Из сборника «Bar-Room Ballads» (1940)
THE BALLAD OF HOW MACPHERSON HELD THE FLOOR
БАЛЛАДА О ТОМ, КАК МАКФЕРСОН ЗАСТАВИЛ СЕБЯ СЛУШАТЬ
Рек президент МакКонахи: «МакКолл, подумай сам,
На День Святого Эндрю волынщик нужен нам.
От скрипа саксофона меня всего трясет,
Меня тошнит от джаза, такой вот поворот».
«Увы, — МакКолл промолвил. — Но нынче молодым
Лишь подавай фокстроты, страспей не нужен им.
Нам нужен парень в килте, пропитанном росой
Шотландских гор, что знает волынки старой строй.
На Севере, в Клондайке, я слышал, есть один —
Джок МакФерсон, живет он средь сумрачных долин
У Боулдера-Крика, горняк простой вполне.
Играет на волынке он ночью при луне.
Его найду я точно, и в следующий раз
На День Святого Эндрю порадует он нас».
На День Святого Эндрю большой накрыли стол,
И самым развеселым был казначей МакКолл.
Когда джаз-банда Мэлони играла новый хит,
Он произнес с улыбкой: «Ваш шлягер будет бит».
И, опрокинув рюмочку, он весело взирал,
На молодых танцующих… Как только час настал —
В харчевню «Самородок» он двинулся тогда,
Где горец одинокий «светился» как звезда —
В тартане, волосатый… Сидел он в кабаке
С волынкой на коленях и с вискарем в руке.
«Мой друг, бокал свой допивай, — МакКолл ему сказал. —
Пришла пора тебе сыграть, тебя ждет полный зал.
А ну-ка, парень, соберись. Пол-литра виски враз
Поможет вспомнить, не боись, все песни — в добрый час!
Пускай мелодии просты — играть не прекращай.
И помни, что шотландец ты, не опозорь свой край.
Хоть будут все шуметь вокруг, просить, чтоб замолчал —
Заставь, чтоб слушали тебя. Я, вроде, все сказал».
Танцоры ужинать пошли. Хватало всем питья.
Как вдруг МакКонахи изрек: «Мой Бог, что слышу я?
То звук волынки у ворот, он ближе и звончей!»
«О, это МакФерсон идет!» — воскликнул казначей.
«А мы не знали, — чей-то глас раздался за едой, —
Что есть на Севере у нас волынщик, парень свой!»
И зажужжала молодежь, как пчелы на лугу.
Тут показался МакФерсон с волынкой на боку.
Почти два метра роста, был с острова он Скай, —
Триумф в усах, вискарь в глазах, внушительный бугай.
У парня с гор был гордый взор; он взглядом всех обвёл.
«Ну, разве он не Рори Мор?» — рек казначей МакКолл.
Наш президент МакКонахи пылал как маков цвет,
И с ним пылал от радости Шотландский комитет.
Но были озадачены танцоры за столом,
На пищу налегая и чмокая притом.
Вдруг кто-то между кофе и тортом произнёс:
«Надолго ль здесь волынщик волынит? — Вот вопрос».
Но все, отведав выпечки, набив едой живот,
Смотрели на волынщика из северных широт.
Играл волынщик МакФерсон. Имел он гордый вид.
Его качался спорран и развивался килт.
И президент МакКонахи вовсю скакал блохой,
И был восторг в диаспоре шотландской день-деньской.
«Он просто саксофоны затмил игрой своей,
Затмил волшебной музыкой», — воскликнул казначей.
Но в стороне танцовщики устроили совет.
И волновался Мэлони и с ним его квартет.
Однако сам волынщик играл с «душою в рай»,
Припомнив МакКриммона с холмов отрога Скай.
Но музыканты Мэлони все были на местах,
И было удивление у Мэлони в глазах.
Он был уверен: музыки и впрямь прекрасней нет,
Решая взять волынщика в свой модный джаз-квартет.
Но строили гримасы танцоры у стены,
Они бурчали громко, смятения полны:
«Конечно, эта музыка прекраснее всего,
Но мы по горло сыты дудением его».
