быть бы губкой, что держит в себе абсолютно хорошее,
тошнотворно-красивое, пусть даже приторно-сладкое;
а потом созерцать говнецо под своими подошвами
и ночами кричать, по стене расползаясь в припадках
в зеркалах отражаются тени всех жил искореженных.
в них нельзя разглядеть то, что раньше считалась лицом.
что не начато - будет ли мною когда-то продолжено,
или я до последнего буду завидным глупцом?
я себя исповедал, а дальше глумливые будни
надругаются, как в подворотне над девкой дельцы.
я же вроде в броне, но куда же пропал мой нагрудник?
неужели я жив, а повсюду одни мертвецы?
мне не падает с неба букет ароматных нарциссов,
мне всегда достаётся коробка от лучшей еды.
я прошу иногда у бездушной машины "ту гиса":
хоть куда, но меня доведи, доведи, ДОВЕДИ
и она отправляет не в край белоснежных магнолий
и не в место, где льётся рекою чарующий спирт,
а она отправляет в окопы пронзающей боли,
в царство пуль, где за каждым ударом "солдатик, не спи!"
я бы рад продежурить всю ночь и уснуть на соломе,
звезды вызубрить глазом под шелест упрямых осин.
только если тебя что-то вдруг беспощадно надломит,
у всевышнего помощи лучше совсем не проси.
эта помощь, как чайная ложка соленой водицы
умирающим в Гоби/Сахаре среди пустоты.
почему этот бог позволяет убогим родиться?
абсолютно ненужным, каким сейчас выглядишь ты.
я бы дал ему взятку, чтоб срок мне скосил вполовину,
только он справедлив, не готов мне отвесить УДО
завещал старичок: гни до боли сутулую спину,
пока где-то маячит вдали опустевший твой дом.