Ребенок шагал, как хевсурский танцор
На гнутых гусях бледно-желтых колготок
Вот мать, что его выводила во двор
Где бабка и дед, где отец. Сквозь забор
в смородины куст нарядился топор,
А абрис абрикоса нечеток.
Узнал из рассказа тот бог-рамногог
Котрый во тьме алтарей их повис,
Что су ‘дсправедлив, приговор скорострог
А судят сейчас не за сломанный слог
И не за дурную живопись.
Хотя - Там женщина-волдырь для игры в бадминтон
Настолько отвратно рисует он.
Мужчины же дыма клубами
летят над своими домами.
А вот потаскуха и дисминотавр
В траве, чьи соцветья по пояс
Гуляют под грохот овальных литавр
Одеждой не обеспокоясь.
В стихах же вообще не понять ничего,
Кто выбрал такого поэтом?
Он жертву принес змеевласой Горго,
Но судят его не за это.
Швырнули на почву, столпились кругом,
Колодец, как плаха высится.
Крищит обвинитель сиреневым ртом:
"Он писяется! Писяется!"
Напрасно затем адвокат исполнял
Кружась, оправдательный танец
Ребенок, надув капилляры, орал
Так сильно, что щеки исполосовал
Коросты свекольный румянец.
Вот ворот дубовый – как дичи бедро
Над скользкой влаговней вращается
Ведро опускается. В воду ведро
Ведро-варивоода, в воводу на дно
летит, где темно, бибидон-дыдыно
Гром-птица по имени пьяница.
А неба григорие шлет мавромак
на смирную, скользкую плаху
где стал мягкощепный , чуть видимый знак
пророчествовать личковаху.
Осядет бумажное сердце в груди
И фистула крика прервется
И не разглядеть, сколько вниз не гляди
Но будут, я чувствую, дни впереди,
Ребенка, как волка из ннупагадди,
Козёл извлечет из колодца.
Ребенок со сруба вскрищит: "Бобоним"
И Тыща Младых устремится за ним.