На диалекте тазов послушайте мой рассказ
О том, что в горах Чандолаза
Увидел мой друг как-то раз:
В лощине, мхом изукрашенной,
На стоге сухой травы
Сидел восковец страшен,
Без признаков головы.
И было то сном или явью,
Не смог он произнести.
Тяжелый запах безглавья….
Не тронь, дай сказать, пусти!
И - через плечо, налево,
Чтоб зло отвести, плюй.
Лети, голова, по небу, туй-туй! Нуй-нуй!
Река текла вдоль оврага, минуя горный погост
За лето, скопившись, влага размыла непрощный мост
И выгнулся восковитра, ку-кукла, истлевший труп.
Чем звуков – четыре литра, родилось? Не срезом губ!
А хаос и беспорядок знакомого моего
на землю поверг, - припадок, не чувствует ничего.
Лишь перед глазами, влево, как по морю темный буй
Летит голова по небу! Туй-туй! Нуй-нуй!
Он к ночи пришел в поселок
И слег на двенадцать дней.
И истопником в школу
устроился, ей же ей.
Силков и ружей не нужно, утратил речь. Как немой.
Потом не явился на службу, послали к нему домой…..
А там – ну, вы уже поняли.
Мы сразу нашли его.
Неважно, в сарае, в доме ли.
Застали, но не всего.
Там – ветр поет аракаллу, и шепщет пещь: "Бобоним"!
И все окрестные скалы в слезах повторяют за ним:
Его безгласную требу
Журчаньем подлёдных струй,
Лети, голова, по небу, туй-туй, нуй-нуй.
Настала весна. Издалека, по слякоти первых луж
В поселок из Владивостока пришли Яджудж и Маджудж.
Облазили все скалы, просеяли тонны земли.
И тело в райцентр забрали, А голову не нашли.
Коль в лето палящего олова дождя месяцами нет,
Я в наволощке, из под пола, достану круглый предмет.
Воды оттвори хлебу, дей ливень и ветер дуй,
В Магриб и в Адис-Абебу
Сквозь бсинс, за Адама и Еву
Навстречу Божьему гневу,
Лети голова по небу.
Туй-туй, нуй-нуй.
Чтоб быть урожаю завтра,
Готовься к нему вчера.
Ты слышишь? Заводит трактор
Моя жена Гюльчехра.