В предновогдьи городском,
иллюминации. Витрины
смотрели стёкол холодком
в прохожих шествующих мимо,
"Бродвея" безучастный взор,
с брусчатки серой под шарами,
фонарными, каков простор,
туда-сюда месить шагами.
У перекрёстка этих "стрит",
на Кирова и Первомайки,
чуть мне под "ложечкой" болит,
когда (зелёным) граждан стайки,
ускорив шаг, себя нести,
старушку с влажными глазами,
не видели. - Господь, прости!
Обветренными прошептал губами.
Простуженными нотами внутри,
от скрипки исходили тихо звуки,
взывая к каждому - смотри,
как обе чувствовали муки,
с монеток кинутых в футляр
и от мороза, шаль и шляпка,
годов 60-х экземпляр,
воротника лисицы рыжей лапка.
и всё же с грациозностью рука,
смычок водила струнами печали,
и в звуках тех глубокая тоска,
о жизни той, что где-то оборвали...
среди аплодисментов и цветов
букетов от поклонников горячных...
и юноша с галёрочных рядов.
Тогда казалось, дней не будет мрачных.
Но будет рыбий хвост, малюсенький эклер,
воспоминания о концертных залах,
а дома кот сибирский кавалер,
скрипачку ждёт, отсюда в двух кварталах.
Сгорал стыдом, куда идти...,
что в этом мире происходит с нами?
За сторублёвку,- господи прости,
обветренными всё шептал губами.