«Воистину проблема, — в ответ МакКолл сказал. —
Но в День Святого Эндрю волынщик правит бал».
МакКонахи продолжил: «Нам есть чего сказать.
Традиции священны, их нужно соблюдать.
Но скоро он устанет. Терпенье мой совет». —
«Все правильно», — промолвил Шотландский комитет.
Играл вовсю волынщик, а время все текло.
И в зале раздраженье по-прежнему росло.
И вдруг танцоры в ярости, кляня весь белый свет,
Призвали громко Мэлони и весь его квартет:
«Мы слишком долго ждали. Сыграй-ка, Майк, нам блюз».
Джазмен заколебался, но все ж вошел во вкус.
И фортепьяно, банджо, гитара, саксофон
Вступили в спор с волынкой, создав ужасный фон,
Что женщины оглохли, — но под гербом своим
В победу верил МакФерсон и был невозмутим.
Тут парочка танцоров приблизилась к нему,
Но МакФерсон отбросил их, как крыс, по одному.
Врата раскрылись гнева, — так славный музыкант
Себя заставил слушать, свой проявив талант.
Расхаживал, как прежде, он с гордой головой.
Глаза его сверкали, в них отражался бой.
Он был все тем же горцем, так что в один момент
К нему примкнули разом МакКолл и президент.
И тут же, негодуя и гневаясь в ответ,
Вступился за волынщика Шотландский комитет.
И, крепко стиснув зубы, сомкнув свои ряды,
Они всем показали, что будет вам кранты,
И тут же стали драться и стали всех швырять,
Но МакФерсон по ходу не прекращал играть.
Увы! Лихих поклонников набралось меньшинство,
И стали добиваться танцоры своего.
МакКонахи лишь встрянул, как тут же пал на пол,
И об него споткнулся наш казначей МакКолл.
Противники орали, сжимая кулаки.
Казалось, что берут вверх волынщика враги.
Он средь них, красноносых, вздымался, как скала,
И заставлял всех слушать, — такие, брат, дела.
Взирал на драку Мэлони, безмолвно, с хмурым лбом,
Пока квартет ирландский стоял особняком.
Конечно, парень злился и весь душой страдал,
Поскольку сам не дрался, а только наблюдал.
Вдруг он поднялся резко и рявкнул, как в набат:
«Нельзя смотреть, как терпит такое кельт-собрат!
Поможем музыканту, он наш, артист, родной!»
И вся команда Мэлони ступила смело в бой.
Был День Святого Эндрю — но люди разных стран
Собрались джаз послушать, устроив балаган.
Там были кто кричали «Йа! Йа!» и кто — «Так! Так!»
Латинос и голландец, швейцарец и поляк.
Вся сборная солянка, какая может быть,
Ирландцам и шотландцам сумела уступить.
Хоть их ряды редели, и свежим был горох,
Победно взмыл Трилистник и с ним Чертополох.
Вы б зрели поле битвы в рассветной тишине,
И посреди Джок МакФерсон, как чайка на волне.
Хоть все в итоге пали, он озирал весь край,
Как будто бы стоял он на горной круче Скай.
Стоял он с мрачным видом, с высокой головой,
Хоть лёгкие устали и был бутыль пустой.
«Скажи, когда закончишь ты, наконец, играть», —
Спросил его противник, что продолжал лежать.
«Я только начал», — молвил ему в ответ герой.
Так МакФерсон заставил всех слушать танец свой.
И до сих пор в Клондайке, где пики вниз глядят,
О доблестном волынщике с восторгом говорят.
Как он явился в килте с волынкою в руках,
И как не умолкал он, где бились в пух и прах.
Об этой потасовке до утренней зари
Рассказывать вам будут с остротами хмыри, —
Как бушевала битва и развлекалась рать,
А доблестный волынщик не прекращал играть.
И у костра походного расскажут вам легко,
Как МакФерсон заставил, чтоб слушали его.
Перевод: Константин Николаев http://www.stihi.ru/2017/12/28/8128
--