Роса и Ансар

Глава первая

Здесь читатель узнает правду о чудесном спасении внучки волшебника Мартина по имени Роса от неминуемой гибели, а так же о том, как она избавила молодого Ансара, сына Варламуса Лысого, от справедливого гнева дракона, в которого превратился черный кот по имени Лонгофелло.

- Убери свои дукаты и проваливай из моей лавки, - сердито ворчал старик в красных шароварах и длинной зеленой рубахе, подпоясанной пеньковой веревкой, обращаясь к молодому человеку в черном плаще и широкополой шляпе с орлиным пером, который зашел в лавку садовника купить букет роз.
Старый Мартин, так звали садовника, брезгливо, словно боясь испачкаться, отодвинул подальше от себя золотые монеты, которые небрежно бросил на прилавок посетитель, и продолжил его отчитывать:
- Я продаю свои цветы только настоящим влюбленным, а не всяким богатым повесам вроде тебя; и в плату я беру только самые что ни на есть первосортные стихи, написанные в момент жгучей любовной страсти честными юношами.
- Послушай ты, глупый старик, - злобно прошипел молодой  человек, снова придвигая к нему свои деньги, - Протри свои мутные глаза! Разве ты не узнал меня? Я - Ансар, сын великого князя этой страны, Варламуса Лысого. А ну живо отбери мне самых лучших цветов, пока я не насадил тебя на шпагу, как лягушку или не отправил в темницу на всю твою недолгую оставшуюся жизнь.
- Лонгофелло! - крикнул старик, обращаясь к большому черному коту, мирно дремавшему в темном углу возле корзин с цветами. - Дружище, поучи этого дерзкого юношу правилам хорошего тона, как ты это умеешь…
Садовник вышел, а черный как ночь Лонгофелло, совершив большой прыжок через все помещение, в одно мгновение очутился на прилавке. Недобрым взглядом он посмотрел на обидчика своего хозяина и вдруг прямо на глазах стал быстро расти и превращаться в страшного дракона. Не прошло и минуты, как дракон стал ростом до самого потолка; он грозно оскалился, обнажив здоровенные клыки, и издал громоподобный рев, отдаленно смахивающий на кошачье мяуканье. Это было ужасное зрелище! Сын Варламуса Лысого, однако, и не думал бежать. Выхватив из под плаща шпагу и прикрывая шляпой лицо от невыносимого жара, идущего из пасти чудовища, он бросился с безумной храбростью в атаку. Но тут дракон еще шире раскрыл пасть, и оттуда вырвались языки пламени прямо в лицо нападавшему. Юноша закричал от нестерпимой боли и без чувств рухнул на пол. Впрочем, на этом его мучения еще не кончились. В своем забытьи он видел себя маленькими мальчиком, которого отчитывала злобного вида старушенция:
-  Противный мальчишка! Я покажу сейчас тебе, как пугать моего любимого дракошу!
При этом она так нещадно трепала его за уши, что они натурально горели и даже уже, кажется, начинали дымиться.
Очнулся он от того, что услышал звонкий девичий голос. Молодой человек открыл глаза и увидел, что возле его распростертого на полу тела стоит совсем юная стройная синеглазая девушка на вид лет семнадцати в простом голубом платье с длинными распущенными золотистыми волосами. На руках она держала  огромного черного кота и с очень серьезным видом делала ему выговор.
- Лонгофелло! если ты не оставишь свои отвратительные проделки, я на целый день запру тебя в темном чулане. Зачем ты набросился на такого приятного и смелого молодого человека?
Но тут, заметив, что юноша уже очнулся, она замолчала.
Тот тем временем поднялся на ноги, подобрал и водрузил на место свою шпагу и молча уставился на девушку, прикусив губу от досады. Он теперь совершенно не представлял себе, как с честью выйти из столь дурацкого положения. Нельзя же было просто молча уйти, не выразив признательности за оказанную ему помощь. Но благодарить эту хрупкую совсем юную девушку за то, что она спасла его, сильного и храброго мужчину, от чудовищного дракона или, что еще постыдней, от этого мерзкого черного кота… О нет, это было выше его сил! Ему в тот момент казалось, что лучше по-настоящему умереть, чем отблагодарить свою избавительницу и тем признать перед ней свое бессилие…
Сын Варламуса Лысового отличался необузданным нравом и привык не церемониться с простолюдинами. Его отец только поощрял подобное поведения, поскольку находил его совершенно естественным и подобающим титулованным особам, в которых течет благородная королевская кровь. Окажись на месте Росы кто угодно другой, он неминуемо заплатил бы своей жизнью только за то, что стал свидетелем такого позора. Но под лучистым доброжелательным взглядом юной незнакомки молодой человек совсем растерялся. Впервые в своей буйной и непутевой жизни он вдруг засмущался перед девушкой и почувствовал, что краснеет.
Увидев его смущение, девушка первой нарушила неловкое молчание.
- Пожалуйста, не обижайтесь сильно на нашего милого Лонгофелло. Он на самом деле очень добрый и справедливый. Иногда он, правда, превращается в дракона, но только для того, чтобы хорошенько проучить каких-нибудь гнусных негодяев или нахалов. Но я совершенно не понимаю, почему он набросился на Вас! - Тут она посмотрела на красивого юношу ласковым взглядом, от чего тот весьма приободрился.
- Может быть, Лонгофелло просто решил немного поиграть с Вами? - предположила она.
- О, да! - рассмеялся молодой человек. - Он захотел поиграть со мной в кошки-мышки.
Тут он решил, что пора, наконец, представиться и заодно узнать имя этой чудесной девушки. Но едва молодой человек открыл рот и сделал шаг ей навстречу, как Лонгофелло издал отвратительный вой и снова стремительно начал превращаться в дракона.
- Ах, уходите же скорей! - закричала Роса, почувствовав, что кот не на шутку рассвирепел и она с ним не справится.
Юноша не стал больше испытывать судьбу и быстро ретировался.
- Роса! – неожиданно раздался строгий голос вошедшего на шум садовника. - Что ты делаешь в лавке во время уроков?
- Ах, дедушка! Я услышала крик и прибежала посмотреть в чем дело. Представляешь, это глупый Лонгофелло…
- Знаю, - проворчал Мартин, - превратился в дракона и немного проучил этого молодого бездельника, который хотел купить мои чудесные розы за деньги…
- Какой странный! - удивилась Роса. - Но может быть, он просто забыл свои стихи дома?
- Сомневаюсь, - глухо пробурчал старик. Он забрал у Росы из рук кота и сказал строгим голосом:
- Если ты и впредь будешь прогуливать уроки, я лишу тебя порции утреннего мороженого.
- Но я вовсе не прогуливаю уроки! - обижено закричала девушка. - Просто Ганс (так звали старого мудрого гуся, которого садовник Мартин попросил быть ее наставником) отпустил меня сегодня немного пораньше.
- Что вы с ним сейчас проходите?
- Язык птиц. Сегодня мы с Гансом разобрали арию соловья из его утренней партии, а потом пошли в курятник. Но только с языком кур у меня что-то пока не получается…
- Как! – возмущенно воскликнул старик. - Ты даже не можешь справиться с языком этих глупых кур?
- Я очень старалась, - оправдывалась Роса. - Там как раз завязалась оживленная беседа между тридцатью наседками и одной молоденькой курочкой, которая только что вернулась с романтичного свидания с соседским петухом Ханом. Она делилась с ними своими впечатлениями. Но я совершенно не могла понять ни единого слова из всего их кудахтанья. Когда же я попросила мне помочь разобраться мудрого Ганса, он только весело загоготал: "Га-га-га!". Потом сказал, что на сегодня мы прошли достаточно и до завтра я свободна.
- Хорошо, - сказал Мартин, с трудом сдерживая улыбку, - тогда в оставшееся до обеда время иди поучись языку змей у Королевской Кобры.
- Но она же все время молчит!
- Вот и прекрасно. Поучись у нее держать язык за зубами. Не хватало еще на мою седую голову, чтобы ты всегда трещала, как сорока, - сказал садовник и спросил:
- Прекрасная Роза не начала распускаться?
- Даже и не думает, - ответила Роса. - Я хожу смотреть каждое утро, но ее бутон все такой же плотный.
- Уже пора бы ей начать, - недовольно буркнул себе под нос Мартин и, достав с полки склянку с какой-то темно-красной жидкостью, протянул ее внучке.
- Осторожно полей Прекрасную Розу этим раствором. Но только так, чтобы не задеть бутон и листья. А теперь иди и не смей больше приходить в лавку во время уроков, даже если тебя будет звать на помощь целая орава молодых людей.
Выпроводив внучку, садовник достал из шкафа массивный звездный атлас в коричневом кожаном переплете с медными застежками и глубоко погрузился в расчеты.
Сказать по правде, Роса вовсе не была внучкой старика Мартина. Но она об этом даже и не догадывалась. Она была круглой сиротой с самого рождения и совсем ничего не помнила о своих родителях. Садовник обещал открыть ей эту тайну, когда в его саду распустится Прекрасная Роза. Но так как та еще даже и не думает распускаться, то мы поведаем обо всем этом то, что сами знаем.
Вся эта история случилась в одном маленьком княжестве. Оно было такое крохотное, что если бы кто-нибудь из его жителей вздумал с раннего утра отправиться совершать прогулку по его периметру, то как раз к обеду он был бы снова у себя дома. Но даже и в таких маленьких государствах обязательно должны быть короли, министры и, конечно же, свои армии. Так уж заведено на этом свете. Так было из здесь. В самом центре княжества стоял дворец, в котором, как это и положено, жил князь со своей любимой супругой. Это были очень добрые люди. Они не обирали до нитки своих подданных, не отрубали головы провинившимся придворным и даже в мыслях не стремились отхватить лакомый кусок у своих соседей. Больше всего на свете они любили свою единственную лишь недавно появившуюся дочь, которой они дали самое чистое на земле имя — Роса. Хотя, как мы уже заметили, княжеская чета была очень доброй и миролюбивой и не собиралась ни с кем воевать, в княжестве была своя маленькая армия, во главе которой стоял военный министр, по имени Варламус. В душе это был очень злой и коварный человек, но об этом никто даже и не догадывался, потому что все его должностные обязанности сводились лишь к устройству княжеской охоты и редких военных парадов. Военный министр страшно тяготился таким своим положением; он только и думал о том, как бы начать военные действия с соседями, т.к. в душе считал себя великим полководцем и стратегом. Он презирал миролюбивого князя и его добрую жену и сам мечтал занять их трон, но только не знал, как это устроить, потому что никто бы во всем княжестве не захотел поддержать его заговора против всеми любимой княжеской четы.
