Я, гениальностью ее сраженный,
Стою у ног, коленопреклонённый,
Без покаяния, навек прощенный
И, без огня, дотла насквозь сожженный,
Сторицей заплативший, взявший в долг,
Я отдал все, иначе бы не смог.
Под покрывалом глаз ее несмелых,
Я чувствовал, как пролетают стрелы
И ноги, и уста мои немели,
Слова клубились дымом и редели,
Вокруг кружились зимние метели…
Я брал судьбу свою за шиворот, бродягу,
И, наполняя до отказа флягу,
Примеривая берцы, автомат,
Я уходил и я, дурак, был рад.
Но умирая где-то на рассвете,
Я каялся, что был за все в ответе –
За каждого прохожего на свете,
За слезы на лице чужих детей,
За сделавших убийство матерей,
За ту зарю, кровавую, в огне,
За то, что больно и тоскливо мне…
И вот, придя к богине, обвиненный,
Без следствия, навек прощенный.
На жизнь всесильным словом обреченный,
Впервые криком заявил Вселенной,
Что мне не надо этой жизни тленной,
Я не готов к подачкам - это мерзко!
И вздрогнет вдруг моя богиня резко,
Как будто долго ждала эти речи
И этой ночи длинной, этой встречи,
Положит руки бледные на плечи,
И скажет мне: «Пора, задуем свечи!»