Глава 31. Прощание и вечный приют.
Пустынна и печальна вечерняя земля.
Тревожны над болотами, таинственны туманы…
Кто в них блуждал хоть раз о выходе моля,
Тот согласится с тем, не выделяя страны…
Кто много перед смертью понял и испытал,
Кому страдания, как груз, легли на плечи,
Спокойно тот от жизни, без стона улетал -
Уставшим от всего не в радость тихий вечер…
От мук свободы тот и с лёгким сердцем ждёт
И даже смерть саму без страха призывает!
Легко к ней в руки он и сразу перейдёт,
Поскольку лишь она как успокоить знает…
***
Волшебные кони слегка притомились,
Замедлили бег. Ночи полог настиг…
Под ними внизу огонёчки светились,
Пейзаж романтичный внезапно возник…
Играючи ночь обошла кавалькаду.
Казалось, что сеялись свыше на них
Сплошь звёзды и звёзды – загадкою взгляду…
Как будто боялась оставить одних…
Без спросу меняла покровы, одежды,
Прикрытьем личин были платья-плащи…
Огромную разницу видели вежды,
Того, что знакомо, в них впредь не ищи…
Обман исчезал, маски сброшены, пали,
Рассыпались чары, и нет колдовства…
А рядом с Марго тесно-плотно скакали
Совсем неизвестные ей естества…
Навряд ли бы кто из встречавших узнали
Того, кто всего лишь мгновенье назад
Фаготом-Коровьевым был… или звали…
Другую здесь личность заметил бы взгляд.
По правую руку вблизи Маргариты
Скакал не вчерашний дурашливый шут,
А в тон фиолета в одежды «облитый»
Мрачнейший из рыцарей, как на редут…
Нет даже намёка на смех иль улыбку.
Весьма напряжён и грозна его суть.
В седле сидит прочно, качаясь, как в зыбке…
Однако, как в кокон, взяла его грусть…
«С чего оно так? Почему изменился?» -
Спросила у Воланда тихо она.
Услышав вопрос, тотчас поворотился,
И так же тихонько, расслышать едва:
«Когда-то давно угрюмый сей рыцарь
Весьма неосторожно и дерзко пошутил
На тему, скажем, тьмы и тему бела света…
За что и наказанье немедля получил!
Шутить ему пришлось с тех пор немного боле...
И столько, что навряд сам мог предположить.
Не по своим, понятно, желанию и воле –
Пришлось в шутах гороховых пред всеми походить…
Проходит всё, известно… Ну, вот прошло и это...
Сегодня, Маргарита, особенная ночь,
Что призывает всех в содеянном к ответу,
Чтобы свести расчёты дотошно и точь-в-точь…
Сей рыцарь претерпел, исполнил наказанье,
Закрыл нелепый счёт, сполна всё оплатил –
Отпали, отменились к нему все притязанья –
Чем вновь обычный, прежний свой облик возвратил!»
Проказник Бегемот уже хвоста лишился,
Ночь превращений быстро смахнула с него шерсть…
И нет уже кота: да, был, но… растворился…
Но, кто же его вместо? Кто рядом с ними есть?
Молоденький совсем и дробненький мальчишка,
Но и в столь юном возрасте – король для всех шутов!
Пока ещё не демон, поскольку молод слишком,
Но точно верный паж, способнейший при том!
Сейчас и он летел, как прочие, беззвучно,
Подставив тонкий профиль под лунный блеклый свет.
Задумчиво лицо. Ему безмерно скучно,
Но знал и понимал: сейчас не тот момент…
Что не до шуток всем, шутить совсем не дело.
Немного в стороне, отдельно ото всех
В доспехах тяжеленных скакал и Азазелло,
Не знавший вообще, не понимавший смех…
С лица его совсем исчезло безобразье:
Ужасный, отвратительный клык изо рта пропал…
Фальшивым оказалось, обманным косоглазье –
Вдруг в настоящем виде и собственном предстал:
Безжалостнейший демон безводнейшей пустыни,
Убийца беспощадный… Чернее ночи взгляд…
Кем был до сей поры, кем будет он отныне
Не день, не год, не век – столетия подряд…
Каких-то изменений в себе не замечала,
Поскольку не дано, а, значит, не могла,
Но Мастер! Вот уж в ком и было, и не мало!
Внезапно в сердце боль – пронзило, как игла…
Он сильно постарел, власа сейчас белели,
Сплелись сами собой затейливо в косу…
Свободно, невесомо струились, иль летели,
К плечам не опускаясь, по ветру, на весу!
Каким-то тайным мыслям знакомо улыбался,
Луне багровой, ждущей… привычно бормотал…
При этом был обычным и прежним – не казался!
Искать на всё ответы, похоже, перестал…
И, наконец, сам Воланд! И он сменил обличье.
Не только - даже конь, что был сейчас под ним.
