,
Зачем мольба в их оправданье,
В них часто случаи «брехни».

Еврейский, но уже покойный,
Учёный Авраам Симон,
Грехами очень беспокойный,
Считал таких, как будто сон.

Хотя и люди утверждают,
Что их заставили свершить,
Но он, Симон, так полагает,
Что неправда может быть.

Считают непреодолимым,
Что не пытались победить,
«Аль хет» грехов необходимых
Перечисляет, скольким быть.

Но если Вы не совершали
Такой грех лично в этот раз,
Традицией всех обязали
Нести ответственность сейчас.

Во время по;лудённой службы,
Так называемой «Минхи»,
Во имя общей крепкой дружбы,
Ионы слышатся стихи.

В ней «пробегает» главной «схема»,
Желанье Бога тех простить,
Но лишь раскаявшихся тема,
Кто искренне сумел просить.

И заключительная служба,
Как «закрывающая» тур,
Она особо людям нужна,
«Неила» -- имя в «Йом-Кипур».

Вся служба как бы выражает
Закрытие ворот – конец,
И каждый сильно ощущает
В душе, как с Богом под венец.

Молитвы будто оживают,
Все молятся так горячо,
Пока «ворота» закрывают,
«Придвинуть к Богу хоть плечо».

В конце же праздника Кипура
Приводят в действие шофар,
На нём «особой партитурой»,
На длинной ноте – звук фанфар.

Поскольку на Йом-Кипуре
Затронута судьба людей,
Во всей её при жизни буре,
Нет более счастливых дней.

Так он считается в Талмуде,
Как чистка духа всей души,
Где примирились в нём все люди,
И все пред Богом хороши.
















Суккот – праздник Кущей

1

Суккот – еврейский праздник Кущей,
Он продолжается семь дней,
Он как бы признак жизни лучшей,
Где до начала всех дождей;

Когда свершив сбор урожая,
Крестьянский трудовой народ,
Получит отдых в виде рая,
Благословляя Новый год.

За Новым годом как бы следом,
Чрез дней пятнадцать от него,
Давно считается он «дедом»,
Но есть особенность его.

«Сукка» -- название – основа,
Шатёр, шалаш или «кущи»,
Так в переводе это слово,
Хоть сколько ты его ищи.

Иллюзии ведь знак опасный,
Что делает надёжным дом,
Но крыша, как нам это ясно,
Способна на любой пролом.

Надёжность, безопасность дома
Зависит от других причин,
Ведь дом «боится» и погрома,
Ведь он у каждого – один.

Их было много объяснений
Во все евреев времена,
Во всех евреев поколений,
Где не была бы их страна.

Шалаш, он ставя возле дома,
Еврей как будто в нём сейчас,
Он там во времена Исхода,
Нашёл себя в последний час.

Он как бы с теми, кто в пустыне
Скитался почти сорок лет,
И он пришёл в страну отныне,
Натерпевшись страшных бед.

Пришёл освоить её земли
И радоваться всем плодам,
В ней хорошо растут все стебли,
Сказать спасибо всем богам.

А смысл другого толкованья,
Чтоб помнил всякий человек,
Что бедность – многих состоянье,
В котором жили люди век.

Чтоб даже, будучи богатым,
Не возгордился бы собой,
Не дал бы ходу лишним тратам,
Но и гордился бы страной.

2

В Суккот особого «состава»
Проводят чёткий ритуал,
Он – «вознесение лулава»,
Так в Торе бог его назвал.

И пальмы лист лулавом назван,
Набор растений четырёх,
Они, как символ типов разных,
Людей благословляют всех.

Этрог – он с запахом и вкусом –
Он – Тору знающий еврей,
И наделённый добрым чувством,
Живущим как бы для людей.

Листочек финиковой пальмы,
Дающей даже сладкий плод,
Еврей, хотя он, как нормальный,
Он Тору знает, но – урод.

Он чёрств и безразличен к людям,
Не совершает добрых дел,
Его же многие не любят,
Душой он словно весь истлел.

Растенье мирт – не годно в пищу,
Но чудный запах лишь всего,
Таких людей все люди ищут,
Как аромат – добро его.

Без запаха и вкуса ива –
Еврей, не знающий добра,
С характером живёт спесиво,
Не чтит он Тору и Шатра.

