баллада о капитанах
капитан сидит и дымит,
сидит и дымит своей трубкой,
на руках его - дочка в юбке,
он пахнет солью, таверной, громадой,
дочь сидит на коленках
старого пирата,
её платье цвета морского заката,
а глаза - пучина,
старый пират заводит свою песню, ведь есть причина,
пытаясь на дочку не дышать перегаром и дымом,
песня его будет длинной
слушай, дочка, внимай словам
когда мне было около шестнадцати
меня взяли юнгой на флот
я ещё плохо разбирался
во флагманах и канатах
и когда пил ром - искривлялся рот.
моё лицо не было изрыто морщинами,
в глазах не было блеска стали,
руки не были загрубевшими от мазолей,
но не взирая на отговорки и другие причины
я вышел в море
я думал, мне сложно, сложно,
но сложно было потом,
когда, видимо, злая чайка
закрыла солнце крылом
и как-то раз, когда я в трюме изучал карты,
наверху послышались крики, песни,
до меня доносилось "йо-хо-хо", "каррамба",
выстрелы, стоны, а я сжал крестик
...я остался единственным выжившим
из нашей команды,
но я это узнал потом
я выбегаю из трюма, беру саблю из рук мертвеца,
сердце - натянутая тетива,
сабля под солнцем начинает мерцать,
мне трудно подобрать слова
мачта залита кровью, не корабль, а гроб с парусами,
стоят люди, пьяные, грязные,
я в них впиваюсь глазами,
а они все настолько разные!..
но настолько одинаково смелые и отважные,
влюблённые в море и воздух влажный
я ещё не знаю, сжалились надо мной или взяли в плен,
но я попал на борт, окутанный кучей легенд
приволокли меня к капитану,
звали которого Стальной Густав,
вокруг корабля туманы,
внутри сердца мертвецки пусто
он долго смотрел, не сводил своих синих глаз,
( говорят, раньше они были карими,море вплелось в его кровь кипящую ),
сказал только пару коротких фраз,
но они были вескими и говорящими
велел сделать меня помощником боцмана,
дать отоспаться, а после ввести в курс дела
я заметил в нем что-то горюче родственное,
как бы мое естество того не хотело
велел выдать мушлет и шпагу,
а так же проверить мою преданность и отвагу
я беззаботно присматривался к кораблю
целые двое суток. а в море - штиль,
в море, которое до боли в скулах люблю.
море - это не место для простофиль.
потом один из команды, шевелюра которого тот еще абажур,
рядовой пират, звали которого Джимми Шнур,
провел меня к капитану, в его каюту
в которой, на удивление, и хорошо, и уютно
говорит он:
- я в этом плаванье много лет,
но в сердце держу своем тайну, ношу...
была девушка, краше которой нет,
я твердил, что ее никогда не брошу,
а потом появилась другая любовь -
вдаль манящее море, свобода и мир.
от нашей команды холодела кровь
и у тех, кто по сущности не был людьми.
свою леди, увы, мне пришлось покинуть,
но очень хотелось ей что-то оставить,
частичку себя, хоть кусок габардины...
так вышло, оставил ей сына на память.
капитан встал со стула, снимает льняную рубаху,
волосы спадают на плечи, как грива, а сам он - лев,
обнажается мышц рельеф,
но я вижу только одно:
он показывает родимое пятно.
я вглядываюсь и судорожно выдыхаю,
и, может, вою.
и у меня такое.
я стал первым помощником капитана,
папы, отца, правой его рукой,
дом мой - судно, поэтому не надо
идти домой,
я мог бы стать и боцманом, и канониром,
и мы бы доплыли до края мира
как-то поздно ночью мне не спалось,
я все думал, как так внезапно земля поменяла ось,
как так сложилось и как срослось
я вышел на палубу,
вдохнуть соленого воздуха
и посмотреть на звезды
на плечо падает тяжелая рука
самого мудрого и опытного моряка
отец ведет меня снова к себе,
достает какую-то карту из тайника,
а эта карта -
путь к кладу
Бенито Бонито.
курс назначен.
когда проплывали маленький городок,
пиратский причал и дом,
у нас кончился порох, табак и ром.
мы вошли в порт маленького городка
и зашли в таверну
и хозяина крюк, а не рука,
мы берем у него пороху целый центнер
играла, кажется, скрипка
и вдребезги разбитое фортепиано
все казалось расшатанным, хлипким
и очень рваным
у огромных людей пена пивная на бороде,
слышен смех куртизанок, соитие баритонов,
сложно находиться в такой среде,
адово место с прогнившим полом
капитан-отец стоял у окна, курил, как я,
держал руками могучими грязный стакан с жутким пойлом
сабля прилегала к ноге, как прирученная змея,
но змее в неволе жить тоже больно
а кто-то напившийся до кондиции "все могу"
вдруг затеял драку
или из-за богатств, зарытых на берегу,
то ли причина - какая-то куртизанка,
а может быть даже корабль с причала.
...я стоял, вспоминая старуху-мамку,
вся таверна шумела, металась, кричала
визг сальных женщин, крики мужчин, стрельба,
вот вам и с корабля на бал,
у капитана-отца морщина на ширину всего лба,
когда хмурится он, видя все это безобразие
и испытывая желание образумить их, босоногих и окаянных
в драку кидаются самые разные,
и без рук, без глаза, в одеждах рваных
но судьбу не переписать и не переделать
кончились крики.
от капитана осталось тело.
мы смывали печаль алкоголем и морем,
забыли про клад, ведь не наша идея,
зато это общее наше горе.
капитаном решили меня заверить.
мне чуть меньше, чем двадцать, даже не оперился,
а уже - капитан. но все таки дело отца,
поиск клада, к которому он почти жизнь стремился,
я решил довести до конца. до любого конца.
мы направлялись в Мельбурн, входили в Порт-Филипп,
думали высадиться у мыса Виктория
поиски кончились безрезультатно
достаточно не замысловатая эта история
с тех пор меня никогда
не пугали шальные ветры,
острозубые скалы,
когда я после всего этого входил,
- точнее, врывался, - в таверну,
не замечал оскалов
я дальше искал сокровища,
флиртовал с сиренами,
могу о монстрах жутких травить байки,
море кипело пеною
слушай, доченька, да вникай
я помню, как-то затеяли схватку,
буря стонет, воет,
волны подкидывают корабль наш до небес,
даже Кракен, содрогаясь от страха, на дно залёг,
кто-то на парус залез,
мои матросы готовы были душу отдать в залог,
лишь бы утихомирить природу-мать
дождь бьёт по касательной моё лицо,
загорелое и обветренное,
все до единого уверенны,
что не протянем
кто-то молится, кто-то пьёт
кто-то смотрит в пучину чёрную,
готовый готовить себе могилу
я собрал всех и крикнул "к чёрту!
прошли ведь Голландца, Харибду, Сциллу,
сирен и русалок, сокровища Инков,
на трупах врагов мы плясали самбу,
так что нам рано пока что гибнуть,
к чёрту всё и йо-хо-хо, каррамба!"
а мораль, моя девочка,
песни этой проста,
надо брать быка за рога,
и на абордаж,
наступая со всех сторон
вот тебе, доченька, медальон
я нашёл его в день, в который взошёл на борт,
не забывай свои корни, не проклинай свою кровь
так что храни его, как зеницу ока,
чтобы твой корабль не сел на мель,
чтобы твой дух был крепок, как столетний дуб
зажми его в ручке,
моя милая Ариэль,
и ложись в кровать.
я покурю
и приду
алина вольфган
2017