Однажды военный министр отправился в лес, чтобы подыскать оленьи места для княжеской охоты, и, погруженный в тягостные мысли о своей бесславной судьбе, не заметил, как углубился в лесную чащу и потерял из виду свою свиту. Он вышел из задумчивости лишь на небольшой лесной поляне, со всех сторон окруженной дремучим лесом. Вдруг вверху он услышал какой-то шум и поднял голову. Высоко в небе Варламус увидел могучего белого орла и огромного черного ворона. Между ними происходила яростная схватка. Было заметно, что постепенно белому орлу удается брать верх в этом смертельном поединке; своим мощным клювом он пробил  голову своему противнику, и огромный черный падальщик, стремительно теряя силы, уже не мог нападать, а лишь с трудом отбивался из последних сил от все новых и новых сыплющихся на него могучих ударов.
- Белый орел! Эка невидаль, - с восхищением воскликнул военный министр. – Да из него выйдет превосходное чучело.
Он соскочил с лошади, тщательно прицелился и выстрелил из своего ружья в белую птицу. Военный министр слыл лучшим стрелком во всем княжестве. И в этот раз он не посрамил свою славу: белая как снег шея огромного орла окрасилась алой кровью. Однако рана оказалась, видимо, не смертельной. Гневно взглянув на охотника, раненая птица взмыла вверх навстречу солнцу и быстро исчезла из виду в его ослепительных лучах. С высоты на землю упало только несколько капель крови. И надо же было так случиться, что одна капля угодила прямо на макушку военному министру. В этот миг ему показалось, что будто струя раскаленного свинца прожгла его насквозь от макушки до пят. Он вскрикнул и упал без чувств, успев заметить в последний момент, что рядом с ним на поляну камнем рухнул с неба невиданной величины черный ворон. Когда через некоторое время Варламус очнулся и с трудом поднялся на ноги, он увидел прямо перед собой старика в черных одеждах и в черной шапочке на лысом черепе, похожую на ту, которую любят носить римские папы. На лбу старика виднелась глубокая свежая рана, которая была залеплена листом подорожника.
- Ты спас мне жизнь, - сказал этот старик военному министру. - И теперь я хочу щедро отблагодарить тебя за твой отличный выстрел. Узнай, что тот черный ворон, которого ты видел - это был я, великий колдун Магнус, по прозвищу Мигун, а белый орел - никто иной, как мой родной брат и величайший враг, добрый волшебник Теолукас, по прозвищу Садовник. Мне известно, что ты давно уже хочешь занять место своего слабодушного князя, и я знаю как тебе в помочь в этом.
При этих словах черного колдуна злое сердце военного министра возликовало и он с удвоенным вниманием принялся слушать.
- Внимательно запоминай все, что я тебе сейчас скажу, - продолжил колдун. - Завтра уговори князя отправиться рано утром на оленью охоту. Остальное – моя забота. Только хорошенько запомни: не отставай ни на миг от князя и не стреляй из ружья, чтобы ни случилось, до тех пор, пока твоей бесценной жизни не будет угрожать смертельная опасность. Если ты все сделаешь, как я сказал, то в скором времени ты сможешь занять место этого ничтожного князя и стать величайшем в мире завоевателем.
- Как же я уговорю князя отправиться завтра на охоту, если я не нашел оленьих мест? - спросил военный министр.
- Оглянись назад, - ответил на это колдун, сделав знак рукой.
Варламус оглянулся и увидел на краю поляны чету оленей с маленьким светлым олененком. Он, не раздумывая, вскинул ружье и тремя отличными выстрелами уложил все семейство. Когда же он оглянулся, чтобы отблагодарить старика, то того уже и след простыл. Военный министр достал охотничий рог и громко затрубил на весь лес. Скоро к нему прискакали егеря; они привязали туши убитых оленей к длинным шестам, и с этой охотничьей добычей все отправились обратно во дворец.
Военный министр рассказал князю, что лес просто кишит оленями, и на следующей день была назначена княжеская охота. Ночь перед охотой была самой беспокойной в жизни Варламуса. Он долго не мог уснуть, возбужденный удивительным происшествием, приключившимся с ним на лесной поляне и открывшейся перед ним захватывающей перспективой - самому стать всесильным князем. Когда же сон, наконец, сомкнул его глаза, то ему приснился страшный кошмар. Варламусу снилось, что он заблудился в глухом дремучем лесу. Вот он вышел на знакомую уже ему маленькую поляну и увидел на ней прекрасного белого оленя. Он тот час вскинул ружье и выстрелил, но олень даже не шелохнулся. Варламуса охватил ужас. Он стрелял и стрелял, пока не истратил все свои патроны. Однако белый олень стоял по-прежнему невредимым и смотрел на Варламуса человеческими глазами. Военный министр в панике хотел бежать с этого проклятого места, но тут белый олень вдруг превратился в седого, как лунь, бородатого старика с горящими от гнева глазами. На правом плече у него сидел большой черный кот. Старик что-то пробормотал и погрозил Варламусу пальцем. В тот же миг ужасный кот одним гигантским прыжком перелетел через всю поляну и впился своими страшными когтями прямо в макушку военному министру. От нечеловеческой боли Варламус дико закричал и проснулся.
За окном уже было раннее утро. Чтобы развеять тяжелое впечатление от прошедшей ночи, Варламус энергично взялся за приготовления к предстоящей охоте. И уже совсем скоро небольшой отряд егерей и придворных во главе с князем и военным министром отправился на оленью охоту.
Едва только охотники углубились в лес, как сразу же у небольшого ручья, служившего водопоем для лесной живности, наткнулись на небольшое стадо оленей, которые при виде людей бросились врассыпную. Очень быстро весь отряд в погоне за оленями рассеялся по всему лесу. Варламус же ни на секунду не спускал глаз с князя, который с азартом погнался за самым крупным оленем, вожаком стада. Князь несколько раз стрелял на скаку, но всякий раз промахивался. Вдруг олень выскочил на маленькую лесную поляну и, быстро проскочив ее, исчез за деревьями. Князь хотел было скакать за ним, но тут его конь оступился, угодив ногой в незаметную яму, и со сломанной ногой упал на землю. Тут же сзади раздалось ужасное рычанье. Князь оглянулся и увидел возле кустов лесной малины яростно оскалившуюся огромную бурую медведицу. Шлепнув по заду лапой своего маленького медвежонка так, что тот полетел в самую гущу кустов, она бросилась на охотника. Князь вскинул было ружье, но оказалось, что у него нет больше патронов. К своей великой радости он увидел, как на поляну выехал его военный министр.
- Мой верный Варламус, - воскликнул он, - спаси меня! Стреляй скорей в это чудовище.
Но Варламус даже не поднял ружья. Он остановил коня и молча наблюдал, как страшный зверь схватил в свои смертельные объятья беспомощного князя. Ведь военный министр крепко накрепко запомнил слова, которые ему сказал черный колдун Магнус в тот день, когда они встретились на этой самой лесной поляне: "Не стреляй из ружья, чтобы ни случилось, до тех пор, пока твоей бесценной жизни не будет угрожать смертельная опасность, если ты хочешь занять место своего малодушного князя и стать величайшем в мире полководцем."
Медведица тем временем быстро покончила с князем и бросилась на Варламуса. Тот вскинул ружье и спокойно уложил ее одним отличными выстрелом в голову.
- Превосходный выстрел! - раздался вдруг знакомый хрипловатый голос за спиной военного министра.
Он быстро оглянулся и увидел позади себя колдуна Магнуса.
- Тебя ждет судьба великого полководца, если ты и дальше будешь так же хорошо выполнять все то, что я тебе скажу, - продолжил этот мерзкий колдун. Самое важное ты уже сделал: князь мертв. Теперь осталось уладить лишь небольшие формальности. К сожалению, этот ничтожнейший из правителей забыл указать твое славное имя в своем посмертном завещании, которое хранится в его спальне в небольшой  лаковой шкатулке. Теперь вся власть должна перейти к его глупой жене. Не находишь ли ты это неслыханной несправедливостью, величайший из всех военных министров? - спросил колдун, прищурившись глядя на побледневшего при этом известии Варламуса.
Военный министр упал в ноги черного колдуна и страстно взмолился:
- О мой мудрейший повелитель, помоги мне стать князем вместо этой ничтожной женщины. Клянусь, я никогда не забуду твоей помощи и выполню все, что ты мне прикажешь.
При этих словах военного министра глаза черного колдуна злорадно сверкнули, а хищный острый нос еще больше навис над синими без единой кровинки губами.
- Хорошо же, Варламус, я помогу тебе стать князем. Но поклянись мне страшной клятвой, что ты станешь верно служить мне до конца дней своих.
- О мой драгоценный повелитель, - радостно вскричал военный министр, стоя перед колдуном на коленях и обнимая его за ноги, - я дам тебе такую страшную клятву.
При этих словах Варламуса Магнус Мигун сжал висящего у него на груди золотого скорпиона с такой силой, что хрустнули пальцы, и отвратительным скрипучим голосом стал читать колдовское заклятье.
Муллум курумбум, лукумурун!
Я - Магнус Мигун, черный колдун.
Святыни рушит мое кайло.
Я сею ужас, сажаю зло.

