***

Прости, но в вечер тот
нарушен был мой аппарат,
воспринимающий реальность.
В крови бурлил, наверно, самогон,
и вид мой был немного неопрят.
И сам я был, как пряничная странность.

И еле-как улавливал те волны,
что расплескалися цветами.
Всё было, как бы бело-черным.
И память ненадежна, как пергамент

сгорела сразу. Ведь по Фаренгейту
в крови бренчали градусы под сотню.
Я не запомнил имя, извиняюсь, нету
мне оправдания, тем более заботы

грядущих дней всё проглотили сразу
от жуткой голодухи по событьям.
Забыл, с кем не бывает, и наказан
потерей взгляда, и теперь не быть нам

вдвоём, лишь только в одиночку.
Не страшно, я привык, ах только б если
Я мог прибить нас рифмами ко строчкам,
Чтоб там висеть обнявшись вечно-вместе.