Рождественское письмо к Милене

Киселев Василий Иванович
               
Раскаты грома перепутав с Божьим Гневом в ночном Стамбуле Ты откроешь зонт.
Мою любовь,  - бескрайнюю как небо! - вместить не может русский горизонт.

- Шшаа-а-а!.. - снегоход летит таёжной чащей сквозь сумерек индиговый туман.
И кажется - живым и настоящим! - Великим океаном злой буран.

...Порфирий скажет: "Ты поешь с дороги!.." /Он егерь здесь, с Уральского хребта./
И будут сосны и пурга в отрогах в ночную темень о Тебе шептать.

Очистив снег с крыльца своей лачуги, лесник нальёт: "Попробуй мой "Токай"!
Мою любовь и боль, и веру в чудо, -  вместить не может снежная тайга!..

...Гром рыкнет - словно тысяча питбулей!.. /Я вспомню в Петербурге зимний дождь/.
Ночь... Узенькою улочкой Стамбула сквозь шелест листьев Ты домой идёшь.

Порфирий молвит: "Вырыл, Вась, могилу...гроб сколотил себе...Всё, время умирать!.."
От Сахалина - и до льдов Тагила летит снегов бесчисленная рать.

Тайга без края... Звёзды... Вьюжный вечер... И Ковш, и Лира - стали нам видней.
Мою любовь - бессмертную как Вечность! - убить не может суматоха дней.

Сквозь бурю мы идём - прям как в тоннеле!.. Даль неоглядна. Друг плеснёт чифирь.
Мне тесен мир. Мне тесны Дарданеллы. Я счастлив лишь - когда вокруг Сибирь!..

Костёр мой зачах...Огонь улетает в астрал... И Лира, и Ковш, и Плеяды - нетленны.
/Опять наплывает, в ночи, у костра, - заветное, нежное имя - М И Л Е Н А./

Луна мне шепчет: "Друг!.. Memento mori!.."    /Полярная - врубила светофор./
Мою любовь, -  безбрежную как море! -  вместить не может крохотный Босфор.