Это было давно, это было в прошедших веках...
Я, влюблённая дура, в поношенных мамой шелках
Убегала от бдительных предков, сильна на уловки,
Прижималась в подъезде к вчерашнему школьнику Вовке.
Обнимала его и шептала наивнейший вздор
Под мигание звёзд и цикад зачарованных хор,
Принимала любви первозданной медовое блюдо
В лёгком трансе и нежном экстазе, как чудо.
Пролетели лиловый рассвет да вечор вороной,
Под венец друг мой Вовка бедовый пошёл не со мной,
Всё, что было впервые, то сладко, а дале - отрава,
Позвала за собою его распрекрасная пава.
Посадили меня за столом супротив молодых,
Словно сверху ушат, словно грубо и нервно под дых.
И шептали тихонько мои побелевшие губы:
«Ах, какой же ты, Вовка, родной и какой же ты - глупый!»
Пролетели года, словно вихри заснеженных лет,
Время сгладило память, а ливни дождей - грустный след.
Мне фортуна – не мачеха, счастье ткала, как умела,
Я жила не роптала и часто от радости пела.
Но однажды в вечор вороной, что случился уныл,
Кто-то камешком крепким едва ли окно не разбил…
Старый Вовка под тех же цикад однозвучное пенье
Не сводил с меня глаз, как не век пролетел, а мгновенье.
Он шептал тихо мне, то звучало печально и глупо:
«Ах, каким же я был дураком… ты прости меня, Люба!»