Отгремела бомбёжка, и хищные тени,
отлетали в зените небес.
Люди охали, вверх запоздало глядели,
крики, стоны и ругань окрест.
У разбитой машины коптила резина,
овцы дико метались жнивьём,
одурело воняло взрывчаткой, бензином
свежей кровью, горелым тряпьём.
С перебитой оглоблей на шее, гнедая,
припадая передней ногой,
жеребёночка мёртвого мордой толкала,
ну вставай, быстроногий, родной.
Ржала тонко, надрывно, исполнена муки,
шумно нюхала острый металл,
и лепились уже вездесущие мухи,
на пробитом боку стригунка.
Годовалый, едва не раздавлен телегой,
из подушек мальчонка смотрел,
на покрытое копотью матери тело,
как он к маме прижаться хотел.
Слёзы высохли, люди ушли, не заметив,
мама так и лежала в пыли,
платье белое в россыпи красных отметин,
жаркий ветер - степняк шевелил.
Кобылица рассыпала гриву, заржала,
обернулась на грохот, в поля,
цепью люди шагали, и тонкие жала,
остро, хищно на солнце горят.
И повеяло холодом волчьим от поля,
ещё можно, спасайся в хлебах!
а в глазах у ребёнка - два маленьких горя,
и большой, цепенеющий страх.
Бахнул выстрел и взвизгнуло тонко над ухом,
ручки тянутся...медлить нельзя,
а потом острой болью ошпарило брюхо,
и рвануло, вдоль шеи скользя.
Тяжело опираться на битую ногу,
тяжело покидать стригунка,
она, тяжко шатаясь, пошла по дороге,
укрываясь в кустах от стрелка.
Захромала, белками вращая от страха,
пули цокают, несть им числа,
Как собака, зубами держа за рубаху,
кобылица мальчонку несла.
Отступая, на поле, средь редких копёнок,
порешили устроить привал,
удивились, живой, годовалый ребёнок,
рядом с лошадью мёртвой лежал.
03. 12. 2015. Пятаченко Александр.