Но бог соединил евреев
В один огромнейший букет,
Они, как ветки на деревьях,
Как хор, поющий свой дуэт.

Чтоб помогали бы друг другу,
Неся за друга и ответ,
И всё – по замкнутому кругу,
И каждый чтоб увидел свет.

Но есть другое толкованье,
Растений всех тех четырёх,
Где каждому дано названье
Частей у тела, но не всех.

Этрог – так это только сердце,
А позвоночник – пальмы лист,
Он тонок и «острее перца»,
И гибок, как тот танец твист.

А листья мирта так овальны,
Конечно, это же – глаза,
А ива – это же уста,
И все вокруг всем тем довольны.

Они же, взятые все вместе,
Так это ж просто – человек,
Они все собраны, как в тесте,
Творца все славят без помех.

В канун веселья на базарах
В продаже всё для шалашей,
Они как будто в божьих дарах
Всех вышеназванных частей.

Усыпан город шалашами,
Они растут, как те грибы,
Бывает спят в них и ночами,
Всё чаще дети и деды.

Дворы, балконы и веранды,
Стоянки многие авто,
Их шалаши, как «оккупанты»,
«Одели город весь в пальто».

И даже на военных базах
Чтят этот праздник, как и все,
А шалаши, как метастазы,
Раскинуты почти везде.

Сегодня все семь дней Суккота,
Желанья жить в том шалаше,
Совсем немногих в том забота,
Они сегодня – в меньшенстве.

Но шалаши все любят дети,
Для них всё это, как игра,
Для них все приключенья эти --
Совсем весёлая пора.

В Израиле Суккот, как праздник,
По полной празднуют лишь день,
А остальные – полупраздник,
Уже берёт всех в плен и «лень».

Студенты, школьники – гуляют,
Почти не полный день везде,
Свои проблемы оставляют,
И каждый сам себе в гнезде.
Ханука – победа и чудо

1

Как чуден праздник наш Ханука,
В его основе – ряд побед;
О нём еврейская наука
В истории оставит след.

В далёкой древности еврейской,
Венчал победу наш народ,
Обычай древний иудейский,
В молитвах славить весь свой род.

Правитель прошлой Иудеи,
Иегуда – царь Маккавей,
Из рода древних Хасманеев,
Народа древнего ветвей;

Над войском греческим победой,
С возвратом Храма и горы,
Покончил с гнётом и всей бедой,
Очистив храм от мишуры.

От их языческого культа,
И всё, что связано там с ним,
Спасая Храм свой от «инсульта»,
Поскольку сам народ гоним.

Вся утварь древнего их Храма,
Была вновь ими создана,
И эта поруганья драма
Ушла на долгие года.

На жертвенник для возлиянья
Запас вина был осквернён,
А для минор, их зажиганья,
Оливок масла – весь сожжён.

Но лишь один сосуд с тем маслом,
Был найден целым, невредим,
И он служил тем звёздным часом,
Что был, как раз, необходим.

Все восемь дней шло обновленье,
Весь Храм по новой заиграл,
Зажгли минору с песнопеньем,
Боялись, кончится запал.

Считали, масла в том сосуде
Им хватит только лишь на день;
Но Бог за это не  осудит,
Что вдруг потом наступит темь.

Но в Храме том случилось чудо,
Горенье длилось восемь дней;
Я объяснять сие не буду,
Чтоб не смущать нам всех людей.

С тех пор, как память о событье
Есть зажигание свечей,
Евреи мира своё житие
Связали с памятью тех дней.

Как только сумерки забрезжут,
И первы(е) звёздочки «моргнут»,
В минорах свечи затрепещут,
В день по одной, их все зажгут.

Свеча девятая, как факел,
Огнём снабжает восемь свеч,
Чтоб без огня «никто не плакал»,
Все восемь надо ей зажечь.

И длится восемь дней Ханука,
Неся нам радость в каждый дом,
Нас покидает «тётя скука»,
И горечи сметает ком.

Традиций много в этот праздник,
На труд и запрещений нет,
Еврей наш каждый в нём участник,
Уже так много тысяч лет.

А вот для женщин – послабленье,
Ещё в те средние века,
Дано им как бы разрешенье,
Когда горит уже свеча;

Не делать никакой работы,
Отдаться Празднику сполна,
Её «грызут» свои заботы
И набегают, как волна.