Безмолвный, мрачный всадник в одеждах безразличья…
Из мрака соткан явно, и мраком же храним…
***
В молчании летят уже довольно долго.
А далеко внизу земля совсем не та –
Исчезли луг и лес, и реки, и дорога,
Не видно поселений, нет чахлого куста…
Но так же не бывает! Хоть что-нибудь да было!
Обломки серых скал, провалы. Валуны…
Безрадостный пейзаж, пустынный и унылый,
Не оживлялся даже и проблеском луны…
Вдруг, осадив коней, все начали спускаться
К одной из многочисленных пустующих вершин.
Храпят под ними кони, испуганно косятся…
Казалось бы, с чего? Без видимых причин…
Размеренно, уверенно пошли, неторопливо.
Похрустывали камни под поступью коней…
Площадка перед ними. Пустынно, молчаливо…
Но там как будто кресло и будто из камней…
Марго взгляд устремила на белую фигуру.
Всё силилась понять: откуда, как и – кто?
С чего бы вот он здесь? Неволя или сдуру?
А то, что глух – бесспорно! И даже, как никто…
Неужто не слыхать ему земли дрожанье?
Не потревожив вовсе, приблизились к нему…
Был в мысли погружён, и только им вниманье.
Сидит не первый час – понятно по всему.
Луна светила ярко, всем видеть помогая,
Как раздражённо, нервно он руки свои трёт,
На взгляд незрячих глаз надежду полагая,
Чтоб грянули вдруг сроки, исполнив то, что ждёт…
И тут же, возле кресла, огромная собака,
И так же, как хозяин, внимание к Луне.
У ног кувшин разбитый лежит с вином, однако
С чего-то не засохшим не об одном уж дне…
Приблизившись вплотную, коней остановили,
Немного помолчали и Воланд произнёс:
«Роман прочитан ваш. Вас помнят, не забыли…
Сказали: не закончен… Что, почему? Вопрос…
Мне захотелось, Мастер, вам показать героя…
Две тысячи лет скоро, как он вот тут сидит…
В том самом же плаще старинного покроя,
Не бодрствуя, однако, по большей части спит…
И только в полнолуние бессонницей терзается,
С вернейшим другом-псом такая же беда…
И как бы не хотелось ему, не просыпается…
К ним равнодушно время, сплетённое в года…
По сказанному: трусость – страшнейший из пороков…
Допустим, согласимся. Как следствие тогда
С собаки обвинение снимается до срока,
Поскольку непричастным остался навсегда!
Единственно чего сей храбрый пёс боялся,
Как помнится, грозы! А больше ничего!
Хозяина любил, с ним рядом и остался,
Чем участь разделил… Вот только и всего…»
«А что он говорит?» - вмешалась Маргарита
В порыве состраданья, слезой подёрнут взгляд.
«Вся горечь бытия в словах его излита…
Твердит одно и то же века уже подряд
О том, что при Луне не ведает покоя,
О недовольстве должностью… А вот, когда уснёт,
То сразу видит сон: с небес вдруг свет рекою,
И луч, как путь, дорога. Он по нему идёт –
Философа Га-ноцри увидеть жаждет, хочет –
Не всё сказал как будто, есть что договорить…
Но встречи не случается… Опять о том хлопочет…
А время-веретёнце годов мотает нить…
Желанье не сбывается: его он не встречает…
С самим собой приходится иль с Бангой говорить,
К обычным рассужденьям, бывает, прибавляет,
Что ненавидит вечность, бессмертье, слава злит…
Представьте, Маргарита, он даже утверждает,
Что поменялся б участью с бродягой навсегда!
Левий Матвей, кажись… О, да! Его он знает…
Но тот не согласится на это никогда!»
«Двенадцать тысяч Лун лишь за одну когда-то…
Не слишком это много?» - она ему в ответ.
Он промолчал на то, и всё смотрел куда-то,
За грань всего земного прокладывая след…
«Опять всё повторяется, что быть должно забыто…
Но здесь вот не тревожьтесь, прекрасная Марго!
Здесь будет по-другому! Далась вам эта Фрида…
По правильному будет!» «Освободи его!»
От крика Маргариты базальт в горах сорвался,
Со стуком по уступам в провал, во тьму упал.
Прозительнейший вопль вкруг эхом раздавался,
Но хохот сатаны тот шум перекрывал.
Сквозь смех проговорил: «В горах кричать не стоит –
Он всё равно к обвалам и грохоту привык.
Сейчас меньше всего его то беспокоит…
Марго, ведь вы не ведьма… Такой ужасный крик…
К тому же, сама просьба, поверьте мне, напрасна,
Поскольку есть заступник… Уже вступился тот,
С кем встречи он так ищет, мечтая ежечасно,
Беседы продолженья иль пониманья ждёт…»
Сам к Мастеру опять, слегка поворотившись:
«Пора поставить точку! Закончи, коль начал…»
А тот, как будто знал, и всё равно смутившись,
Сложил ладони в рупор и громко закричал:
«Свободен ты, свободен!» Взметнувшееся эхо
Запрыгало, казалось, в испуге по горам,
Ударило по скалам, вдруг ставшими помехой…
И осыпались скалы… А что осталось там?
