Мне нужно сказать сейчас. Нет, я не могу потом.
Потом может и не быть – решать только небесам…
Мне нужно сказать «Спасибо», размером с дом,
Почти такое ж огромное, как ты сам.
Спасибо, тебе, любимый, что, как жираф,
Ты можешь сорвать самый спелый и наливной
Оранжевый плод. Могу и сама, ты прав,
Но вкус его был бы совсем иной.
Помню тот вкус: в нем не было волшебства,
Плод был прекрасен, но, кажется, ядовит…
Я же была огромной, как самосвал,
И всё норовила кого-нибудь задавить
Любовью неприподъёмной, как веки бродяг,
Болеющих с величайшего бодуна…
И все разбегались, охая и галдя,
Хотя этот ужас, конечно, не их вина.
Меня ослеплял панический фейерверк
Насмешек, страхов, колкостей и острот…
Но вот появился ты, посмотрел на меня снизу вверх,
Прищурился, помолчал, а потом сунул палец в рот,
И стал надувать себя, словно воздушный шар,
и рос, как Гвидон, как пена на молоке,
Как искра, в секунды рождающая пожар -
И вот я уже умещаюсь в твоей руке…
Ты поднял меня аккуратно, к глазам поднёс…
И вот я могу любить, не сбивая с ног,
И вот я послушна, как дрессированный пёс,
И счастлива, как щенок…
А сердце моё было чёрным, как трубочист, шахтёр,
И напряженным, хищным, как крокодил…
Ты же его увидел, узнал, полюбил, обтёр,
Переодел и, кажется, переродил…
Я была вечно голодный ничейный кот –
Впали бока и воет внутри пустота…
Ты же меня нашёл – и вот…
Вот я почти сыта…
Вот я почти здорова. Хотя иногда в ночи
Я просыпаюсь в панике, как часовой, на посту.
Ты меня гладишь, целуешь, молчишь
и кормишь любовью мою чернодырую пустоту…
Ты бережешь меня, будто цветочек аленький,
чувствую, как зарастают сердечные трещины.
Как же приятно быть для кого-то маленькой
взрослой, казалось бы, самодостаточной женщине.
Как легко и свободно дышится без брони,
Сбросив маски, слои, портупею и кобуру…
Мне нужно сказать сейчас, пока мы одни…
Пока мы есть… пока я есть… я ж не знаю, когда умру…