Гей, Асмодей, дух непокорный,
Я твой служитель на мессе черной!

Буринак, буринак. Чаратанпак!
Я ворон ночи, могучий маг.
Покорны мне бесов и нагов армады.
Кто мне перечит – не жди пощады!

Будь воле темной
Слуга наемный –
Вот мой приказ!
Забудь про жалость,
Любовь и радость -
Всю эту мразь.
Как подлым сбродом
Своим народом
Не дорожи,
Режь горло чести,
Потворствуй лести,
Лишь мне служи.

Тебе я дам моря и сушу.
На трон залазь.
В пороках, бойнях погубишь душу –
Зато, ты - князь!

Итак, служить мне -
Давай не трусь! -
Клянись, Варламус!

- Клянусь, клянусь!!! – прохрипел в ответ военный министр.
После этих слов колдун достал из кармана небольшую склянку с черным порошком и протянул ее Варламусу со словами:
- Возьми этот смертельный яд. Подсыпь его в вино и отнеси вечером княгине, когда она у себя в опочивальне будет оплакивать князя. После того, как она сделает хотя бы один глоток, она навеки уснет и, клянусь дьяволом, ее уже не разбудят даже трубы всех архангелов вместе взятых. Утром все решат, что эта слабая женщина умерла от своего горя. Но и это будет еще полдела. 
С этими словами колдун протянул военному министру запечатанный княжеской печатью конверт.
- Возьми, Варламус, вот это поддельное завещание князя, в котором он в благодарность за твои заслуги и для блага всего народа в случае своей смерти передает законные права на верховную власть в княжестве одному тебе. Положи его в лаковую шкатулку в спальне взамен настоящего. Все ли ты понял, князь Варламус?
- Все, мой драгоценный повелитель!
- Тогда от чего же я вижу беспокойство в твоих глазах? Или ты боишься?
- Нет, мой благодетель, нет страха в моем сердце. Я все исполню, как ты сказал. Но только что мне делать с Росой…
- Ха, ха, ха! - засмеялся колдун. - Стоит ли об этом беспокоиться. Удочери этого ребенка, и все твои олухи подданные решат, что ты великий благодетель.
- Я не смогу этого сделать, - сказал Варламус, низко-низко опустив голову. - Лучше уж как-нибудь совсем и от нее избавиться. Так мне будет спокойней…
- Хорошо же, Варламус, - усмехнулся колдун. - Я научу тебя, как навсегда избавиться и от Росы, раз так тебе будет спокойней. На следующий же день после похорон князя прикажи служанке взять ее колыбельку и ровно в полдень пойти в беседку, что в княжеском саду. Когда служанка уснет, ее и ребенка ужалит гадюка. А теперь посмотри вон в ту сторону, сказал колдун, показывая Варламусу рукой в сторону леса за его спиной.
Варламус обернулся, но как ни смотрел, так ничего и не увидел. Когда же он повернулся назад, то кроме него, растерзанного тела князя и убитой медведицы, возле которой жалобно скулил маленький беспомощный медвежонок, больше на лесной поляне никого не было. Варламус засунул пакет с поддельным завещанием и склянку с ядом в свою охотничью сумку, затем достал охотничий рог и громко затрубил на весь лес. Скоро на лесную полянку съехались охотники и с ужасом увидели мертвого князя со страшными ранами, которые нанесла ему разъяренная мать-медведица. В глубоком горе вернулись все во дворец. Когда княгиня увидела, что стало с ее возлюбленным супругом, отчаянью ее не было границ. Никто не посмел ее утешать. Только военный министр поздно вечером сам весь в слезах зашел к несчастной женщине, склонившейся в безмолвном горе над телом мужа в княжеской опочивальне, поставил перед ней бокал с вином, поцеловал молча ее руку и так же безмолвно вышел из покоев.
Однако ровно в полночь Варламус снова незаметно прокрался в княжескую опочивальню. Княгиня была уж мертва. Она лежала на груди мертвого князя, обвив руками его шею. Рядом стоял едва пригубленный бокал с отравленным вином. Варламус вылил вино в камин, а бокал спрятал себе в карман. Затем он отыскал лаковую шкатулку, положил в нее поддельное завещание, а настоящее тотчас же бросил в огонь камина. Завершив свое черное дело, Варламус ни кем не замеченный вышел из княжеских покоев.
Наутро служанки нашли свою госпожу распростертой над телом князя. Подойдя ближе, они увидели, что княгиня была мертва. Скорбная весть стразу разнеслась по стране. Народ горько оплакивал всеми любимую княжескую чету. "Никогда еще не бывало на нашей земле такой беды", - говорили старожилы. - Видно, боги разгневались на нас за наши грехи. То ли еще будет…"
Княжескую чету похоронили в одной могиле. Когда гроб опустили в землю, никто не смог сдержать слез. И горше всех плакал Варламус, который уже не был военным министром, потому что, исполняя последнюю волю князя, которая стала всем известной из завещания, найденного в княжеской опочивальне в маленькой лаковой шкатулке, его сразу же провозгласили князем. Народ тут же дал ему прозвище "Варламус Лысый", т.к. на его макушке на том самом месте, куда упала капля крови раненого им белого орла, всего лишь за одну ночь образовалась большая лысина.
Едва успели пройти похороны княжеской четы, как Варламус решил не мешкая избавиться и от их маленькой дочери, Росы. На следующий же день ровно в полдень он велел одной из служанок взять колыбель с девочкой и идти в сад в маленькую беседку, обвитую со всех сторон виноградной лозой и плющом. Служанка так и сделала. Она села в беседке и очень скоро разморенная полдневным зноем и пьянящим ароматом зелени и цветов, крепко заснула. Однако ей не пришлось спать долго: почувствовав вдруг скользкий леденящий могильный холод она проснулась и увидела, что ее ногу обвила отвратительная гадюка. Служанка в ужасе закричала и тут же упала замертво, ужаленная смертельным укусом змеи. Оставив бедную девушку, гадюка затем бесшумно поползла к детской колыбельке, легко взобралась на нее и на мгновенье застыла, прицеливаясь для своего смертельного броска. Вдруг, будто черная молния мелькнула в раскаленном от летнего зноя воздухе. И уже в следующий миг гадюка билась на земле, прижатая за голову могучей лапой огромного и черного как ночь кота. Он с презрением смотрел несколько мгновений на отчаянно извивающуюся тварь, затем громко взвыл и, брезгливо осклабившись, откусил ей голову.
- Ая-яй-яй, Лонгофелло, мы с тобой, кажется, немного опоздали, - раздался приглушенный голос, и в беседку быстрым шагом вошел седой старик с белой бородой. На нем были красные шаровары и широкая зеленая рубаха, подпоясанная пеньковой веревкой. Вы, конечно же, уже и сами догадались, что это был никто иной, как садовник Мартин, настоящее имя которого было Теолукас по прозвищу Садовник, родной брат подлого колдуна Магнуса, Без промедления он склонился над лежавшей без движения служанкой, натер место укуса чудодейственной мазью и прошептал над ней волшебное заклинание, после которого девушка ровно задышала, а на ее смертельно бледном лице появился живой румянец. Затем старый волшебник подошел колыбельке, в которой мирно спала маленькая Роса, не подозревая, какой ужасной опасности она только что избежала, и сказал, обращаясь к коту:
- Как знать, мой добрый Лонгофелло, может быть, когда-нибудь и эта маленькая крошка сможет вырастить в своем саду Прекрасную Розу, приносящую Жемчужину… Возьмем-ка мы ее с собой. Все равно в этом дворце не будет ей житья. А я уже стар и нет у меня никого, кому бы я мог передать свои знания… Да и тебя, старина, будет теперь кому погладить по шерстке.
Кот при этих словах широко улыбнулся улыбкой, которой бы позавидовали все чеширские коты на свете. Нет, Лонгофелло был совсем не против, чтобы его гладили нежные ручонки Росы. Он подошел к колыбельке, примерился, немного увеличился в размерах, взял колыбельку в зубы, и вся компания не спеша удалилась из княжеского сада.

Глава вторая

Здесь будет поведано о том, как Варламус Лысый приказал придворному доктору Асклепиусу вылечить своего единственного сына, Ансара, потерявшего покой после встречи с юной Росой в цветочной лавке садовника Мартина, и о том, что из этого в итоге вышло.

После того, как Ансар стремительно покинул цветочную лавку старика Мартина, он вернулся во дворец, заперся в своей комнате и не выходил оттуда целых три дня. Наконец, под вечер третьего дня к нему зашел его слуга по имени Морен. Он с удивлением посмотрел на своего господина, который лежал без сил с бледным и заплаканным лицом на своей кровати, и воскликнул:
- Как, мой сеньор, Вы все еще в постели! Осмелюсь доложить, что Ваше отсутствие ужасным образом сказывается на делах государства.
- Что там еще стряслось? - совершенно безучастно слабым голосом спросил Ансар.
- Докладываю все по порядку, - начал Морен. - Во-первых, Первый Министр, которого Вы справедливо называете Первым Болваном нашей страны, совершенно потерял всякий страх и спокойно ходит по всему дворцу, как у себя дома, а ведь еще недавно и нос боялся высунуть из своего кабинета, справедливо опасаясь Ваших остроумных насмешек; во-вторых, молоденькие фрейлины и служанки порхают по темным коридором безо всякого страха, не опасаясь с Вашей стороны, какого-нибудь забавного подвоха; в-третьих, за все время Вашего отсутствия - даже подумать стыдно! - во всем княжестве не случилось ни одного приличного скандала. Мой господин, я не узнаю Вас. Умоляю, объясните Вашему верному слуге, что за напасть с Вами случилось и могу ли я хоть чем-то помочь в Вашей беде.
Но едва только Ансар открыл рот, чтобы ответить, как в комнату вошел его отец, Варламус Лысый, в сопровождении придворного доктора по имени Асклепиус.
- Доктор, - сказал Варламус, - мой единственный сын уже три дня ничего не ест и не встает с постели. Даю вам три минуты на то, чтобы поставить диагноз и выписать рецепт. Кстати, минута уже прошла…
Не успел Варламус закончить свою речь, как Асклепиус со всех ног бросился к постели Ансара и стал его осматривать и прослушивать. Ровно через две минуты он предстал перед князем и сказал:
- Ваше величество, должен доложить, что Ваш сын страдает…
- Меня не интересует, чем страдает мой сын, - прервал доктора Варламус. - Я хочу знать, что вы намерены предпринять и когда он будет снова здоров?
- Гм, видите ли, - сказал Асклепиус, близоруко прищуриваясь и внимательно поглядывая на пациента, - по мнению великого Авиценны при не слишком запущенных душевных и сердечных расстройствах вернее и быстрее всего помогает хорошее кровопускание…
- Делайте, что хотите, - грозно сказал Варламус, - но чтобы к утру мой сын был на ногах. В противном случае кровь выпустят вам. Кстати, Морен, тебя это тоже касается, - закончил князь, окинув мрачным взором почтительно изогнувшегося перед ним слугу, и вышел за дверь.
Асклепиус снова подошел к постели больного, положил ему одну руку на лоб, а другой стал щупать пульс.
- У Вас сильный жар, мой юный господин, - сказал доктор. - Пульс быстрый, но ровный. Всему причиной сильное душевное волнение. В любом случае Вашей драгоценной жизни ничто не угрожает, но небольшое кровопускание очень быстро поставит Вас на ноги. Гм… это, конечно, немного болезненная процедура. Но что делать, - вздохнул доктор, - как говорит наш поэт: «Страдание есть участь всех смертных. Не минует чаша сия ни богатых, ни бедных». Впрочем, тем слаще будет радость выздоровления, - закончил философствовать Асклепиус и предложил Ансару выбор: применить для кровопускания дюжину пиявок или просто пустить кровь из вены.
Надо заметить, что хотя Ансар и был весьма мужественным человеком и не боялся ни ран, ни ушибов, которые при его неугомонном нраве постоянно его преследовали, но от перспективы подобного лечения у него мурашки пошли по коже. Он помрачнел, немного подумал и сказал, хитро прищурившись глядя на доктора:
- Тащите весь ваш инструмент для пускания крови и пиявок сюда. Я хочу испытать сразу оба метода. Да, и вот еще что. Захватите не одну, а две дюжины ваших поганых пиявок.
Асклепиус подозрительно посмотрел на своего пациента, от которого он никак не ожидал такой чуждой ему прежде покорности, и в ожидании какого-нибудь коварного подвоха пошел за своим инструментом.
- Вы что же, действительно решили позволить этой ходячей клизме вот так вот просто взять и выпустить из Вас галлон крови? -  спросил пораженный Морен, стараясь сообразить, какую на этот раз шутку захотел выкинуть его господин.
Нет, Ансар, вовсе не хотел, чтобы у него из вены пускали кровь или цепляли на него скользких и мерзких болотных пиявок. Он просто решил забавы ради применить оба этих метода лечения на самом же докторе. Юноша поделился своим планом со слугой, и они стали с нетерпением ожидать возвращения Асклепиуса. А тот не заставил себя долго ждать и совсем скоро уже вернулся, принеся с собой медный таз, накрытый белой марлей, и полную банку с пиявками. Но едва только Асклепиус приблизился к кровати больного, как тот проворно вскочил на ноги и повалил бедного доктора на свое ложе, закатал ему рукав и велел Морену достать из таза инструмент для пускания крови. Но когда Морен откинул марлю, то оказалось, что медный таз был абсолютно пуст. Оба вопросительно посмотрели на доктора.
- Проклятый склероз, - потупив глаза, пробормотал тот. – Надо же, забыл прихватить свой инструмент. Знаете, в мои годы это не удивительно…
- Что ж, придется довольствоваться одними пиявками. - разочаровано сказал Ансар и велел Морену немедля прицепить доктору все две дюжины пиявок сразу.
Морен брезгливо достал из банки первую попавшуюся пиявку, внимательно посмотрел на нее, ругнулся и швырнул в стоявший рядом пустой таз. То же самое повторилось во второй раз, и в третий, и в четвертый. Тогда он перевернул в таз всю банку и некоторое время с любопытством рассматривал шевелящуюся массу. Затем вдруг рассмеялся и сказал с нескрываемым восхищением глядя на еще больше потупившегося доктора:
- Мой господин, этот старый лис провел нас обоих. Это ж надо! И где он только успел раздобыть такую прорву обычных дождевых червей? Если позволите, - попросил слуга, по прежнему с восхищением глядя на Асклепиуса, - я бы хотел заступиться за доктора. Наш это человек…
Но Ансар и не думал злиться. Вся эта история его сильно рассмешила. Он почувствовал себя уже гораздо лучше и с миром отпустил Асклепиуса, наградив его за успешное лечение мешочком золотых монет.

Глава третья

Здесь читатель узнает историю о том, как Ансар и Морен встретили на базарной площади юную Росу и как после этого у Морена открылись глаза.  Так же будет подробно поведано о том, как опытный в стихосложении и в любовных и  делах Морен помогал Ансару любовный «мандрагал» сочинять.