Как память о горенье масла, 
В свечах миноры восемь дней,
Чтоб память вовсе не погасла,
Печёным потчуют людей,

Пекут заранее оладьи,
Блины и пончики для всех,
Чтоб было рая всё исчадье,
Чтоб не забыть победы вех.

Дарить на Праздник деньги детям
В размере мелочных монет;
К тому, в поэме мы отметим,
Обильный стол всему в ответ.

2

В традициях еврейской мысли,
В текущих прошлых временах,
Значенья Хануки «зависли»,
Менялся смысл её в годах.

Сначала Праздник в честь Победы
Был основной его мотив,
Со временем все «юдоведы»
Сменили в честь его «курсив».

Он стал, как памятью о чуде,
Свечи горенья восемь дней,
Когда все думали, что будет
Один лишь день гореть лишь ей.

Победой слабых над насильем,
Всех чистых замыслов над злом,
Добро и счастье изобильем
Текло бы в наш еврейский дом.

С тех пор двоякий смысл в Хануке,
Один лишь Праздник наш такой,
Но все они враги всей скуки,
И будоражат наш покой.

Сейчас в тех смыслах нет различья,
Пусть будет в нём двоякий смысл,
Нам важно Праздника наличье,
И сей вопрос чтоб нас не грыз.

А чудо долгого горенья –
Духовной жизни нашей знак,
Он символ стал восстановленья,
С культурной жизнью, как бы – брак.

Во все века Хануки символ,
Как факел, освещал нам путь,
И символ этот, словно буйвол,
Души еврейской движет суть.

А суть её – её живучесть,
Хотя Храм могут захватить,
И всё, что в нём постигнет участь,
Почти всё масло осквернить.

Но в тайнах всей культуры нашей
Всегда найдётся уголок,
Где масла, полного как в чаше,
Захоронили в закуток.

И в этой чаше, это масло,
С печатью первого лица,
Всегда гореть будет прекрасно
До долгожданного конца.

Конца, когда наступит время,
Культуру нашу возродить,
И скинуть вражеское бремя,
И вновь всю нацию сплотить.
Песах или Пасха

1

Какое блаженство для нас, всех евреев
Встречать праздник Песах, ведь он всех главнее,
Из праздников всех он еврейских древнейший,
А для истории нашей – важнейший.

Он связан с одним из главнейших событий,
Народа еврейского как бы открытий,
Исходом народа из рабства в Египте,
И о событиях в страшной их битве.

Начало истории – с дней Авраама,
Которому бог, осветив панораму,
Наследника бог обещал и потомков,
И много их будет, но, как бы, «вдогонку».

Но долго ещё не видать Вам свободы,
Пока не промчатся столетия годы,
Точнее, четыре столетья рабами
Должны Вы в Египте все жить меж врагами.

И первый попавший в Египет потомок
Был правнук Иосиф, настолько он ловок,
Что он из раба превратился в министра,
Советником стал фараона он быстро.

Вслед за Иосифом явилось в Египет
Семейство Яакова, ад в жизни их сгинет,
Людей в их общине лишь семьдесят было,
И приняты были они даже мило.

Семейство росло, вскоре стало их много,
И власти решили «играть» с ними строго,
Работу тяжёлую тут же вменили,
Чтоб только евреи все хуже бы жили.

Военный режим был введён повсеместно,
А это – совсем для евреев бесчестно,
Дома подвергались прослушке, досмотру,
И жён разлучали с мужьями без спору.

Рождённых всех мальчиков, там убивали,
Семью без наследника в ней оставляли,
Предали причину их гнева теченью,
Как повсеместному злому явленью.

2

Спасителем всего народа
Тот самый мальчик стал, Мойсей,
По крови из евреев рода,
Герой истории он всей.

Стечение всех обстоятельств,
От гибели спасло Моше,
И вопреки всех надругательств,
Воспитан был он во дворце.

В их логове он жил с врагами,
Народу верен был всегда,
Случиться надо ж было драме,
Убил он одного врага.

За то, что тот избил еврея,
Не мог перенести сей акт,
Он знал, что пострадает шея,
Сбежал он на верблюжий тракт.

