Партизанская сабля

Александр Пятаченко
(Рассказ партизана – разведчика соединения С.А. Ковпака
Степана  Манжуры (1924г. – 1998г.)

Село догорало… смеркалось,
Каратели только ушли,
на толстой верёвке, вихлялась,
старуха, в засохшей крови.

Раздувшимся ликом чернея,
Едва не касаясь земли.
Жестоко изломана шея,
Лохматой удавкой петли.

Повесили, подлые души!
Как тут не решиться  ума?!
На ветке разлапистой груши,
Что в девках садила сама.

Висит партизанская маты*,
Спешили, видать, палачи...
Огнём догорающей хаты,
Её запекло, как  в печи.

Обугленным,  шкварочным  духом,
Пожарищный ветер  носил.
Надорванной тряпочкой, ухо,
Повисло на ниточке жил.

Как куклы, разбросаны дети,
В домах – пустота и разор.
В снегу коченели  соседи,
Убиты  в затылок, в упор!

Разверстые, рваные раны,
Клубки переломанных тел
Бродили окрест партизаны,
Искали, хоть кто, уцелел?

Искали, и не находили.
Истерзаны – страшно смотреть.
Лежат старики и грудные,
Где приняли  муку  и смерть.

Успел, умирая, мальчонка,
… тройчаткой* приколот к стене,
Сказать,  – Покатили  в Сосёнки.
Главарь на кауром* коне.

А вы – партизаны? Там мины,
Стоят на развилке дорог.
Свистел из пробитой грудины,
малиновой пены клубок.

Умолк – ни дыханья, ни крика.
Застыл умоляющий взгляд.
В пол неба, багряные блики,
Сосёнки  далече горят.

Запомню! Развёрнутым строем,
Глотая  морозную  взвесь,
Скакали по снежному полю,
В  багрянце   закатных  небес.

Гуськом проскочили ложбину,
Ложились на гривы коней,
Спасибо мальчонке, про мины…
Спешили, скорее, скорей!

Влетели! Смели, как бумажный!
Пикет на дороге в село!
Ей богу, мне  было не страшно!
Лишь скулы от люти* свело.

Ворвались! Пошла свистопляска!
За сабли. Работай, рука!
Разлущил рогатую каску,
Звенящим ударом клинка.

Второй! По спине, через ранец,
Коротким,  свирепым тычком!
Как батя, казак - таращанец*,
Такого же, в двадцать втором.

И может быть, я, его внуку,
Вот – вот и башку раскрою!
Спасибо, отец, за науку,
За острую саблю твою.

Бежит, обезумевшим скоком,
На лужах ледышки круша!
Сидел бы у фрау под боком.
Немецкая, подлая вша!

Кривуля*- смертельная  рыбка,
С оттягом, со свистом.  Тебе!
Лицо, как арбузная скибка,
Повисло на нижней губе.

Завёлся, заёрзал за хатой,
Надвинул заклёпанный лоб,
Чихнул, подавился  гранатой,
Панцерник*, похожий на гроб.

Не ждали! Дурные от крови,
Слонялись  горящим селом,
Налившись по самые брови,
Тягучим, домашним вином.

Таскали в подводы добычу,
И, видно, особый пригляд,
В машине, затравленной дичью,
Десяток пригожих девчат.

Спешили убраться на базу,
Потешить  немецких господ...
Ого! Пулемётчик, зараза!
Из хаты, в окошко сечёт!

Шарахнулся конь бестолково,
Под жёлтые  вспышки огня,
Кричал, как ребёнок, соловый*,
От пуль прикрывая меня.

Свирепо настёганный  болью,
На длинный, последний прыжок.
Обрушился, брызгая кровью.
Горячая, как кипяток!

Зарылся в сугроб у колодца,
Успел  уронить  стремена,
Прижался к спине иноходца,
В снегу, не видать ни рожна!

Лиловый, глядит виновато,
Глазище… а чем помогу?!
В  окошко  бросаю  гранату,
Зубами срывая чеку.

Шарахнуло! Следом – вторая!
Неймётся? Добавим  ещё!
Соловый тягуче вздыхает,
Над ранами парит, течёт...

Гремучие «феньки»* - подружки.
Таюсь в темноте, за углом.
Из окон - стекло и подушки,
Тошнило палёным пером.

- Я вам распишу, по тарифу,
Устрою собачий постриг!
Немецкое, хриплое  - Хильфе*!
- Рятуйтэ*! - иудиный  крик.

