От Могилёвского печального перрона
Отходит поезд бывшего царя.
Мгновение – и тронулись вагоны.
Спешит за поездом – кровавая заря.
Настанет час, она его нагонит.
Дымится за горою солнца край.
В обжитом императорском салоне
Над дневником склонился Николай.
«И духом выстоять и не упасть,
И вразумил Господь, и дал мне силы,
И я берёг Россию, а не власть.
Собой готов я жертвовать России.
Кругом измена, трусость и обман», –
Записывает государь в волненье.
Расставлен ставкой политический капкан,
Царя принудив к отреченью.
«Коль будет счастлива Россия без меня,
Я буду благодарен Богу,
Жить сыном, Алексеем, стану я.
Помилуй, Господи и укажи дорогу!»
***
В застенках Царскосельского дворца,
Где грубые у входа часовые,
Царевич напряжённо ждёт отца,
Себя в оковах чувствуя впервые.
Ведь, как отец, теперь он арестант.
Охрана новая – тупое мужичьё.
Вчера у мальчика английское ружьё
Забрал себе жестокий комендант.
Напрасно говорил ему Жильяр:
«Игрушечное у царевича оружье,
Лишать ребёнка радости не нужно».
Неумолим остался комиссар.
И долго у ворот стоит «Фиат»
Перед решёткою ажурной.
В упор не видит императора солдат,
Не замечает офицер дежурный.
***
И Фёдоровский храм, Иконостас.
Сияние свечей на возвышенье.
Семья Романовых в последний раз
Участвует в большом Богослуженье.
А впереди Тобольск, Сибирь, этап.
И долог скорбный путь, и труден.
Царевич снова болен, очень слаб,
И только Богу ведомо, что будет.
Семья защиты просит у Отца,
Взывает к Богородице с мольбой,
И ореол тернового венца
Уже горит над царской головой.
***
Тобольский край, и даль за Иртышом,
Тайги необозримые моря.
И губернаторский просторный дом.
Глядит толпа на отречённого царя.
Ещё народ монарха не забыл,
И верит в Бога, посещает храмы,
Но нарастает революционный пыл
Приставленной к семье охраны.
Людей скопленье, колокол забил
Торжественно, свободно, по-иному.
Тобольский Батюшка провозгласил
«Многие лета» царственному дому.
И день восшествья Николая на престол
Романовыми в церкви был отмечен.
О том составлен комитетом протокол,
Царь заклеймён народа гневной речью.
Солдатский комитет решил убрать
Семьёй построенную для катанья горку,
Попа прибить, семейство обыскать,
А исполнителей премировать махоркой.
***
В отопленном хозяйском кабинете
Стол под сукном. И бывший Государь
Листает иностранные газеты
И разбирает почту, как и встарь.
На стенах дилетантские этюды.
Сторожевых собак за домом лай.
Читает вслух о «Португальском чуде»
Ошеломлённый Николай.
«Близ Фатимы, у Кова-Да-Ирии
Пречистой Богородицы явленье.
Явила матерь детям откровенье
И говорила о России, –
Что Бог решил Россию покарать,
Что на неё обрушатся страданья,
Но вымолила у Отца Господня Мать
Святую землю, Русь, для покаянья».
Царь потрясён, отдал он бесам власть,
Ждут родину погибель и мученья.
Читает он: «Простит отчизну Спас,
Чрез сердце Девы будет возвращенье».
Из Португалии Россия не слышна.
Монарх душою понял Слово.
Хранят и ложные виденья письмена,
Но не было пророчества такого.
***
И с попущенья Бога сатана
В скрипящей кожанке и хроме
Готовит жертвенник.
В Ипатьевском кирпичном доме
Врастает в землю белая стена.
И к алтарю ведут ступени вниз,
К расстрельной комнате в подвале.
Кагал убийц расположился близ,
Наганы и винтовки в арсенале.
Готовится бесовский ритуал.
Назначены места захороненья.
И по домам отпущен персонал.
Ждёт комендант приказа к исполненью.
И жаждет крови перевёрнутый алтарь.
И знает Бог, кто станет первой жертвой.
Семья душой – готова к смерти.
Льёт тусклый свет под потолком фонарь.
***
Спецпоезд, длинный как удав .
Семья Романовых в вагоне.
Толпа рабочих на перроне
Готова раздавить состав.
И в воздухе – и гам, и шум.
Искажены глумленьем лица.
Одно словцо – и грянет штурм.
И не спасти царя с царицей.
И рвётся ненависть из жил,
И пахнут люди злом и потом.
Конвой готовит пулемёты,
Чтоб охладить животный пыл.
***
Голгофа. Судьбоносный особняк.
Двойной забор, особая охрана,
Из бывших уголовников пестряк.
И в караулке мат, гремят стаканы.
Глумится чернь над царскою семьёй,
Плебейские играет сцены:
В лицо царю икает часовой,
Рисунки неприличные на стенах.
Июльские мучительные дни
Приблизят окончанье драмы.
Об истребленье царственной семьи
Пришёл приказ шифровкой-телеграммой.
Сработал сатанинский план.
Уральские сомкнулись горы.
По целям бьёт без промаха наган.
Крап крови на бумаге с приговором.
И восковых одиннадцать свечей
Погасли в церкви старенькой, забытой.
И скрыла ночь и палачей,
И всех одиннадцать убитых.
***
Бесцарственна российская земля.
Впиталась в почву убиенных кровь.
Взята вся вместе царская семья,
Была на то Господня воля и любовь.
Погибнуть цесаревич мог –
У мальчика была гемофилия,
Но Бог его до времени берёг,
И сохраняла жизнь Господня мать Мария.
Преемник трона, мученик святой,
От колыбели перед злом бессильный,
Бессмертен в царском праве над страной,
И он с небес наследует Россию.
Вдали, где океан насытил слух,
Где скалы охраняют птичьи кладки,
Царевича живёт нетленный дух,
Святого покровителя Камчатки.