Жил много лет он в чуждых странах,
«Шерстил» он Африку, Восток,
Он весь «погряз в душевных ранах»,
Что он с народом жить не смог.

И вот однажды по Синаю
Моше перегонял овец,
Горящий куст узрел, не зная,
Что предсказанье от небес.

А куст горел, но не сгорая,
С него раздался божий глас:
-- В Египте, твой народ страдая,
Так направляйся прям сейчас.

Ты должен вывести из рабства,
Народ свой весь освободить,
Единого достиг он братства,
Пора ему народом жить.

За время жития в Египте,
Шестьсот всех тысяч он достиг.
И в устном бог своём рескрипте
Всё выложил в кратчайший миг.

3

Не так-то просто это сделать,
Сам фараон издал запрет,
Нужна была не только смелость,
И помощь бога им в ответ.

Послал в Египет десять казней,
А в Ниле – кровь вместо воды,
Страну наполнил всякой мразью,
«Которой только есть плоды».

И полчищ жаб, не видно края,
И саранчи трёхдневный мрак,
От града гибель урожая,
Как будто света полный крах.

Нашествие животных диких,
И в большинстве своём зверей,
Падёж скота в условьях лихих,
И гибель первенцев детей.

Дома евреев бог не трогал,
Лишь наказал он египтян,
Он наказал Египет строго,
Нашёл в народе он изъян.

Изъян – к евреям в отношенье,
Он вырос в яростный накал,
Евреи приняли решенье,
Покинуть ненавистный «бал».

Они готовились к Исходу,
Пометив кровью их дома,
Чтоб в дом не было смерти ходу,
В нём не нашла себе «корма;».

А кровь все брали из баранов,
Убитых на глазах врагов,
Как мщенье ненавистным «панам»,
Евреев, сделавших рабов.

Баран – священным слыл животным,
Тем самым мщение – сильней,
И для хозяйства слишком годным,
А значит – в жизни им вредней.

Барашков молодых из стада
Не просто нужно было съесть,
А сделать это было надо,
И на виду врагов, как месть.

Ещё гласит одно преданье,
Поскольку спешный был Исход,
Заквасить тесто с запозданьем,
Не стал еврейский наш народ.

По этой самой же причине
Лепёшек пресных напекли,
И, пробираясь по пустыне,
Дни не голодные текли.

А эти пресные лепёшки,
У них название – маца,
Не требуют, как пища, ложки,
Хрустеть их можно без конца.

Их полагается есть в Песах,
Они напоминают хлеб,
Они совсем почти без веса,
Они – съедобный «ширпотреб».

Но спешка не была напрасной,
За ними чуть не по пятам,
Готовя им конец ужасный,
Теперь уже своим врагам.

Гнались отряды с фараоном,
Опять евреям бог помог,
Он гневным своим громким тоном,
Воздвиг им на пути порог.

На день седьмой после Исхода,
Открыло море им врата,
Закрыв сейчас же ширь прохода,
И тем, остановив врага.

3

А длится чудный праздник Песах,
Дней столько, сколько шёл Исход,
И очень многим в интересах
В (И)ерусалим свершить поход.

За праздничным столом читают
Пасхальную всю Агаду,
В ней всем опять напоминают
Исход и прежню(ю) жизнь в аду.

И эта трапеза с названьем
«Пасхальный седер», как всегда,
Семья еврейская стараньем
Его проводит все года.

Веками длится этот праздник
В еврейских семьях многих стран,
Еврей в нём каждый, как участник,
Ему и шанс тот богом дан.

Себя почувствовать частицей
Народа древнего времён,
Как будто сам сейчас стремится,
В Исходе будто сам рождён.

Пасхальный седер, как явленье,
Он помогает всем понять,
Как  удалось в веках теченья,
Народом, как единым стать.

В условиях жестокой жизни,
Рассеянья во всём миру;,
Народ не дал дождаться тризны,
Живёт он в собственном «бору».



















Шавуот

1

Тот день Даренья Торы Богом
И назван Праздник Шавуот,
Наполнен он библейским соком,
Издревле празднует народ.

Гласит еврейское преданье,
Что на пятидесятый день,
Исхода, после выживанья,
Исчезла в жизни «злая тень».