После ухода доктора Ансар правдиво поведал своему слуге обо всем, что случилось с ним в цветочной лавке садовника Мартина. Услышав о прекрасной девушке, которая спасла его господина от ужасного дракона, Морен озадачено сказал:
- Насколько мне до сих пор было известно, с этим стариком, действительно, живет сирота внучка. Но эта рябая и толстая простолюдинка с вечно грязными космами и неряшливо одетая определенно не смогла бы разбить Ваше благородное сердце при всем своем желании.
Слуга посоветовал своему господину пока воздержаться от повторного визита в лавку старика Мартина, которого многие в княжестве опасались и принимали за колдуна. Слуга предложил сперва попытаться разузнать у его рябой внучки о прекрасной незнакомке, которая, скорее всего, недавно поселилась в их доме.
На следующее же утро Ансар вместе со своим слугой отправились на базарную площадь в надежде встретить там внучку садовника. И им не пришлось долго ждать: Роса как раз возвращалась домой, неся в руках полную крынку сметаны.
- Это она, — прошептал мгновенно покрасневший юноша, показывая Морену на юную Росу, - моя прекрасная спасительница.
- Мой господин, Вы, наверное, решили посмеяться над своим слугой? Вы хотите, чтобы я всерьез поверил, что вот эта вот страхолюдина свела Вас с ума!!! — воскликнул неимоверно пораженный слуга, который не видел никого, кроме рябой, неимоверно толстой и вдобавок ко всему неряшливо одетой дурнушки, в развалку семенившей с крынкой в руках.
- Не смей, болван, никогда больше таким словом называть этого чудесного ангела! - в гневе прервал Морена Ансар, - если не хочешь, чтобы я приказал задать тебе горячей порки.
- Как Вам будет угодно, сеньор, - учтиво поклонился слуга. - Раз Вы приказываете, я буду называть ее "ангелом". Если Вам угодно, я даже готов  называть своего старого осла породистым арабским жеребцом.  В конце концов, мое дело маленькое. Влюбляйтесь в кого Вам будет угодно, - закончил Морен и обиженно смолк.
- О боже, как она восхитительно прекрасна! - с глубоким вздохом сказал Ансар. - Неужели, Морен, ты этого совсем не видишь?
- Увы, мой господин. Готов признать, что эта девушка выглядит гм-мэ-э-э… весьма экстравагантно. Но должен сказать, что прежде наши вкусы совпадали гораздо больше… - тщательно подбирая слова, ответил слуга, который по-прежнему видел в проходящей мимо них внучке садовника лишь рябую неуклюжую толстушку с грязными космами и неопрятного вида платье.
Внезапно, Морена осенило, что садовник Мартин заколдовал его молодого господина, и поэтому-то он и видит в его уродливой внучке писаную красавицу. Для того, чтобы Ансар сам убедился в правильности его догадки, слуга спросил у проходившего мимо мальчика, разносчика зелени, указывая тому на проходящую мимо Росу:
- Эй, малый, не мог бы ты сказать нам, кто эта прекрасная юная особа с лицом,.. гм-мэ-э-э… ангела? -
Простите, сеньоры, вы о ком? — спросил маленький разносчик, недоуменно оглядываясь по сторонам.
- Да вот же она, с крынкой сметаны.
- А, эта рябая девчонка! Простите, сеньор, я сразу и не понял. Просто у меня раньше были немного другие представления об ангелах. Это – внучка садовника Мартина, - сказал разносчик и прошел мимо.
Морен с не скрываемым торжеством посмотрел на Ансара.
- Видите сами, мой господин, дело тут не чисто! Скорее всего, этот негодяй садовник вас околдовал. Если Вы все еще в это не верите, можем спросить кого-нибудь другого..
- Нет, погоди! - остановил тот своего слугу. - Подумай хорошенько, зачем старик стал бы так грубо прогонять меня из своей лавки, если бы хотел соблазнить меня своей внучкой? В то же время нет лучшего способа уберечь свое сокровище от толпы, чем придав ему вид невзрачный и даже отталкивающий. Тут, мой милый Морен, не все так просто. Думаю, в одном ты прав. Старик действительно наложил на свою внучку колдовское заклятье, чтобы никто не мог увидеть ее волшебной красоты.
- Почему же тогда на Вас его чары не распространяются? - резонно возразил на это слуга.
- Пока не знаю, - задумчиво сказал Ансар и быстро зашагал вслед за уходящей с базара Росой, желая с ней, наконец, познакомиться поближе.
Морен, все еще недоверчиво ухмыляясь, поспешил за своим господином.
Роса никогда прежде не обращала особого внимания на молодых людей, которых встречала в городе. Но встреча с отважным юношей, который безрассудно бросился со своей маленькой шпагой на огромного огнедышащего дракона,  сильно запала в ее душу. Сама не отдавая себе в том отчета она часто вспоминала его и поэтому совсем не испугалась, когда в одно прекрасное утро, возвращаясь с базара, увидела того вдруг прямо перед собой. Роса остановилась и с доброжелательной улыбкой смотрела на слегка покрасневшего от смущения статного и пригожего юношу.
Поскольку его господин совсем потерял дар речи, Морен пришел к нему на выручку.
- Позвольте представить вам, их княжеское высочество Бербер Кер Дыр абу Салим Ансар ибн Годим Варламус  Ибрагим.
- Роса, - в ответ просто сказала девушка и спросила, нельзя ли ей представить молодого человека как-нибудь покороче.
- Ансар, - пролепетал еле слышно юноша и снова безнадежно смолк.
"Вот смешной", - весело подумала Роса, -  "точно воды в рот набрал", и воскликнула:
- Ой, простите, мне уже пора, а то дедушка будет ругаться…
Но Морен ее остановил. Ему вдруг пришло в голову, что он знает способ, как развеять колдовские чары, которые определенно наслал на его господина в цветочной лавке старый колдун. Нужно только получить от Росы, какую-нибудь часть ее тела, например, ноготь или волос, и дать в руки околдованному Ансару. Тогда все колдовские чары должны сразу же развеяться. Поэтому слуга спросил, стараясь держать себя как можно более почтительно перед этой, как ему казалось, рябой толстушкой с грязными космами и скрипучим как у несмазанной телеги, голосом.
- Не могли бы вы, гм-мэ-э-э… прекрасная сеньора,  подарить моему господину один волосок  ваших чудесных волос?
Росу ничуть не смутила просьба Морена. Она проворно вырвала один волосок из своих волос, передала его слуге и поспешила домой.
Но едва только Морен принял волос из рук Росы, как с ним произошло удивительное чудо: вместо неказистой простолюдинки в неопрятном платье перед ним вдруг предстала стройная фигура юной девушки дивной красоты. Грязные неровно обрезанные космы оказались вдруг длинными золотистыми волосами; неопрятные одежды – простым но очень милым платьем. Морен открыл рот и подобно своему господину застыл, как вкопанный, пораженный таким чудесным превращением. Когда же Ансар и Морен, наконец, пришли в себя, Роса уже давно скрылась из виду.
Вернувшись во дворец, влюбленный юноша целый день не мог найти себе места. Его грудь пылала нестерпимым огнем, мыслям не было покоя; точно горячие скакуны они сорвались с привязи и мчались во все стороны, словно насмехаясь над своим безвольным владельцем. Вечером уже совершенно изможденный Ансар вызвал к себе слугу.
- Морен, - грозно начал Ансар, стараясь не показать свое волнение, - я хочу знать твое мнение. Как по твоему должно вести себя благородному человеку, если ему понравилась, гм-ммм… хорошенькая простолюдинка.
- Мне ли, человеку низкого звания, давать советы Вашей милости, - скромно сказал Морен, ужасно, впрочем, польщенный тем,  что его молодой господин ищет у него совета.
Ансар на эти слова только тяжело вздохнул и уже совершенно другим тоном произнес:
- Мой славный Морен, не один раз ты принимал участие в моих бесшабашных проделках и был свидетелем моих распутств. Ни разу еще ты не видел меня растерянным или слабым. Но теперь все полетело вверх тормашками… Я, кажется, полюбил… Раньше я всегда насмехался над теми, кто говорил что-то о непонятной мне любви. Но теперь я чувствую себя как беспомощный котенок перед ее властью. Помоги мне, научи как вести себя.
Ансар почти с мольбой смотрел на пораженного этими словами слугу, который, действительно, впервые видел своего молодого господина в таком смятении.
- Даже и не знаю, что бы Вам лучше посоветовать, - сказал Морен и сделал вид, что глубоко задумался, хотя на самом  деле он просто все еще тешился таким необычным для себя положением советника своего доселе бесшабашного господина
- Ну вот ты сам, чтобы ты сделал на моем месте, - нетерпеливо спросил Ансар.
- Известно что! Взял бы пару дюжин гвардейцев и ворвался бы в логово колдуна Мартина. Садовника приказал бы бросить в темницу, а его прекрасную внучку забрал бы к себе во дворец, - не долго думая выпалил слуга.
О, Морен! я никогда не думал, что ты так ужасно жесток, - воскликнул Ансар.
- А разве Ваше высочество прежде когда-нибудь церемонились с простолюдинами? - резонно на это заметил слуга.
Увы! Ансар никогда раньше ни с кем не церемонился. Чувствую за собой грозную власть отца и обладая неугомонным характером, он совершал свои проделки совершенно не задумываясь об их последствиях. Его забавляло видеть беспомощность и замешательство людей, над которыми он потешался и которые ничем не могли ответить на его жестокость. Однако теперь, когда в его сердце поселилась любовь, он был по-настоящему беспомощен, потому что до сих пор привык достигать своего только силой и властью. До того, как он встретил в цветочной лавке садовника Мартина прекрасную Росу, он искренне верил, что, обладая и тем и другим, он легко может получить все, что ни пожелает. Но оказалось, что на земле есть вещи, которые не купишь за все золото мира, и не обретешь над ними власть, будь ты хоть самым могущественным повелителем на всем белом свете. И было еще одно, что раньше не было ведомо юному княжичу: впервые в жизни познал он настоящую душевную боль и страдание…
- Ладно, ты прав… Тогда скажи мне, что бы ты сделал на своем месте? - спросил Ансар.
- Известно что! То же, что делают все влюбленные в мире - признался бы ей в любви.
- А как признаются в любви?
- Люди чувствительные и благородные, - с готовностью пустился в рассуждения Морен, - обычно делают первое признание в стихах. Люди же простые и грубые, не способные по своей низкой природе тонко чувствовать, делают первое признание в прозе, часто даже в выражениях грубых и порой непристойных. Кроме того, потом еще время от времени следует дарить предмету своей страсти цветы и всякие красивые безделушки.
Ансар, у которого в душе только-только проснулась надежда, снова опустил голову. Оказывается, как человеку благородному, ему непременно нужно сделать первое признание в стихах! Он спокойно мог стоять на спине коня и на всем скаку метко стрелять, или разогнать своей шпагой шайку ночных головорезов. Но при мысли о том, что ему придется сочинить хотя бы пару строк стихов, у него кружилась голова и подкашивались ноги. "Может быть, достаточно и одной строки?" - мелькнула у него слабая надежда.
- Я очень плохой мастер держать в руках перо, - признался Ансар, - и не думаю, что у меня может получиться, гм-э-э… большое сочинение. Но вот с одной строкой, думаю, я как-нибудь справлюсь. Скажи, бывают стихи, состоящие из одной строки? - умоляюще спросил Ансар.
- Увы, мой господин, бывают, - сказал на это Морен. - Точно так же, как бывают поэты хорошие и бездарные рифмоплеты. Я слышал про одного сумасбродного поэта, который выразил свои чувства всего одной строкой, попросив, чтобы девушка спрятала от него свои ноги, белизна коих нарушала, видимо, его спокойствие. Но я не слышал, чтобы он после этого многого добился… Что же касается Вашего покорного слуги, то своей Сюзанне я дарил стихи, которые под час не умещались и на трех страницах. И вот результат: уже нажили потихоньку помаленьку четверых ребятишек. Того и гляди пятый к ним добавится. А, ведь, на мою Сюзанну кто только не заглядывался! - гордо закончил Морен, не став, впрочем, уточнять, что его возлюбленная и читать-то не умела вовсе. Многочисленные же листки с его любовными стихами использовались весьма прозаически: при растопке печи или, того чище, в отхожем месте.
- Мой славный Морен, - просиял Ансар, - ты мой единственный спаситель! На тебя вся моя последняя надежда. Помоги мне написать стихи для прекрасной Росы, и я щедро отблагодарю тебя!
Не мешкая, отыскали они в комнате Ансара перо и лист чистой бумаги, что далось им, надо сказать, не без труда, и приготовились работать над стихами.
- Прежде всего, мой господин, - важно начал Морен, - Вы должны выбрать манеру, в которой будете писать. Чаще всего при написании любовных сочинений используют следующие классические манеры. Сонет. Очень изящная и изысканная манера. Огонь чувств в ней уравновешивается мудростью разума. Впрочем, что касается меня, то я стараюсь избегать этой манеры, т.к. нахожу ее чересчур искусственной и холодной. К тому же, как свидетельствует нам история, эта манера не дает хороших практических результатов. Взять для примера хоть Петрарку, Шекспира или, на худой конец, Данте Алигъери. Последний всю жизнь совершенно безрезультатно воспевал в сонетах даму своего сердца, прекрасную Беатричи. Попробовал бы этот упорный чудак сменить манеру. Глядишь, и не умер бы он одиноким и несчастным. Канцона. Самая утонченная и глубокая манера из всех существующих. Она словно бы создана для тех, кто не хочет отделываться в своих стихах заезженными и набившими оскомину фразами, типа: "Я вас люблю!" В канцоне поэт может выразить все оттенки и полутона своих любовных переживаний, без ложной стыдливости открыть своей возлюбленной свои даже самые потаенные мечты и желания, объяснить ей скрытые смыслы своих смелых и глубоких метафор. Однако ж человеку благородному не стоит брать на вооружение эту манеру, поскольку ее слишком часто использовали плебеи из Прованса, известные миру как трубадуры. Эти рифмачи не находили ничего лучшего, чем посвящать свои стихи женам своих сюзеренов. Что же касается чисто практических результатов, то лично я не слышал, чтоб хоть один из них добился чего-то большего, чем платок или подвязка с ноги воспетой им тысячекратно Донны. Стансы. Весьма благородная и красивая манера, но очень уж флегматичная. Для первого признания в любви она совершенно не годится.
- Я поражен твоей ученостью в этом вопросе и полностью готов положиться на твой вкус, - снова в нетерпении прервал слугу Ансар. - Но не мог бы ты сразу назвать мне наиболее подходящую по твоему мнению манеру, чтобы мы сразу смогли бы приступить к делу?
- Что ж, - согласился Морен, - я знаю одну такую манеру, которая как нельзя лучше подходит для первого признания. Ее отличает как благородство, так и искренность чувств. При этом она напрочь лишена флегматичности и неуместной для молодого человека философичности. Но главное, она дает превосходные практические результаты, в чем Ваш покорный слуга не раз имел возможность убедиться на личном опыте…
- Не томи же меня, Морен, - воскликнул Ансар, - как называется эта твоя чудодейственная манера?
Но с Мореном произошло несчастье. Он не мог вспомнить, как ни тужился, название манеры, которую только что расхваливал. Разумеется, и речи быть не могла, чтобы честно признаться в этом своему господину. Поэтому Морен начал с лихорадочной быстротой вспоминать забытое название. Он совершенно точно помнил, что оно начинается на букву "М". Кроме того, по звучанию оно имело нечто общее с "мандрагорой" и "мангалом", как если бы их произносили одним словам. Морен стал подбирать слова, близкие по созвучию: мандал, мангал, марал, металл… Вдруг его осенило:
- "Мандрагал", Ваше высочество, - выпалил слуга без тени сомнения.
- Надо же! Какое удивительно звучное название у этой манеры, - удивился Ансар.
Морен промолчал. Он уже понял, что оговорился. На самом деле он должен был сказать "мадригал", но исправляться было уже поздно. Слуга совсем не хотел, чтобы молодой господин мог усомниться в его в его компетентности. Ему оставалось только надеяться, что Ансар не станет в будущем разбираться в поэзии лучше, чем сейчас.
Теперь, когда необходимая манера была успешно найдена, оставалось лишь объяснить влюбленному юноше, что такое "рифма".
- Мой господин, - снова важно начал Морен, - прежде чем приступить к написанию стихов, надобно еще несколько слов сказать о "рифме". Рифма есть сама суть любого стиха, его соль. Хотя многие поэты весьма небрежны в этом вопросе, Вы должны знать, что именно рифмы придают стихам ту легкость и ту по истине волшебную силу, перед которой при правильном подходе не сможет устоять ни одна красавица на свете. И в то же время, несмотря на то, что они обладают столь бесценным свойством, нет ничего проще, чем придумывать рифмы. Впрочем, Вы и сами можете сейчас в этом легко убедиться. Назовите мне любое слово, и я тотчас же придумаю к нему целый обоз рифм, - предложил Морен.
- "Шпага", - не долго думая, сказал Ансар.
- Что ж, извольте, - сказал слуга и начал подбирать рифмы:
Отвага, сага, бумага, влага, коряга, бродяга, брага, бедняга,  бедолага, коряга, навага, чага, малага, ватага, передряга, деляга, скряга, салага, фляга, Прага, Гаага, Манарага, шарага,  драга, работяга, сермяга, коняга, сутяга, бодяга.
- Да, действительно, все просто, - подтвердил приободрившийся  Ансар.
Поскольку теперь все необходимые теоретические сведения для написания стихов молодому княжичу были известны, можно было приступать непосредственно к написанию  "мандрагала".
- Для начала, мой господин, скажите первую строку в прозе, а потом мы вместе попробуем подобрать к ней рифму, - предложил Морен.
- Даже не знаю, с чего начать, - наморщил лоб Ансар.
- Просто скажите, что Вас в данный момент больше всего волнует и тревожит.
- Любовь!
- Ну, вот так прямо и скажите.
- Мне душу и сердце волнует любовь, — послушно произнес Ансар.
- Великолепное начало, Ваше сиятельство, - похвалил Морен. - А теперь подберите рифму к слову "любовь" и составьте вторую строку так, чтобы она заканчивалась на эту рифму.
Ансар глубоко  задумался и после долгих размышлений, наконец, признался, что не в силах придумать ни одной дельной рифмы.
- Что ж, omne initium difficile est , - покровительственно сказал Морен, и подсказал, что наилучшей рифмой к этому слову будет слово  "кровь".
- Но, мой дорогой Морен, - возразил Ансар, - между тем чувством, которое ранит мое сердце, и словом "кровь" я не вижу ни какой связи.
- О, связь есть! И еще какая связь, - воскликнул Морен. - Судите сами. В первой строке слово "любовь" является причиной, которая вызвала Ваше нынешнее душевное состояние. Амур поразил Ваше благородное сердце стрелой любви. И, как следствие, в Вашей груди закипает жгучая страсть, коя, в свою очередь, непосредственным образом воздействует на ваш организм, вызывая в нем жар, учащенное сердцебиение, воспаленные грезы… Я бы выразил это примерно так:

Внезапной стрелою слепого Амура пронзила мне сердце любовь,
От страсти лютой к деве прекрасной вскипела горячая кровь.

- Звучит неплохо, - одобрил Ансар. - Но только это совсем не то, что я чувствую. Нет у меня никакой лютой страсти. Я и сам не могу понять толком, что со мной происходит. Мне хочется то плакать, то смеяться. Порой мне кажется, будто меня с невыразимой нежностью коснулось крыло ангела. А порой, что я остался один во всей вселенной, забытый богом и людьми. В моем мозгу роятся призраки чудовищной силы, над которыми у меня нет власти. Всеми моими мыслями, чувствами, устремлениями безраздельно завладел прекрасный образ любимой, целомудренный и чистый, как слеза ребенка, как кристалл горного хрусталя, как утренняя роса на лепестке розы; куда бы я не обратил свой взор, кого бы я не увидел – везде мне мерещится ее стройная фигура, танцующей походкой летящая мимо. Порой я чувствую в своем сердце огромное ликование, как будто бы обрел величайшее в мире сокровище, будто бы передо мной раскрылся весь смысл моего существования; а порой мое сердце кажется мне открытой кровоточащей раной, которую каждая мысль о разлуке с любимой бередит хуже раскаленного свинца.
Говоря эти слова, Ансар преобразился: глаза его лучились необыкновенным блеском, голос звенел, как натянутая тетива, лик светился от переполнявших его чувств. Уверенным движением взял он в руки перо и склонился над листом бумаги, пытаясь выразить в поэтических строка то, что наполняло все его существо. И вот какие стихи написал молодой княжич в этот вечер в порыве любовного вдохновения:

Ты - целомудренная, чистая,
Кошмар развеяв мой ночной,
Как птица в небе золотистая,
Сияешь детскою душой.

Какая сила непонятная
Меня бросает в жар и дрожь.
Когда красивая и статная,
Танцуя, мимо ты пройдешь.

Моя невеста неневестная,
Ковчег в пучине бед и зла,
Мне красота твоя небесная
Любовью сердце обожгла.

И жаждет грудь, огнем палимая,
Тобой владеть, но наяву
Я смею лишь тебе, любимая,
Мольбы слагать, как божеству

- Весьма недурственно для первого раза,  - пробормотал Морен, прочитав стихи своего господина.
Но Ансар его уже не услышал. Написание стихов лишило его последних остатков сил, и он уснул мертвым сном прямо на том месте, на котором сидел.

Глава четвертая

Здесь будет поведано о том, как Ансар попадает в чудесный сад волшебника Мартина, где признается в любви прекрасной Росе и предлагает ей свою руку и сердце. Варламус Лысый, узнав о намерении своего сына жениться, приказывает схватить и казнить садовника вместе с его внучкой. Ансар случайно узнав об этом, мчится предупредить свою возлюбленную об опасности, после чего им приходится спасаться бегством в священном лесу.

