Листая старый судовой журнал,
Рассказывал моряк один бывалый,
Что если кто «Голландца» и встречал, -
То шанс пойти ко дну имел немалый.
Из уст в уста легенды давних лет
Разносят имя - капитан Ван Деккен,
В железной лапе зажимал он плеть,
И ставил гульден выше человека.
Он был свиреп, как лев, без меры зол,
И рыжим борода огнем вскипала,
И плыть его корабль имел резон
Туда, где смерть косу в сердцах вздымала.
За судном закрепился стойкий миф,
Мол, чертом он самим заговоренный –
Все нипочем: ни буря и ни риф,
Летит, удачей будто окрыленный.
Мерзавцы и отрепье – экипаж, -
Что ни матрос, – то всё головорезы,
Акулам радость – морякам кураж:
Рабов – за борт, больных и бесполезных.
Везли на торг корицу и шелка,
Им друг в пути - Веселый черный Роджер,
Немилосердно жадная рука
Свои богатства неизменно множит.
По улочкам портовых городков
Шел капитан в раскачку, по-хозяйски,
И гнулись спины старых моряков -
Почтительно и низко, из опаски.
Входил в какой-то местный кабачок,
За ним команда – с гоготом глумливым,
Кабатчик тут услужливо, бочком,
К столу закуску нес с бесплатным пивом.
При трепетном мигании свечей,
Попыхивая длинной черной трубкой,
Кричал Ван Деккен: «Тысяча чертей!
Мотало нас по морю трое суток!
Фок-мачта разлетелась пополам,
На рифах чуть не зацепились крепко,
И каждая треклятая волна
Грозилась расколоть корабль на щепки.
На севере чуть не затерло льдом,
И мимо шла трехмачтовая шхуна,
Под ней был айсберг, будто бы паром,-
Моя команда с курса не свернула!
Свихнулись правда, трое моряков,
Ну, мы их к рыбам – в ледяную воду,
Что нам, морским волкам, до слабаков -
Повыведем никчемную породу!»
Обвел глазами зал и помолчал –
Любил он золото, а пуще – славу,
И паузу никто не смел прервать,-
Ван Деккен был охотник на расправу.
Однажды плыли к дальним островам,
И юноша богатый попросился
Доставить их с невестой к старикам,
И щедро обещал он расплатиться.
В дороге выпил лишнего слуга,
Поведал, что монет везут немало,
И пассажира бросили тогда,
В волну, что за кормой, бурля, играла.
А девушке коварный капитан
Рабыней стать велел или кончину
С погибшим разделить – таков был план, -
И смело дева бросилась в пучину:
«Ты будешь проклят», - крикнула она, -
«И не увидишь берегов во веки!»
А он смеялся, будто сатана,
Тут с запада ударил сильный ветер.
На гибель им возвысился утес,
Мыс Горн, – ворота мрачной преисподней,
И коркой ледяною град обнес
Корабль, теперь не столь уж быстроходный.
И на штурвал льют водные валы,
Теченья помогают урагану,
«Беда! Беда! Теперь пропали мы!» -
Сквозь гул несутся вопли из тумана.
Ни с места судно – кружится, трещит,
В разрывы туч злорадно смотрит месяц,
Как мечутся по палубе плащи,
Летает пена меж провисших лестниц.
Разодраны на клочья паруса,
И вот на мачту сел огромный ворон,
Испуганные слышит голоса,
И карканьем рокочет, будто громом.
«Пусть дьявол заберет меня совсем!» -
Ярится капитан, - «но мыс проклятый
Я обогну на зло, на зависть всем,
До Страшного суда здесь буду плавать!»
Сверкнуло в небе, ворон прохрипел:
«Поймал тебя хозяин мой на слове:
Ты проклят! Плавать – вечный твой удел
Под ураганной воющею кровлей!»
На корабле счет времени пропал,
Вперед, вперед – нельзя остановиться,
Давно уж якорь цепи оборвал,
И призрак красным цветом засветился.
Надуты щеки рваных парусов,
Сломались мачты, спутаны канаты,
Упрятан берег, будто под засов,
Как далеки родимые пенаты!
Вкруг корабля и бури, и ветра
Всегда несутся, шквалом штиль взрывая,
Летит «Голландец», вызывая страх,
Дырявым дном чуть волны задевая.
Доволен ли жестокий капитан,
Что людям мстит корабль его летучий,
Или холодный призрачный капкан
Больную душу иссушил, измучил?