Как-то это неправильно, кажется, чересчур.
Просыпаюсь – молчу, обедаю и молчу.
Словно этот давно забытый кусочек чувств
По весне нарывает гниющей протяжной раной.
Не скуплюсь на стихи, пишу, позабыв про сон,
Удивляясь, увидев осунувшееся лицо,
И стараюсь стать лучше, чтоб было как у Басё,
Они льются почти водой из худого крана…
Это снова весна кружится над головой!
Как-то тяжко, что не понять, почему живой?
За какой полосой? За той ли сплошной чертой
Я стою с моим счастьем, брошенным и усталым?
Неужели не я? Капель отбивает бит,
Попадает не в такт к эмоциям и любви.
Я имею почти истощённый болезный вид,
Будто месяц не спал и сидел на одних лекарствах!
Нужно как-нибудь встать, пойти и открыть окно,
Чтоб увидеть, что не всегда за окном темно.
И я честно встаю, шагаю, зеваю, но
Мои шторы закрыты, и свет не струится в щели.
Вот такой я слабак, проживающий жизнь зазря,
Поселившийся на задворках у января,
Обрывающий словно листья календаря
Перья птиц. И от этого всё не в пример смешнее…
Я кропаю стихи. Я пишу обо всём подряд:
О цветах, что пускают с запахом мощный яд;
И о том, почему о Боге не говорят,
Если счастье в руках, если беды уже исчезли;
Я пишу о стихах; о марте; пишу о зле;
И о том, что мне слишком много случилось лет;
И о выборе: три таблетки ли, пистолет…
Я не знаю, куда всё деть и кому отправить,
Если, скажем, случится горе, придёт беда.
Вот кому же свои стихи я смогу отдать?
На кого же мне материться: ядрёна мать,
Почему не сберёг? Почему ты их сжёг, скотина?
Это просто весна. И стихов накопилась тьма.
За окном отмирает природа, струится март.
Я почти психопат. Я почти что сошёл с ума.
И не знаю, когда опять мне прорвёт плотину…