На следующее утро Ансар оседлал коня и помчался прямо в цветочную лавку старика Мартина. У него был план: сначала он покупает на свой "мандрагал" самые лучшие розы, затем подкарауливает на базарной площади Росу, вручает ей цветы, признается в любви и делает предложение руки и сердца. Со всех сторон план был просто замечательный. Ансар много раз обдумывал каждое свое слово, которое он скажет в том или ином случае. Причем по любым раскладам выходило так, что Роса непременно согласится на его предложение, и уже скоро можно будет сыграть веселую свадьбу.
Не без сердечного волнения вошел Ансар в цветочную лавку, откуда еще совсем недавно ему пришлось так бесславно бежать. Однако там все оказалось тихо и мирно. У стены были расставлены корзины со свежими цветами, в углу возле двери дремал большой черный кот, а сам садовник сидел за прилавком и с большой лупой в руках изучал какую-то старинную книгу. Ансар вежливо поздоровался и сказал, что ему нужны самые лучшие розы из тех, какие тут только имеются, положив при этом на прилавок свои стихи, которые он по такому важному случаю аккуратно переписал на розовой пропитанной душистыми духами бумаге.
- Что это? - спросил Мартин, удивленно принюхиваясь.
- Мандрагал! - гордо ответил юноша.
- Что-что!? – еще больше изумился садовник, который впервые в своей долгой жизни слышал такое странное слово.
- Так называется манера, в которой написано это любовное сочинение, - объяснил Ансар и поправил шляпу, чтобы скрыть от необразованного старика свою снисходительную улыбку.
- Ага, значит, это теперь у нас так называется, - усмехнулся Мартин и стал читать.
Однако когда садовник прочитал стихотворение до конца, на его лице уже не было и следа от первоначальной усмешки. Глаза его лучились ласковым светом и он сказал очень доброжелательно:
- Первосортные стихи, молодой человек. Скажу откровенно, это лучшее, что мне до сих пор предлагали за мои цветы. Спасибо, потешил старика. Однако ж с названием ты все-таки что-то перемудрил, - улыбнулся Мартин, пряча листок со стихами в свой стол.
Он сказал, что за такие необыкновенно прекрасные стихи Ансар заслужил себе  самые лучшие розы, какие только имеются у него в саду, и что он сам может срезать себе любые из них, какие только ему придутся по душе.
- Подожди немного. Сейчас подойдет внучка. Она проводит тебя в наш сад и все там покажет, - сказал Мартин и что-то тихо пробормотал себе в бороду. После этого он снова уткнулся в свою книгу.
Ансар приготовился терпеливо ждать. Однако уже через минуту дверь, возле которой дремал Лонгофелло, открылась, и в лавку вошла Роса. Увидев Ансара, она приветливо ему кивнула и спросила:
- Ты зачем-то звал меня, дедушка?
Ансар посмотрел на них обоих в полном недоумении, пытаясь понять, каким образом старик успел ее сюда незаметно для него позвать. "Опять колдовство какое-то" - подумал он.
- Роса, покажи молодому человеку наш сад и срежь ему любые цветы, какие он себе пожелает,  - сказал садовник и снова погрузился в свою книгу.
- Хорошо, дедушка, - ответила Роса и дала Ансару знак, чтобы он шел за ней.
Тот не мешкая последовал за девушкой. При этом, проходя за Росой в дверь, ему пришлось переступать через кота, который открыл один глаз и внимательно за ним наблюдал. Очутившись в саду, Ансару в очередной раз пришлось сильно удивиться. Сад оказался неожиданно больших размеров, настолько больших, что нельзя было увидеть его границ, хотя снаружи участок садовника, обнесенный невысоким забором, выглядел весьма скромно. Но это было только снаружи! А здесь изнутри он казался изумленному Ансару уж никак не меньше, чем все их княжество. Собственно, все, что ему пришлось тут увидеть, походило совсем не на сад, а больше на уголок живой природы с дремучим лесами, стремительными реками, пестреющими от бесчисленных цветов полянами, сверкающей гладью озер и белеющими на горизонте шапками высоких гор. И лишь только при более внимательном рассмотрении Ансар увидел, что здесь, как и в любом обычном саду, идет  непрекращающаяся ни на минуту  работа. Вот большой орангутанг своими могучими лапами аккуратно собирает клубнику в большую соломенную корзину; вот кобра, яростно раздув капюшон, отгоняет от кустов с розами огромного борова, забредшего из лесу; вот парочка красивых козликов аккуратно выщипывает сорняки на делянке с лекарственными травами; вот стайка синиц стремительно истребляет выводок гусениц, оккупировавший кочаны с капустой; а высоко в небе парит большой орел, зорко следящий за тем, чтобы никто не нарушал установленный в саду порядок.
Видно было, что Роса чувствовала себя в этом огромном хозяйстве как дома и знала здесь абсолютно все. Она подробно рассказывала юноше об удивительных и целебных свойствах различных трав; с гордостью говорила, что ее дедушка может приготовить из них снадобья от любых болезней (тут Ансар вспомнил, что садовник слыл в княжестве за искусного знахаря, которому удавалось поставить на ноги самых безнадежных больных); Роса     показывала Ансару свои самые любимые цветы, среди которых, конечно же, на первом месте были розы, которых тут было превеликое множество самых разных сортов. Она жаловалась, что ничто на свете не причиняет ей столько страдания, как необходимость каждое утро срезать цветы. По ее словам все живые растения, подобно людям, способны чувствовать боль и горько плачут, когда им причиняют увечья или лишают жизни.
- Наверное, ваши стихи, действительно, прекрасны, раз дедушка позволил вам войти в наш сад, - сказала Роса и, потупив взор, спросила, не может ли Ансар показать их заодно и ей.
Ансар молча протянул ей оригинальный листок со стихами, который он предусмотрительно тоже захватил с собой, и при этом густо покраснел.
- Думаю, та девушка, которой они посвящены, должна обязательно вас крепко-крепко полюбить, - очень серьезно сказала Роса, дочитав стихи и возвращая ему листок обратно.
Она попросила позволить ей самой собрать для него букет. Ансар, у которого снова случился приступ немоты, в ответ смог только кивнуть. И Роса живо принялась за дело. Какая-то прежде совершенно незнакомая грусть легла ей на сердце от того, что не ей этот статный и отважный юноша посвятил свои прекрасные стихи. Чтобы отогнать грустные мысли, она старалась радоваться чужому счастью и решила собрать для Ансара такой букет из прекрасных роз, какой ей самой хотелось бы однажды получить. Когда букет был готов, она вручила его юноше. Тот взял его, вложил в него листок со стихами и протянул назад девушке. Роса взяла цветы и с удивлением посмотрела на юношу, решив было, что ее букет ему чем-то не угодил. Но взглянув в сияющие глаза Ансара и увидев его пылающее лицо, она сразу все поняла. Ее жаждущее любви сердце мгновенно вспыхнуло подобно сухой траве ярким и веселым огнем ответных чувств. Роса взяла влюбленного юношу за руку, и они еще долго-долго бродили вдвоем по прекрасному саду, не произнося при этом ни слова, потому что, когда между собой говорят два любящих сердца, никакие слова уже больше не нужны.
Наступил вечер, и пришла пора возвращаться обратно. Ансар выразил сожаление, что они, по-видимому, очень далеко ушли от дома, и обратный путь будет долог. Роса на это улыбнулась и попросила юношу зажмуриться, представить себе обычную дверь и нарисовать ее рукой в воздухе прямо перед собой. Ансар так и сделал. Когда же он открыл глаза. Его удивлению снова не было границ: перед ним совершенно на пустом месте стояла дверь, причем в точности такая, какую он себе только что представил. Юноша машинально потянул за ручку, но дверь не открылась. В растерянности он посмотрел на Росу. Та рассмеялась и сказала:
- А как же засов? Любимый, ты забыл про засов! Дедушка, меня учил, что когда творишь чудеса, все должно быть по-настоящему!
Сказав это, Роса тоже зажмурилась, провела рукой – и  тут же на двери появился массивный железный засов. Обеими руками девушка не без труда его отодвинула, после чего дверь легко открылась,  и она тут же шагнула в появившийся проем и исчезла. Ансар остался стоять совершенно один на пустой лесной тропинке перед загадочной дверью, невесть откуда тут взявшейся. Он обошел ее кругом, не решаясь сразу последовать примеру Росы. Сзади она выглядела как самая обычная дверь, если не считать того, что за ней только что невесть куда пропала его возлюбленная. Делать было нечего, ему оставалось лишь последовать ее примеру. Ансар хотел было сплюнуть три раза через левое плечо, но потом все-таки решил, что, пожалуй, не стоит; он крепко зажмурился и шагнул… Еще не успев ничего толком понять, он открыл глаза от того, что услышал оглушительный кошачий визг. Открыв глаза, Ансар увидел перед собой садовника Мартина и присевшую Росу, успокаивающую донельзя обиженного Лонгофелло, которому он нечаянно наступил на хвост, когда не глядя шагнул в дверной проем.
- Смотреть надо под ноги, молодой человек! - нравоучительно сказал садовник, впрочем, безо всякого гнева.
Ансар густо покраснел. Ему стало ужасно стыдно, что он зажмурился, точно маленький мальчик, как будто бы это могло, что-то изменить. «Впредь всегда буду держать глаза открытыми перед любой дверью, куда бы она ни вела», - твердо решил он про себя.
Старик Мартин поинтересовался у юноши, понравился ли тому его сад. На что Ансар ответил, что он в настоящем восторге ото всего увиденного и тут же безо всякой паузы добавил, что просит у него руки его внучки.
Мартин грозно нахмурился, подумав, не вздумал ли тот над ним пошутить. Он открыл уже было рот, чтобы дать шутнику хороший нагоняй, но увидев счастливое лицо и сияющие глаза Росы, глубоко задумался.
Каким странным и таинственным образом переплетает жизнь людские судьбы. Как постичь смертным умом, почему из бессчетных тысяч смелых и отважных юношей на земле девушка отдает свое сердце сыну вероломного злодея, подло лишившего жизни ее родителей? Как постичь, почему дети смертельных врагов воспылали друг к другу чувствами, способными разрушить любые стены на пути к совместному счастью? Долго еще думал садовник над словами молодого княжича, но, наконец, сказал, обращаясь к Росе:
- Милая моя внучка! я всегда учил тебя, что только сам человек вправе распоряжаться своей судьбой. До сих пор, пока ты жила под моей крышей, я берег тебя от опасностей, передавал тебе свои знания, советовал, как вести себя. Но теперь я вижу, что ты стала взрослой. Отныне ты сама должна выбирать свою дальнейшую дорогу. По твоим счастливым глазам я вижу, что ты любишь этого доброго юношу. Благословляю вас, - закончил старик, не в силах удержать слез.
- Милый дедушка! - вскричала просиявшая Роса. - Спасибо тебе! Спасибо за все! Я так люблю тебя…
- Я скоро вернусь! - попрощался Ансар, который был на седьмом небе от свалившегося на него счастья, и что есть духу поскакал во дворец, чтобы поскорее сообщить отцу радостную весть о том, что он намерен жениться.
А тем временем, пока Роса и Ансар гуляли по чудесному саду волшебника Мартина, Морен гордо рассказывал своей Сюзанне про то, как молодой господин обратился к нему за помощью и советом, поскольку он, Морен, по праву считается лучшим специалистом в княжестве во всем, что касается изящных манер и поэтического искусства. Сюзанна с полным равнодушием пропустила мимо ушей хвастовство мужа, но история о чудесном превращении на базарной площади рябой толстушки в прекрасную девушку с золотыми волосами показалась ей вполне достойной того, чтобы поделиться этой свежей новостью со всеми соседками, живущими на трех ближайших улицах. Поэтому совсем не удивительно, что к тому времени, когда базарная площадь обезлюдела, все княжество уже знало, что у садовника Мартина есть прекрасная внучка, по имени Роса, которую этот злобный колдун превратил в безобразную девку, запер у себя в саду, где она вынуждена трудиться от рассвета до заката. а чтобы она не вздумала оттуда бежать и пожаловаться  на своего мучителя властям, он поставил охранять ее ужасного огнедышащего дракона. Рассказывали так же, что молодой княжич пытался было освободить несчастную пленницу, но после безуспешной схватки с драконом он получил ужасные раны и даже слегка повредился рассудком.
Разумеется, и до самого Варламуса Лысого дошли отголоски этих слухов. Сначала он не придал им большого значения, решив, что это все обычные базарные сплетни. Но узнав, что внучку садовника зовут Роса, глубоко задумался. Не та ли это Роса, от которой он пытался избавиться 17 лет назад? Тогда в маленькой беседке в княжеском саду слуги нашли лежащую без чувств служанку. Рядом валялся обезглавленный кем-то труп ядовитой змеи. Следов пропавшей девочки нигде не нашли. Служанка на все вопросы отвечала, что последнее, что она помнит - это то, как ее ужалила гадюка. Правда, садовый сторож клялся, что собственными глазами видел огромного черного кота, который прошел мимо него с колыбелькой в зубах, когда он выкапывал старый куст. Но разве можно было поверить этим сказкам выжившего из ума старикана? Варламус приказал позвать к нему сына, желая выяснить, что он знает про всю эту историю, но тот уже и сам, возбужденный и счастливый, предстал перед ним.
Мрачно выслушал Варламус пылкий рассказ Ансара о встрече с юной Росой, которой совсем недавно исполнилось семнадцать лет,  и на которой он хотел как можно быстрее пожениться. Варламус уже ни капельки не сомневался, что эта девушка и есть та самая Роса, дочь погубленной им княжеской четы, которую у него из под носа выкрал, оказывается, негодяй садовник. Варламус сказал сыну, что даст ему свой ответ завтра, и велел отправляться спать. Едва тот вышел, как Варламус вызвал к себе начальника дворцовой стражи и приказал ему немедленно собрать всех своих людей и не медля схватить опаснейшего заговорщика и чернокнижника, садовника Мартина вместе с его сообщницей, ведьмой по имени Роса, которые сумели околдовать его единственного сына с целью захватить власть в княжестве.
Пока подлый князь отдавал свои гнусные распоряжения, в саду доброго волшебника Мартина произошло долгожданное Чудо - глубокой ночью, не дожидаясь лучей утреннего солнца, распустилась Прекрасная Роза. Весь сад в одно мгновение наполнился райским благоуханием и нежными хрустальными звуками небесной музыки небывалой красоты. Старый Мартин и Роса выбежали из дома и с душевным трепетом и восторгом увидели распустившийся, наконец-то, после долгих лет ожидания бутон волшебного цветка, в самом центре которого находилась большая жемчужина, испускавшая вокруг себя радужное сияние, заполнившее мягким светом все окружающее пространство. Мартин бросился на колени перед чудесным цветком и от охватившего его сердечного волнения долго не мог произнести ни единого слова. Наконец, он встал и сказал, обращаясь к Росе.
- Свершилось то, к чему я страстно стремился всю мою долгую и полную неустанных трудов земную жизнь. Я вырастил в своем саду Прекрасную Розу, принесшую мне Жемчужину. Больше мне в этом мире делать нечего… Я обещал тебе, что расскажу историю твоих родителей, после того, как произойдет это великое Чудо. Но обстоятельства складываются так, что я не могу раскрыть сейчас тебе эту тайну. Не огорчайся! Ты обязательно ее узнаешь. Может быть, даже гораздо раньше, чем я думаю. А теперь оставь меня одного. Иди в дом и собери все самое необходимое. Нынче, чую, тебе предстоит отправляться в долгий и опасный путь.
Тем временем, расставшись со отцом, ничего не подозревающий  Ансар отправился в свою комнату, чтобы лечь спать. Но события прошедшего дня и радостные волнения от предстоящей встречи с возлюбленной не давали ему уснуть. Он встал с постели и стал бродить по коридорам дворца, погруженный в свои счастливые переживания. К своему удивлению он вскоре заметил, что во дворце никто не спал. То и дело раздавался звон оружия, на встречу попадались спешащие куда-то слуги и стражники. Выглянув в окно, он увидел на освещенном светом факелов дворе строящийся по походному отряд вооруженных стражников. Неужели на государство напали враги? Но тогда почему его об этом никто не предупредили? Ансар остановил спешащего мимо слугу и спросил, что происходит. Тот ответил, что по приказу князя стражники должны схватить и бросить в темницу колдуна Мартина и его сообщницу ведьму Росу, и что их обоих на утро ждет публичная позорная смерть на костре. Ансар застыл в оцепенении, не в силах поверить только что услышанному. Но медлить было нельзя. Что предпринять? Пойти потребовать объяснений у отца? Нет, слишком поздно. Скорее всего, кто-то пустил клевету на садовника и его прекрасную внучку, но на выяснение правды уже нет времени. Нужно срочно успеть до прихода стражников предупредить Мартина и Росу о грозящей им смертельной опасности. Ансар оседлал своего скакуна и пуще ветра помчался к дому садовника. Слава Богу, когда он до них добрался, они не спали.
Выслушав торопливый рассказ юноши о нависшей над ними страшной угрозе, старик прижал к груди Росу и сказал:
- Ну вот и пришло время нам проститься. Стража близка. Времени на долгие расставания нет. Бегите вдвоем через священный лес. Там князь не властен вас достать. Но помните, что еще никому не удавалось пройти через него, не подвергнувшись суровым и неожиданным испытаниям. Каждую минуту будьте начеку. И в самой глухой лесной чаще окружите себя вниманием тысячи глаз. И вот вам мое последнее напутствие: Когда придете – приходите, как навсегда. Когда уйдете – уходите, как навсегда. Когда придете – владейте всем, не считая своим. Уходя – оставляйте все, чем владели, ибо вы не сможете взять  больше того, что уже вместили в самих себе. А теперь быстро ступайте, - закончил садовник Мартин и не говоря больше ни слова быстро повернулся и вышел в дверь, ведущую в сад.
В ночной тишине уже ясно слышался гулкий стук сапог приближающейся стражи. Не мешкая, Ансар усадил Росу спереди на своего коня, вскочил в седло и они отправились прочь из владений жестокого Варламуса Лысого в сторону священного леса.