Народ обрёл, как Кодекс жизни,
Как Конституцию страны,
По ней жил каждый аж до тризны,
Ему невзгоды не страшны.

А с Торой – Заповедей десять,
Вдобавок – устный, как Закон,
Их честь, что очень много «весят»,
На свиток записал в рулон.

С названьем – Письменная Тора,
Иль Пятикнижия, как сплав,
А часть, подобно Светофору,
Как Тору Устную – создав.

Она записана позднее,
Чрез тысячу пятьсот лишь лет,
Второго Храма разрушенья,
Ему, как будто, даже вслед.

Вся запись этой Устной Торы
Несёт название – Талмуд,
Томов в нём много, «целы(е) горы»,
Огромный он библейский труд.

Но кроме них, ещё есть много,
Других для молящихся книг,
Мидраж – названием другого,
Всех вместе называют их.

Имеет несколько названий
Наш этот Праздник – Шавуот,
Он дополняет наши знанья,
Богаче делает народ.

Одно из первых – «Праздник жатвы»,
«О жатве первых в ней плодов,
Когда засеяв поле в клятве,
Ты не нарушил божьих слов».

Он – Праздник сельского хозяйства,
Он назван «Праздником земли»,
Когда уже явились яства,
Пшеницы зёрна зреть смогли.

В то время только земледелье
Богатой делало страну,
При этом не было безделья,
Благословляли все страду.

Должны быть благодарны Богу;
Ячменный урожая сноп
Быть первым «запряжён» в дорогу,
Как жертва богу в этот год.

Неси «начатки» урожая,
Пшеницы в виде двух хлебов,
При этом бога ублажая
В теченье жизни всех веков.

Один из Праздников «начатков»,
Он – Шавуот, один из трёх,
Он – продолжение Порядка,
В нём как бы богу дан зарок.

«Начатков» Праздников – их пару,
«Начатков» -- первых всех плодов,
Суккот и Пейсах в эту «тару»
Без лишних входят, как бы слов.

На эти только три события
Должны мужчины приходить,
Согласно жизненного бытия,
В святилище всё приносить.

Начатки видов урожая,
Что собирали в этот год,
Себя при том сопровождая,
Созрел на это время плод.

Неделя Пейсаха совпала
На раннюю весну в году,
Сбор ячменя берёт начало,
Ячмень как раз в самом соку.

Пшеница позднею весною
Вся созревала в Шавуот,
Она наполнила собою
Страну всю хлебом целый год.

И, наконец, уже на осень
Приходится и сам Суккот,
Плоды всех фруктов богу носим,
Здесь урожая – целый «флот».

Одним из главных, по решенью
Считался Праздник Шавуот,
Поры, до Храма разрушенья
В семидесятый эры год.

Хотя события Исхода
На Пейсах вспоминаем мы,
Но наши предки, год от года,
И в нём все чтили ход борьбы.

Последнее его названье
Зовётся также – Ацерет,
Что в переводе, как «Собранье,
И существует много лет.

Оно не числится в Талмуде,
Его назвали мудрецы,
Но часто пользовались люди,
Найти чтоб истины концы.

2

А синагоги в этот Праздник
Одеты все в зелёный цвет,
Они как будто всех нас дразнят,
От всех плодов шлют нам привет.

Весь день проводятся молитвы,
В столице – Плача у Стены,
И тем духовно люди сыты,
Они – хозяева страны.

Торжественно выносят свиток,
О нём читают весь рассказ,
Как этот жизни «мудрый слиток»
Навеки осчастливил нас.

При этом, слушают все стоя,
Переживая весь момент,
Как будто здесь идёт такое,
Вручают им тот документ.

Не важно смысла пониманье,
Присутствия сам важен факт,
В душе простого ликованья,
Что был свершён когда-то акт.

Стол праздничный – мучной, молочный,
Творог, сметана, сыр, торты,
Он выглядит настолько сочным,
Коврижки с мёдом, пироги.

Все дети шествуют и в школу
И даже в ранний детский сад,
Все, соблюдая божью волю,
На праздничный, конечно, лад.

С корзинками, где сливы, груши,
На головах несут венки,
У них всех радостные души,
Настали чудные деньки.

В домах все окна – в украшеньях,
Бумага в ход идёт, картон,
Людей большого уваженья,
Как признак радостей «притон».