Слюнявая, курва такая.
Везучий, гляди ка, не сдох.
С порога шмальнул полицая,
А немцу – прикладом под вздох!

В отсветах пожара, багровый,
Едва на колени привстав,
Ко мне потянулся соловый,
Пощупал губами  рукав.

- Ты, друже, сдаётся, отбегал,-
Бугрился простреленный бок.
Кисель из кровавого снега,
Сочился в дырявый сапог.

Истыкано пулями брюхо,
Пурпурный, в паху родничок.
Уткнулся  «наганом» за ухо,
- Прости, –  потянул за крючок.

Стрельба в перекат, затихала,
Надеюсь, никто не ушёл,
Любители  шнапса и сала,
Зверьё, поджигатели сёл.

Лохматая,  жирная  сажа,
Завихрилась  на  сквозняке,
Холодная, липкая каша,
Плющала , жила в сапоге.

Подпругу седла перережу,
А я то… запас ячменя.
Дубела с мороза бекеша*,
Облитая кровью коня.

Распряг, посидел на крылечке,
Курнул для порядку. Пора.
Связал  стремена и  уздечку,
Вздохнул и пошёл со двора.

 Наспех забинтованы раны,
Тяжёлых, двоих – на возок,
По улице шли партизаны,
Черпали, глотали снежок.

Понурив глаза виновато,
Сверлила обида в сердцах.
Горели  крестьянские хаты,
Ревела скотина в хлевах.

Заварен  немецким порядком,
Кровавый, карательный суп,
И снова…  повешенный дядька…
Девичий, истерзанный труп.

Нам  этого супу вовеки,
Воистину, не расхлебать,
А вы, земляки – человеки…
Германская, подлая ...лядь!

По следу искали шакалов,
Со страху  зарылись в снегах,
Тащили из хат, из подвалов,
Штыками  шпыняли в скирдах.

Опять зачастили винтовки,
В запале кручу головой.
Один прорывается,  ловкий,
В седле - то сидит, как влитой!

Промчал,  отдуваясь, бахматый*,
Каурый,  шальной  жеребец,
Седок сыпанул автоматом,
Неплохо стреляет, подлец.

Пошло рикошетом, вполсилы,
Рванул карабин на бегу,
Спасибо, седло заслонило,
Иначе бы – пуля в башку.

Спасая хозяйскую шкуру…
Больной, перекошенный бег,
Уходит!  Уходит каурый!
Кровавит истоптанный снег!

Цепочка  оранжевых строчек,
Упал, придавило конём.
Ссадил седока пулемётчик,
От пуза повёл  «дегтярём».

- А что, от меня не убудет!
Разбрасывал  новый пунктир,
- Живьём забирайте, паскуду!-
Злорадно  кричал  командир.

Живьём! Проняло до печёнки!
Морозом  прошло  по спине!
Я помню сипенье мальчонки,
«… главарь на кауром коне…»

Из «вальтера» щёлкал, не целясь,
Ах, как тебе жизнь дорога!
С набега, ударил под челюсть,
Булыжным   носком сапога!

Попался  хыжак* первосортный!
В мундире, с железным крестом!
Свалил, опрокинул и  в морду,
Воняющим смертью стволом.

И ахнул… соседский парняга!
Товарищ по школьным делам!
Но как же… немецкого флага,
Повязка  кольцует рукав.

Смотрел, улыбался, с  нахальцей,
СС-ман,  даритель смертей!
Унизаны  тонкие пальцы,
Десятком колец и перстней.

Зачем, почему ты,  братуха?
Я думал, воюешь  сейчас...
Припомнилось мамино ухо,
Печёный, навыкате, глаз.

Когда обыскали одёжки,
В кармане, с картатым* платком,
Нашли золотые серёжки,
С налипшим седым волоском.

Ударило запахом шкварок.
Тяжёлые лохмы огня…
Те самые, батькин подарок,
За то, что родила меня.

Последнего, позднего сына,
Из самого Киева вёз.
Какая ты, всё же, скотина!
Приклад , что есть силы, занёс.

- Отставить! -  Рвануло снарядом!
За локоть схватил командир,
- Все живы?!  Манжура, не надо.
Мы все на него поглядим.

Стояли напротив, шеренга,
Две дюжины, хм… человек.
Патроны, немецкие деньги,
Кисеты  бросали на снег.

Ножи, носовые платочки,
Бумаги в разводах чернил,
И надо же… карточку дочки,
Один  подобрать  попросил.