Глава пятая

и последняя, в которой рассказывается про то, как Роса очутилась в доме Сказочника и узнала об участи постигшей ее родителей и про то, что стало с садовником Мартиным после того, как они с Ансаром покинули княжество, спасаясь от стражников Варламуса. Так же здесь повествуется  о том, как Ансар помог в беде принцессе Селене, и тех соблазнах, которым он подвергся в ее дворце.

Долго ли скоро ли добрались беглецы до священного леса и не без трепета вступили под его мрачные своды. Ансару пришлось оставить своего коня, которого никакими ухищрениями невозможно было заставить идти дальше. Пришлось им весь дальнейший путь совершать пешком. Целый день пробирались Роса и Ансар через глухие чащи и болота. Ни единой живой души не попадалось им на пути. Только иногда прокричит жутко под самым ухом леший, или отвратительно захохочет болотная кикимора. На исходе дня, усталые и голодные, они решили сделать ночной привал. Ансар соорудил из сухих прутьев небольшой шалаш и сделал внутри ложе из веток и травы. В этом шалаше путники и приготовились заночевать.
Прошло немного времени и Роса увидела, что Ансар крепко уснул. Ей же никак не удавалось сомкнуть глаз, несмотря на то, что она была сильно измотана долгой  и трудной дорогой. Это ведь была первая ночь в ее жизни, которую она проводила вне стен своего дома. И потом ей было очень тревожно за  судьбу ее милого дедушки.  Конечно же, он могучий волшебник! И уж кому-кому, но только не ему с его удивительными знаниями и глубокой мудростью бояться стражников злого князя. И все же сердце ее тревожно ныло, не успокаиваемое никакими доводами рассудка.
Почувствовав жажду, Роса осторожно, чтобы не разбудить Ансара, выбралась из шалаша и пошла к роднику, неподалеку от которого они разбили свой маленький лагерь. Умывшись и напившись студеной воды, Роса хотела тут же вернуться обратно, как вдруг она заметила слабый луч света, с трудом пробивающийся откуда-то неподалеку сквозь чащу деревьев. «Может быть, мы уже прошли весь священный лес и дошли до какой-нибудь деревни?» —обрадовалась девушка. Ей непременно захотелось хоть одним глазочком посмотреть, откуда идет свет, и она отважно пошла ему навстречу через темную чащу. Вскоре она добралась до лесной опушки, на которой стоял одинокий дом с ярко горящими окнами. Одно из них было слегка приоткрыто и, сгорая от любопытства, Роса неслышно подкралась к нему, встала на цыпочки и заглянула вовнутрь.
Она увидела комнату, всю уставленную книжными стеллажами, горящий камин, большой письменный стол, за которым сидел какой-то человек. Неизвестному было на вид лет тридцать; он носил короткую стрижку и лицо его было покрыто трехдневной щетиной.
«Наверное, это писатель», — решила Роса, заметив многочисленные листки разбросанной по всему столу какой-то рукописи. Впрочем, ее тут же посетили сомнения относительно сделанного вывода. Роса больше всего на свете любила читать книжки, и у нее сложились вполне определенные представления о том, какими должны быть из себя писатели. Однако сидящий за столом человек ничуточки не походил на настоящего писателя, вдохновенно отдавшегося своей творческой работе. Видно было, что ему страшно хочется пойти спать: он непрерывно зевал и протирал глаза. При виде лежащего перед ним еще девственно чистого листка бумаги, лицо человека принимало совершенно унылое выражение. Видимо, он героически сопротивлялся мучившему его желанию бросить работу и отправиться в постель, но его силы были явно на исходе. Он то и дело поглядывал на стенные часы, стрелки которых уже показывали без пяти минут двенадцать. Едва лишь пробило полночь, как человек сразу же приободрился и вскочил на ноги, решив, видимо, что он уже достаточно потрудился, отдавая долг пенатам, и теперь со спокойной совестью он может идти спать. Но ни тут то было! Не успел он отойти и двух шагов от своего стола, как вдруг, преграждая ему дорогу, в воздухе появилась сначала одинокая голова некой юной особы, затем шея, плечи и постепенно проявилась полностью вся фигура молодой женщины в черном элегантном костюме. У нее было озорное лицо с лучащимися синими пресиними глазами и слегка пухлые губы, которые она капризно надула.
— Где моя сказка? Где, я спрашиваю! — раздался ее звонкий и сильный голос. — И слышать не хочу всякие отмазки про усталость и что, якобы, нет вдохновения. Ты уже целый год не можешь написать какие-то жалкие пять глав. Вместо того, чтобы закончить мне мою сказку ты все это время гонялся за девушками! Знать ничего не желаю, но чтобы к утру моя сказка была закончена, — закончила эта синеглазая особа свою речь, погрозила пальчиком и уселась задом наперед на стуле, облокотясь  о его спинку руками и подопря лицо ладошками.
«Так, значит, это Сказочник!» — догадалась Роса. — «А эта дама с пронзительным голосом скорее всего его Муза. Ну и вредина же она! — подумала Роса, — не дает человеку спокойно спать по ночам».
На Сказочника слова его «Музы» произвели должное впечатление. Он тяжело вздохнул, вернулся к своему столу и вновь взялся за отложенное минуту назад перо. Муза же стала исчезать в своей все столь же необычной манере: сначала пропали ноги, потом туловище, наконец, шея и голова; последними постепенно исчезли ее глаза, некоторое время лучащиеся синим пламенем в полном одиночестве над спинкой стула.
Тем временем в доме стали происходить весьма странные вещи. В воздухе замелькали какие-то неясные силуэты, комната наполнилась вдруг гулом каких-то приглушенных голосов, порывистыми шепотами и звуками. Роса присмотрелась повнимательней и увидела, что быстро мелькающие то тут, то там тени были ни что иное, как слова. Длинные и короткие, яркие  и тусклые, легкие, как пушинки, и тяжелые, как пушечные ядра, они были повсюду. Мельтешащие в воздухе, шевелящиеся бесформенной грудой на письменном столе, слова лезли, как тараканы, буквально изо всех щелей. Особенно много их было на стеллажах, где они просачивались из под корешков книг, свисали с полок, подобно бумажным лентам, а потом вдруг, резко срываясь, неслись в сторону рабочего стола, перемешиваяь на лету друг с другом в замысловатые клубки. Сказочник же занимался тем, что то и дело ловил за хвост какое-нибудь слово, подносил его к самому носу, близоруко щурился и внимательно рассматривал. Роса увидела, что слова, разительно отличались друг от друга возрастом. Одни из них были совсем юные и блестящие, другие же, напроив, такие старые и ветхие, что казалось будто они вот-вот рассыпятся. Некоторые  из старых слов были покрыты паутиной и плесенью. Если такое слово попадалось Сказочнику, то он брезгливо морщился и кидал его в корзину из под мусора. Однако были и такие старые слова, которые он не выкидывал, а сдувал с них пыль и бережно клала на лежащий перед ним чистый лист бумаги, в который они тут же впитывались, превращаясь в ровные строчки предложений.
Прислушавшись, Роса поняла, что прерывистый гул, наполнявший комнату, происходил все от тех же слов, которые кроме всего прочего оказались еще и говорящими. Причем, говорить-то они говорили, да только не особенно много.  Подобно надутым от сознания собственной значимости государственным чиновникам, они предпочитали говорить только о самих себе. Хотя слава только и могли, что называть свое имя, но, зато, делали они это беспрерывно. Каждому слову страшно хотелось, чтобы, Сказочник именно на него обратил внимание. И когда тот выхватывал из роящегося вокруг него облака какое-нибудь очередное слово и держа его за хвост подносил к носу, оно просто светилось от счастья и еще громче называло себя по имени.
Роящееся вокруг Сказочник облако из слов время от времени пересекали сверкающие полоски света, которые тут же исчезали, пронесясь со скоростью молнии. Внимательно присмотревшись, Роса догадалась, что это тоже были слова, только какие-то необычные. Они вели себя совершенно иначе, чем остальные их собраться. Во-первых, они не называли себя по имени, как все остальные, поэтому можно было только догадываться про их смысл по едва различимому мелодичному звону, который от них исходил; во-вторых, они вовсе не стремились быть пойманными и брошенными на бумагу. Наоборот, они ловко укорачивались от рук Сказочника, когда тот пытался их схватить, от чего он то и дело недовольно хмурился. Зато, когда ему изредка все же удавалось поймать за хвост какое-нибудь из зазевавшихся огненных слов, лицо его светилось от радости, и, не теряя времени на разглядывание своей добычи, он тут же впечатывал его со всего размаху в лежащий перед ним лист, в который оно тут же всасывалось и остывало, издавая легкое шипение.
Росе было очень увлекательно следить за работой Сказочника и она еще долго-долго могла бы стоять у окна и подсматривать, но она вдруг подумала, что Ансар может проснуться и начать сильно волноваться из-за ее отсутствия. Она было уже хотела возвращаться обратно, как вдруг заметила нечто, что заставило ее изменить свое намерение и продолжить наблюдение. Этим нечто было то, что пораженная девушка среди сотен и тысяч, мелькающих в воздухе слов, неожиданно разглядело одно, которое не могло не иметь самого непосредственного отношения к ней самой. Затем она увидела еще одно подобное слово, и еще одно. Ото всех других эти слова отличались по едва уловимыми особенностям, которые и назвать то было нельзя. Скоро среди общей массы слов ее натренированный взгляд стал различать только их. Причем со все возрастающим удивлением и тревогой она заметила, что именно эти слова чаще, чем все другие, оказываются сначала в руках у Сказочника, а затем и на листке бумаги. Невольно она шепотом начала их произносить: садовник Мартин, Роса, Ансар, священный лес, дракон, черный ворон, костер, темница, Селена, озеро, королевский дворец, танцовщица, старое вино, плащ…
«Определенно этот Сказочник, что-то знает о моей судьбе и судьбе близких мне людей» — подумала Роса. Во чтобы то ни стало она решила проникнуть во внутрь и самой прочесть рукопись. На ее счастье Сказочник снова захотел спать. Он решительно положил на стол перо, поднялся и пошел к стоявшему у стены дивану. При этом он с явной опаской покосился на стул, где еще недавно восседала его синеглазая Муза. Но та больше не появлялась, занятая, видимо, какими-то более важными для нее делами. Поэтому, облегченно вздохнув, Сказочник подошел к дивану, не раздеваясь повалился на него и тут же заснул.
