Любил сидеть дед Ёг на лавке,
И, как присядешь, рассказать
Про всех всё всякое. С прилавка
Как будто фразы отпускал,
Но за бесплатно, задушевно.
Да с огоньком в глазах шальным
Он говорил. И повседневность
Его была в том. Эх, любил...
Да так, что чёртом несусветным
Любой мог быть в его рассказах.
Кругом творился конец света.
Хоть и не мог он доказать
Ни одного из слов, что прежде
Успел промолвить, и сказал
Совсем недавно что, в надежде,
Быть может, людям не соврал.
Хотя навряд ли. Что поделать,
Бывает. Только бы и впрямь
Не стал судить люд за проделки
Красноречивые на срам
Себе. Тогда бы Ёга в лес
Спровадить к старенькой избушке
На ножках птичьих. Аки бес
Пускай сидит там и горбушки
Глодает. Было бы занять
Свой рот чем более полезным,
Чем балаболить и смущать
Честной народ. А кто полезет
В избушку, прежде рассказать,
Что там живёт Баб Ёг коварный.
На голове его, слыхать
Кому-то вроде на бульваре
Бывало, шаль или платок,
Косо повязанный, и брови
Себе дед выщипал. Знаток
Он человечинки и крови,
И блюд ужасных из детей.
Когда начнёт он свой рассказ,
То знайте, полон Ёг идей
О гастрономии. Задаст
Если вопрос, бегите сразу,
А то возьмёт с собой в избушку
И съест с костями одним разом,
Сварив в котле. Запьёт из кружки
Напитком крепким и вернётся
На лавку всякое болтать.
Баб Ёг всё знает, и живётся
Ему нормально, так сказать.
Соврал, конечно, я про Ёжку.
Но слухам верить - как лишиться
Ума, под дудку по дорожке
Ходить под чью-то, отличиться
Умом подветренным, реакций
Простым набором без зазренья
Обычной совести. Пусть статься
Плохое может постепенно.