остаточное

Алина Романова-Вольфган
честно, я даже не знаю, отчего легко,
когда на сугробы меняет зима снопы
и улицы снегом текут, как белое молоко,
выбить замерзшую почву
из под моей стопы

я росла, как и все. школа, отросшая челка,
спина сутулая, глаза карие, походка шаркавшая,
то есть похожа на тыщи других девчонок
но внутри пустота
и кило опарышей

у меня словами изъедена ротовая полость,
звучит это поэтично, на деле - пакость,
если меня не убьёт ни пуля, ни скорость,
то даже при этом - это не будет старость

и вот так вот кочуешь с церквей на вписки,
несмотря на все сдвиги и комплекс вины чужой
и находишь себе родного такого, близкого,
который, - конечно, - оставит
очередной ожог

никогда никогда никогда не пори горячку
что мол навсегда совсем и до свинцовой крышки
у меня тут эмоциональная недостача
у меня на душе тут скребутся кошки
и плачут мышки

выходишь и видишь мирской простор
а в душе ничего твоей не контачит
а меня может ввести в восторг
до жути простейший солнечный зайчик

ничего не хочу. не хочу ничего вообще.
даёшь трещину - и безумие сразу "хвать!"
ты приходишь ко мне. сегодня пришёл в плаще.
угораздило тут родиться
с моей-то огромной потребностью
созидать

это как истоптать последние и любимые туфли,
когда идёшь покупать невкусные вафли
то, что быстро вспыхивает - всегда так же быстро тухнет
в этом неправильном, ломаном Богом спектакле

в паутине домов и деревьев запутался месяц,
плачет, на небо просится,
загнутый, как бараний рог и острый, как бритва
знаешь, в такое время сбываются все пословицы,
даже если не проговорены все молитвы

будут воспоминания, как картиночки,
забудутся ссоры, забудутся бузы
но я могу нанизать тебе буквы на ниточку
и сделать самые красивые в мире бусы

снег как будто чужой, нездешний,
путь декабрьский уж положен
то, что ты со мной груб и бешен -
совсем не значит, что безнадежен
 
только прошу, что не надо клясться,
прямо как в детстве и на мизинцах
или других пресловутых пальцах,
или на кровяных сгустках,
потому что потом будет так же пусто,
а цель - мириться
 
в конце накопится груз, да такой еще,
что никто из нас его не снесет.
это будет груз всего нашего, общего...
радостей, горестей, в общем - все
 
а пока что я знаю тебя насквозь
изгибы и шрамики - наизусть
тело твое - это священный холст
с коего сошел не менее святой Иисус
 
осточертеют ухмылки, подколки, уловки,
будем орать-собачиться, как умеем
и все пропадет, как пузырики газировки
и лишь мы
консервируем свою злость,
а в итоге сами же от нее пьянеем
 
через время пойдешь, ковыляя себе шатко-валко,
сплевывая обиды засохшую черную булку,
искать какую-нибудь дешевенькую давалку
и выводить ее сразу же на прогулку
 
это если у нас не выйдет бокалов с бантиками,
если кто-то из нас не станет помягче, стронцием,
потому что, видать, не хватает в двоих романтиков,
барахлят запчасти и не подходят опции

будем друг в друга харкаться болями
или друг друга сгрызём питбулями
а потом, в осознании того, что устроили
трясти своими башками дурьими

я стою с тобой рядом - ни выдохнуть, ни вдохнуть,
виляю лысеющим хвостиком, как шарпей
если выберешь рудником любовей больших - добудь
если бросить решишь таки - лучше уже добей

а пока что давай наступать на грабли, не закрывая ставни,
пока никто не пошёл ко дну,
просто смотреть, что станет
и хлебать черпаком наши страсти любовь истерики и вину

ели мы расстанемся - я тебе-то любовь оставлю
ибо чтоб снести - банально
не подниму

а. вольфган
2017