Письмо

Ирина Кац
Я проснулась уверенная, что день будет совершенно необыкновенный.
Так и случилось.
После нескольких лет забвения я вдруг достала из книжного шкафа четырехтомник Даля. Издание 1980 года, точный аналог издания 1882 года книгопродавца-типографа Вольфа.
Вспомнила, как книги появились у меня. Они стали подарком с того света. Дорогой человек ушел неожиданно. Неожиданно для меня. А вот он, поняла это спустя время, о своем уходе знал и ненавязчиво давал это понять. Брошенные им накануне фразы приобрели истинный смысл только после смерти. Прекрасно помню, как он вдруг попросил устроить небольшую фотосессию. Не любитель постановочных фото, вырядился как франт, и умело позировал на камеру. Потом долго рассматривал отснятый материал и обронил как бы невзначай, «эта то, что надо, смотри, не перепутай». Тогда на меня впервые дохнуло холодом. Я отмахнулась и от его слов и от своего дурного предчувствия.
Через несколько дней дорогого человека не стало. Утром у меня зазвонил телефон. Я сняла трубку, робкий женский голос сказал, что он умер ночью, сказала, что среди контактов выбивается мой, как «Ирка моя». Я плохо соображала, а она все не прекращала разговор и мямлила что-то про  «примите соболезнования, я понимаю, отец, но вы должны найти в себе силы и что за телом можете приехать уже сегодня».
Отца у меня тогда  не было уже  десять лет, но в тот момент я остро почувствовала, что потеряла его снова. Больно. После похорон я боялась скатиться в депрессию. Ничего подобного не случилось. Я плакала и грустила, но тоска была светлой и я с удивлением поняла, она не терзает меня, она мне даже помогает.
Полгода спустя неожиданно позвонила сестра дорогого мне человека, пожилая женщина, тонкая, интеллигентная, внешне очень похожая на него. Попросила о встрече. Лично мы не были знакомы, на похороны приехать она не смогла. Конечно же, я согласилась. Мы встретились как родные люди. Она говорила о том, что я и так знала. О  том, что у меня получилось стать ему подругой,ученицей, помощницей, дочерью. И что он очень любил меня. А потом она передала мне увесистый пакет. В нем оказался четырехтомник. Женщина сказала, что он хотел передать его мне сам, даже сделал дарственную надпись, но, видимо, не успел.
Книги я несла как величайшую редкость. Дома долго сидела на полу, гладила переплет и вдыхала  аромат. Мне казалось, что я улавливаю едва ощутимые нотки табака и его парфюма.
Четырехтомнику я определила лучшее место в шкафу, и признаюсь, он редко покидал его. Житель сети, свои лексические сомнения я топила в электронных словарях, до сегодняшнего дня.
…Листала книги, на некоторых страницах задерживалась, некоторые перелистывала не глядя. И вдруг в поле одной страницы я увидела его почерк. Подумала, что именно так и сходят с ума. Перевела взгляд на другой предмет, закрыла глаза, сказала себе, что просто показалось и такое может случиться с каждым. Взглянула на страницу. Поле содержало текст, написанный его рукой. Морок прошел, сама себе показалось смешной: что необычного в том, что словарь, принадлежавший журналисту с 40-летним стажем, хранит его ремарки. Мне стало интересно.
В поле было письмо. Письмо ко мне.
«Интересно, сколько месяцев или может лет мы с тобой не разговаривали. Хочу думать, что не много. Хочу думать, что ты скучала и вспоминала меня. Точно не забыла, иначе не стала бы листать книгу и не нашла бы в ней меня. Я не забыл, что читать заставлял тебя с трудом. Я помню, как ты закатывала глаза, фыркала и говорила, лучше кино посмотреть или в кратком изложении почитать, если уж совсем припрет. Я так хочу, чтобы тебя никогда не припирало, моя милая, взбалмошная Ирка.
Хорошее время прожил рядом с тобой. Спасибо тебе. Я ведь думал, когда приехал в газету, что больше никогда не смогу радоваться и чувствовать себя молодым. А ты заставила. Как у тебя только получилось. А потом заставила меня почувствовать себя сильным. Это случилось, когда ты плакала мне в плечо. Вздрагивала от рыданий, замирала, а потом резко отрывалась от меня, пыталась что-то сказать, но никак не могла, опять падала в мои объятия и рыдала еще громче. Я мог тебя утешить. В этом была моя сила.
Я думаю, ты сейчас ревешь. Ты всегда была плаксой. Не надо. Я не могу сейчас прижать тебя и утешить. И мне больно от того. Ты должна смеяться, как умеешь. И я рад буду.
Ты поумнела. Я точно знаю. И ты еще найдешь меня в этих книга. Только будь внимательна. Ты всегда любила всякие шалости. Я подумал, что тебе моя затея понравилась. Мы еще обязательно поговорим, моя Ирка».