Неужто такое бывает?!
Дожили… Хоть смейся, хоть плач...
Надеюсь, она не узнает,
Что папа – бандит и палач.

Колечки, зубные коронки,
Глазастый,  резиновый  кот.
Игрушка…  отнял у ребёнка,
Здоровый, рябой обормот.

Тяжёлой судьбой попрекаешь?!
Что шепчешь?!  Ты в голос гутарь!
Ну ладно – простым полицаем,
Но чтобы в каратели?  Тварь!

Нероба*,  нагулянный,  в теле,
И как раскусить не смогли?
Сыны Украины смотрели,
На выродков отчей земли.

Трясутся  блудливые хари,
В отсветах горящих домов,
Побитые,  жалкие  твари,
Шалавы в мундирах волков.

Герои, скажите на милость,
Панами гуляли в селе,
Не вы ли, недавно глумились,
Старуху душили в петле.

Штыки, автоматы и палки,
Являли  воочию  страх.
Теперь вы, никчёмно и жалко,
Елозите в мокрых штанах.

Вольготно, когда ты при силе,
И курево есть, и вино,
На немцев  грехи возводили,
На «шефов» и «майстеров»… Но.

Слыхали! Шабаш разговорам!
Видали,  подобных  тихонь!
Подняли,   вопящих, и хором,
За руки, за ноги – в огонь!

И тут завертелось такое…
Что ни наяву, ни во сне,
Страшнее,  животнее  воя,
С  тех пор не слыхал, на войне.

Грозили расстрельную яму!
за полы хватали ребят,
Припомнили  бога и маму!
Кричали, что де, искупят!

Сулили огромные тыщи!
Хулили немецкую власть…
Вы сами раздули  огнище,
Что вас пожирает сейчас.

Один от ума отрешился,
О землю долбил головой.
Главарь папироской давился,
Глазёнками шастал за мной.

Цедил с перекошенной  миной,
- Сам  дьявол тебе ворожит!
- Зарвался, соседушка милый,
В карателях, тяжко служить?

На совесть, примерно и рьяно!
Не всякий, получит  за так,
Из рук самого Доливана*,
Железный, палаческий  знак.

Второй будет крест – на могилу,
А этот, германский – оставь…
Его по пути разрубила,
Отцовская,  сизая сталь.

Товарищи молча глядели,
алеет над лесом восток,
Я вытер  полою шинели,
И в ножны забросил клинок.

Солдатскую пулю истратить,
Грешно на продажных собак.
С тобою  мы были, как братья!
А нынче – ты сволочь  и враг!

Меж нами возможна, едино,
Простая и скорая  месть.
В Берлине – твоя Украина!
Моя, материнская  – здесь!

11.  12.  2016г.    Пятаченко  Александр.

ПРИМЕЧАНИЯ.   каурый. - (татарск.) конская масть: стан рыжеватый, светло-буроватый, впрожелть, хвост и грива такие же или светлее
маты (укр.) -  мать.
…тройчаткой.  Тройчатка – вилы с тремя зубьями.
…люти… лють(укр.) –  ярости, ярость.
таращанец. -  в смысле, боец Таращанского полка украинских советских партизан Николая Щорса, сражавшихся против немецких оккупантов на Украине в годы Гражданской войны. Название полк получил от первоначального пункта формирования в местечке Тараща, Черниговской губернии. Командовал полком народный герой Украины Василий Боженко.
кривуля – старинное прозвище казацкой сабли.
панцерник (укр.) – броневик.
соловый –  конская масть: цвет  бледно-соломенный, изжелта-белесоватый, при белом хвосте и гриве.
«феньки», «фенька» - прозвище ручной осколочной  гранаты Ф – 1.
Хильфэ! (нем.) на помощь!
- Рятуйтэ (укр.) – спасите.
бекеша (венг. bekes)  - верхняя мужская зимняя одежда в виде короткого кафтана со сборками на спине и меховой отделкой (по краю воротника,рукавов, карманов, подолу). Удобна для верховой езды и конного боя.
бахматый -  обозначение коня с мощными суставами ног, поросшими густой, зачастую длинной шерстью. Такие кони выносливы и способны  к длительным переходам.
хыжак (укр.) – хищник.
картатый (укр.) – пёстрый.
нероба(укр.) – бездельник.
Доливана.  Доливаном  -  так упрощённо  на Украине и в Белоруссии,  произносили фамилию  командира дивизии СС,  оберфюрера  Дирлевангера, Оскара Пауля, мрачно прославленного карательными акциями на оккупированных территориях.