Лишь ровная площадка и каменное кресло,
И необъятный город в сиянии огней…
Сидевший прежде в кресле расправил члены-чресла…
Вновь лунная дорожка… и он пошёл по ней…
Пред этим прокричал, но голос оборвался…
К кому взывал во тьме? Никак не разобрать…
Нельзя никак понять: рыдал ли он, смеялся?
Пёс устремился следом, пытаясь обогнать…
***
За много тысяч лун разросся сад в том граде,
Чьё пышное цветенье притягивало взгляд,
И идолы над ним в сверкающем наряде…
И стало всем понятно, что не пути назад…
«Ну, что? И мне за ним?» - вздохнул тихонько Мастер,
Перебирая нервно поводья у коня.
«Зачем и почему? В прошедшем вы не властны…
Зачем бежать вдогонку оконченного дня?»
«Выходит, что туда, откуда и приехал?» -
Кивнул себе за спину… Там, позади, Москва…
«Опять отвечу: нет! К чему бы вся потеха?» -
Сгустился странно голос… будто текли слова…
«Романтик вы однако, вот что я вам замечу!
Роман прочитан был внимательнейше тем,
К кому вы отпустили так ищущего встречу…
Бесценная награда и даже больше чем!
Оставим их теперь! – кивнул вослед ушедшим –
Не будем им мешать и, может быть, как знать,
Они договорятся о будущем, прошедшем…
Ещё раз повторяю: не стоит им мешать!»
Секунду помолчал, вернулся к Маргарите:
«Ни сколь не сомневаюсь в силе любви к нему!
И более того, не делая открытий,
Не убедить в обратном… А, значит, по сему
Хочу вам предложить я несколько иное,
Чем выдумали сами… Дался вам тот подвал…
Иешуа за вас просил… чтоб дал покоя…
Не мог не согласиться… за этим и позвал…»
Короткий взмах рукой – исчез огромный город.
А за спиною – башни монастыря девиц…
Лишь лунная дорожка и звёзд бездымный порох,
И взгляд непроницаемый в упор из-под ресниц…
«Ступайте вон туда, вот в этом направленье.
Там ждёт вас уже дом и преданный слуга…
Свеча горит вовсю. Отбросьте сожаленья,
Направьте свои стопы к спокойным берегам!
Прекрасный сад вокруг, где вишни расцветают.
Ужели не приятно вдвоём вам там гулять?
А вечерами музыка тихонечко играет,
Бетховен, Шуберт, Брамс… Ещё перечислять?
Вы будете писать, вновь отыскав героя!
Не медлите, идите! Встречайте там рассвет!
И нам уже пора. Давным-давно, не скрою…»
И кинулся в провал, забрав с собою след…
И тотчас же за ним обрушилась вся свита…
Ни скал, и ни площадки… нет ничего вокруг…
Лишь около луны свечение разлито –
То наступал рассвет внезапно, как-то вдруг…
***
Вот первые лучи у ног земли коснулись.
В указанную сторону задумчиво пошли…
Казалось, крепко спали и лишь сейчас проснулись,
Искали в жизни что-то и вот теперь нашли…
Чрез каменный мосточек. Через ручей журчащий,
Песчаная дорога звала куда-то вдаль.
Марго сняла обувку… и лишь песок шуршащий…
«Послушаем беззвучье! Не знали раньше – жаль…
Смотри, там впереди твой вечный дом отныне!
В награду получил за муки… заслужил!
И солнце над судьбой вовеки не остынет,
И кровь струиться будет, и не покинет жил…
По вечерам к тебе, конечно, соберутся
Все те, кого ты любишь, кто интересен был,
Те, от кого ты сам не сможешь отвернуться…
И я повсюду рядом – надёжный, верный тыл!
Они станут играть и петь с тобою песни,
Там будет много света от множества свечей.
Ты станешь рассуждать мудрее, интересней.
Теперь навеки мой и больше уж ни чей!
Захочешь отдохнуть – сон сторожить твой стану.
Прогнать куда не сможешь – я просто не уйду…
Любила и люблю, любить не перестану!
Развею все сомненья, прочь прогоню беду!»
Марго всё говорила, а Мастер слушал молча.
По временам казалось: слова её – ручей…
Но память утихала, изорванная в клочья,
Под действием бальзама целительных речей…
Казалось, лишь сейчас он обретал свободу –
Могущественный промысел её ему дарил!
Как время до того, разрушив боль, невзгоду,
С придуманным героем своим он поступил.
Ушёл во тьму герой и канул безвозвратно…
Прощённый в день субботы был звездочёту сын…
Жестокий прокуратор не повернёт обратно…
А рядом верный Банга. Лишь псу и господин…