Недоумение с размалёванных лиц испугом снято,
Рты заполняются колким привкусом сладкой стекловаты,
С грустными лицами ходят клоуны и вздыхают тяжко
От неизбежности – впору вешаться на своих подтяжках.
Цирк шапито ушёл дальше странствовать,а они забыты
В маленьком городе, пыльном,сдавленном грузным гнётом быта,
Сил не осталось, и не покинуть им города-уродца,
Но из оравы всей место там лишь для одного найдётся.
Темень интриги к ним подбирается, семенит,как гейша, –
Выход легко найти в стиле Дарвина:выживет смешнейший.
Крик шпрехшталмейстера, возвестив о том, вязнет в плеоназме,
Значит, пора начать войны клоунов не на жизнь, а на смех.
Дыркой от бублика, скалясь, публика манит лицедеев,
Ломаным рубликом, рваным тугриком – щедрость не скудеет.
Клоуны корчатся, сыплют шутками. Не смолкает хохот
Радостных зрителей. Муки творчества помогают плохо:
Силы равны, и нет триумфатора страшной клоунады.
Смехосражение продолжается. В зале только рады.
Изнеможение сгубит клоунов – никому не выжить.
Смерть дерзко дразнится, ей нет разницы – белый или рыжий.
В недрах сознания, вскормлен Каином, спит инстинкт звериный.
Станет любой Пьеро, дав ему добро, злобным Арлекином.
Точка поставится неожиданно в варварской забаве:
Есть много зрителей, их количество проще поубавить.
Станет заступницей, в дело включится простота святая –
Смертоубийства здесь не заметят, за шутку посчитают.
Самых улыбчивых сыщут клоуны – их лишь не прикончат.
Милые зрители, жить хотите вы? Значит, смейтесь громче!