Раннее утро. Воронеж. Метель.
Пальцы реанимируют сенсор.
Вчера думалось: некуда ниже, предел,
но со мною поспорил бы Цельсий.
У машин суета:
ни туда, ни сюда,
как монашку склонять — бесполезно.
За пределом окна
нет границ у сукна,
ослепительно белая бездна.
По сукну, посуди, хоть шаром покати:
ни домов, ни людей, всё едино.
И по сути любая попытка куда-то дойти
превращается льдом в поединок,
где смертельным ранением
кажется снег, просочившийся
внутрь ботинок.
То ли в плеере Циммер,
то ли зуммер вопит,
дополняя собой местный палеолит,
состоящий из камня и цифер.
И зубами ругательства в Морзе стучит
человек, видя съехавший шифер.
Кучка куцых деревьев нелепо торчит,
в профиль каждое будто бы грифель.
Равновесие в этом колючем аду
сохраняет лишь статуя грифа.
Мех не держит тепло
и не греет диплом
даже душу. Чего уж о теле?
Пустота и простор,
прозябает песок вместе с пляжем.
Мертвеют отели.
Ветер, дующий за ворот, в морду лица,
душит горло похлеще Отелло.
И сегодня любого спросить беглеца —
ничего нет роднее постели.
Все каналы пусты, непочаты листы,
я клянусь, там и там — белый шум.
Новый вид слепоты — только холод.
И ты.
Приходи.
Я тебе покажу.