***
Бабушке Августине.
Только по прочитанному мною вслух отрывку из какой-нибудь сказки
она, благодаря какому-то, ещё неизвестному науке чувству,
признавала во мне своего внука.
Жизнь не нова. Лишь в этом смерть права.
Что ж, если ей при мысли этой легче?..
Я скоро перестану узнавать
снежинки, что ложатся мне на плечи.
Забудутся и сказки про конька,
про туфельки хрустальные и тыкву…
Мне напоследок рюмка коньяка
позволит повторить твою улыбку,
когда с порога, перепутав счёт
годам прожитым и добрейшим ласкам,
по впалости меня узнала щёк
и молодильным яблокам из сказки.
Мы живы тёплой памятью сердец;
подобно облакам дождливой ночью
в счастливый устремляемся конец,
где радуются радугам на ощупь.
Ты снилась мне румяной, молодой;
не спрашивал я зеркальце, кто ж краше
на свете и милее всех…
С травой
я рвал поспешно белые ромашки,
и опрометью несся вдоль реки,
боясь, что мир провалится под землю,
и будет поздно, будет не с руки
тебе варить живительное зелье,
которое, чуть если отхлебнешь, –
исчезнет горечь от потерь навеки,
и никогда так больше не умрёшь,
как почему-то могут…
че-ло-ве-ки.
И будут свечи в церкви догорать
по ком-то…
Пламени навстречу
мы притворимся, чтоб друг друга узнавать,
снежинками ...
и упадём на плечи.