Всё чего я хотела, это слышать тихий твой голос, надиктовывающий мне: "Сначала были пальцы, рвущие на ощупь, ищущие опоры, исчезающие с наступлением сна. Тёплой восковой печатью во лбу прекращающие день. Картина повторялась снова и снова. И собственно если сейчас меня спросят, что я чувствую, вижу, к чему стремлюсь, я только и смогу вывалить стопку фотографий рукопожатий в пустоте: снимок и снимок за снимком".
Я гуляла в лесу, всё чего я хотела наверное, это касаться листьев и лиц, следовать за линией коры ствола, уводящей под землю, найти место, где бьётся моё сердце, где тепло и бродят маленькие существа, похожие на тебя. Плетущие-тянущие нити из губ, откусывающие красные алмазы из грубой лавовой породы. Как выстрел – шум захлопываемой с силой за спиной двери, как взрывающийся в воздухе ангел или голубь. Зима, перья и пух, падающая тишина снаружи. Обманные следы, уводящие охотника прочь из леса к кабаку на окраине, тёплому пиву и слежавшемуся табаку, чёрно-белой фотографии жены в медальончике в форме сердца под заскорузлым ногтем.
Спи мой охотник, а в лесу играет свирель, и предательски тает снег перед входом под землю. Спи за запотевшими стёклами в чаду и дыму, льётся внутрь и изливается прочь изо дня смрадное пиво, и руки разводят в стороны нежные тонкие корни, и наклоняется голова чтобы войти. Тёплый, дрожащий, напуганный, но любопытный как чёрт, рожки, копытца и всё при нём, мой маленький друг. Друг моего друга, маленький друг и друг ещё меньше, лица и шёпот, смешки в сводах пещеры твоей. Я наконец чувствую, что добралась до дома, я наконец устало опускаюсь на разрыхлённую копытцами мягкую землю. Что ты хотел принести мне, ленточку в волосы, чтобы видно было издалека, чтобы жалила ленточка ревнивое сердце? Чем ты хотел напоить, смывающей память водой, хвостик кисточкой мокрой ведёт по лицу, уводя за собою погоню? Что ты хотел мне спеть – то пою тебе я, и день, и ночь и совы в лесу – никто не услышит.
Возвращалась я – в голове свирель, пели пальцы эхом твоего тела, возвращалась, ломая кусты, беззаботная как гроза – на пути мне не попадайся, сиди-ка ты лучше дома. Раздевалась я, на тропинке хрустит тонкий лёд, и таинственней снов горит в волосах репейник. Оставляла себя за спиной, разревелась я, оставляя за порогами дома крылатого шёлка ночь, отравляя слезами, размешивая поварёшкой, спящим детям и каменному супругу – по куску пирога и смеющихся маленьких лиц в темноте, по тарелке супа, по сворованной с губ твоих птичке.