Дверь в дом оказалась не запертой. Роса крадучись вошла во внутрь и сразу направилась к столу, то и дело беспокойно оглядываясь на спящего Сказочника. Но тот спал очень крепко, и скоро Роса совсем перестала обращать внимание на его присутствие, поглощенная изучением лежащей на столе кипы исписанных листов. К ее облегчению все они оказались пронумерованы. Роса сложила их по порядку в одну стопку и с волнением приступила к чтению.
Предчувствие не обмануло ее. Сказочник, действительно, казалось, знал о ее судьбе все. Обливаясь слезами, Роса читала про горькую участь, постигшую ее бедных родителей. В негодовании от праведного гнева сжимала она свои кулачки, читая страницы с описанием злодеяний Варламуса. «Так вот почему дедушка не смог сдержат данного мне слова и рассказать про моих родителей в тот день, когда расцвела Прекрасная Роза!» — поняла Роса. Не хотел мудрый волшебник омрачать безоблачное счастье своей любимой воспитанницы. Так Роса открыла для себя новую великую Тайну, что, оказывается, дети могут не иметь ничего общего с их папами и мамами. Ну разве можно представить себе, что есть что-то общее между ее отважным и добрым возлюбленным Ансаром и подлым предателем Варламусом? Конечно же нет! Имей Ансар в душе хоть каплю общего с этим ужасным человеком, чистое сердце Росы никогда бы не смогло бы полюбить его. Но если земное родство не имеет никакого значения, то кто же тогда наши настоящие родители? Впрочем, Роса не стала долго ломать себе голову над этим вопросом, увлеченная чтением. Она как раз дошла до того места, где описывались события, происшедшие уже после того, как ей и Ансару пришлось спасаться бегством от княжеских стражников. В рукописи описывались события, о которых она  еще ничегошеньки не знала! От избытка чувств у Росы сдавило сердце и она оторвалась от чтения. Неужели этот крепко спящий на диване человек знает все не только о ее прошлом и настоящем, но, возможно,  и ее будущем? Может быть, этот Сказочник тоже волшебник, не менее могущественный, чем ее дедушка? Но если даже и так, неужели она только пешка, не способная сама решать свою собственную судьбу? Возмущенная до глубины души, Роса вскочила н на ноги: «Не хочу ничего знать! — решила она. — Еще чего! Не хватало, чтобы кто-то за меня все решал». Но затем, поразмыслив, она все-таки решила продолжить чтение и узнать все до конца о своем будущем. Разумеется, лишь с той только целью, чтобы потом все сделать по-своему.
И вот что узнала Роса со страниц рукописи, которую он нашла в доме Сказочника в ту самую ночь, когда она со своим возлюбленным, отважным Ансаром, очутилась в священном лесу.
Вскоре после того, как беглецы покинули дом садовника Мартина, в него ворвались вооруженные  до зубов стражники. Они были наслышаны о чудесах, которые мог творить волшебник, и поэтому были начеку. Однако картина, которая перед ними предстала, выглядела весьма мирно. Старик спокойно сидел за своим прилавком. Возле двери, ведущей в сад, мирно дремал большой черный кот. Начальник стражи объявил садовнику, что именем их княжеского высочества Варламуса, тот арестован. Старика Мартина тут же скрутили и повели в темницу. На удивление он выглядел совершенно спокойным и даже не пытался оказать никакого сопротивления. Затем стражники принялись обыскивать весь дом в поисках Росы, а так же запрещенных в княжестве колдовских и алхимических книг, в которых описывались бы рецепты и технологии изготовления Философского Камня, Эликсира Молодости, Шапки Невидимки, Сапог Скороходов, Скатерти Самобранки, Ковра Самолета, Палочки-Выручалочки, Волшебного Зеркальца, Машины Времени, Меча-Кладенца и прочих подобных волшебных атрибутов, которые могли бы грозить нарушением  общественного порядка.
Пытаясь проникнуть в сад, один изстражников хотел пинком отшвырнуть мирно Однако тот, издав чудовищный рев, от которого сотряслись стены, внезапно превратился в злющего презлющего дракона, такого страшного, что ни в сказке сказать, ни пером описать. С криками ужаса сломя голову бросились княжеские стражники на улиц. И очень вовремя, потому что дракон широко открыл свою огнедышащую пасть и выпустил такую струю пламени, что весь дом мгновенно вспыхнул, как сухая щепка. Столб огня от пожара, казалось, доставал до самих звезд. Никто и думал его тушить. Не прошло и получаса, как от маленького домика и сада осталась лишь кучка золы.
В дикую ярость пришел Варламус Лысый, когда ему доложили о бегстве сына и о том, что Роса исчезла. Он приказал подвергнуть садовника Мартина пыткам, чтобы выведать, куда скрылись беглецы, а на следующий день публично сжечь на дворцовой площади.
Утром следующего дня во все стороны княжества помчались гонцы с вестью о том, что в полдень будет казнен опаснейший преступник, бунтовщик и колдун, известный как садовник Мартин. В назначенное время дворцовая площадь была до отказа забита народом. В центре площади вокруг железного столба был выложен костер, к которому цепями был прикручен седой, как лунь, старик с большой белой бородой. Лицо осужденного было непроницаемым, и нельзя было прочесть на нем ни страха, ни даже малейшего волнения. В собравшейся вокруг толпе находились те, кого он спас прежде от тяжелого недуга, влюбленные, которым он отдавал розы из своего сада, вместо денег беря за них стихи. Сердца этих людей были полны болью и сочувствием. Но были и те, кто из зависти или по подлости черной души своей относились к старику с лютой ненавистью. С нетерпением эти люди ждали начала казни. Однако большинство из собравшихся были просто зеваки, которые пришли поглазеть на необычное зрелище. Им тоже очень хотелось, чтобы палач поскорей разжег большой костер, чтобы, стоя в безопасности, понаблюдать за происходящим.
Глашатай стал зачитывать приговор. В то время пока он читал, безоблачное доселе небо стало вдруг покрываться грозными тучами. Откуда-то налетел пронзительный холодный ветер. Не успел еще глашатай закончить чтение, как начался настоящий ураган, взметнувший в воздух тучу пыли. Стало темно, как ночью. Вдобавок ко всему начал накрапывать ледяной дождик, обещавший вот-вот обратиться в настоящий ливень. Не дожидаясь начала казни, народ стал стремительно разбегаться. Варламус сделал нетерпеливый знак палачу, чтобы он поскорей разжигал огонь. Тот не мешкая поднес факел, и раздуваемый ураганным ветром огромный костер вспыхнул в одно мгновение. Из-за клубов черного дыма и стоявшей столбом пыли никто не обратил внимания, как откуда-то появился черный ворон невиданных размеров. На его голове был глубокий шрам.
Вы, конечно же, догадались, что это был никто иной, как злой колдун Магнус Мигун превратившийся в ворона и прилетевший насладиться мучениями своего кровного врага. Не страшась обжигающих языков пламени, мерзкий падальщик вцепился своими острыми, как кинжалы, когтями в одежду на груди своего брата, садовника Мартина, и, откинув назад голову, приготовился выклевать беззащитному старику глаза. Но в самое последнее мгновение, когда хищный клюв уже готов был нанести удар, стремительная тень промелькнула в воздухе. Раздался оглушительный кошачий вой и сверкающие белизной огромные клыки подоспевшего на помощь к своему хозяину верного Лонгофелло, впились в шею мерзкой птицы. В следующую секунду ее откушенная голова а затем и туловище рухнули вниз в пламя костра. Лонгофелло же уселся на плечо садовника Мартина и скоро их уже невозможно было различить за стеной огня.
Прочитав эти строки, Роса оторвала заплаканные глаза от рукописи и горько воскликнула:
— Милый дедушка, почему, ну почему ты позволил схватить себя?! Почему не обрушил ты на головы своих мучителей всю мощь своего волшебства?!
Впрочем, Роса не долго давала волю своей скорби. Ни смотря ни на что, не могла она представить себе, что ее милого мудрого дедушки больше нет на свете. Потом она совершенно точно знала, что все добрые волшебники бессмертны. Садовник Мартин же был самым что ни на есть добрым волшебником, а значит, по определению, бессмертным! Поэтому-то Роса скоро успокоилась и вернулась к чтению рукописи. Быстро пробежав глазами то место, в котором описывалось их бегство из дома и путь по священному лесу, она продолжила чтение с того момента, где они с Ансаром забрались на ночлег в маленький шалаш.
…Вскоре Роса, утомленная долгим и утомительным переходом крепко уснула, а Ансар все никак не мог сомкнуть глаз из-за переполнявших его впечатлений от тех бурных событий, которые им с Росой пришлось пережить. Он почувствовал жажду и осторожно, чтобы не разбудить любимую, выбрался наружу.
— Да нет же, нет!!! Это я почувствовала жажду и выбралась наружу, чтобы пойти к роднику, а Ансар в это время крепко спал! — воскликнула Роса так громко, что сама испугалась. Она посмотрела на спящего Сказочника, не разбудил ли того ее крик. Тот немного поворочался, но к ее огромному облегчению не проснулся.
«Как же так? — продолжала удивляться Роса. — Я ведь совершенно точно помню, что все было в точности наоборот. Может быть, я сплю и все это мне только снится?»
Чтобы проверить свою гипотезу, Роса хотела было уже изо всех сил ущипнуть себя за ухо. Но взглянув на недочитанную рукопись, передумала, решив, что проснуться никогда не поздно. Ее просто-таки раздирало от любопытства поскорее узнать, что произошло или, может быть, уже происходит в настоящую минуту, или еще только произойдет потом – короче, какие события описываются в рукописи дальше.
Утолив жажду, Ансар хотел уже было возвращаться обратно, как вдруг в ночной тишине ему послышались какие-то звуки. Он внимательно прислушался. Звуки были похожи на приглушенное рыдание. Казалось, что кто-то горько плачет совсем неподалеку отсюда. Ансар вернулся к шалашу, взял шпагу и плащ, и отправился в разведку. Прошло совсем немного времени, как он вышел на песчаный берег большого озера, на другой стороне которого виднелись огни какого-то города. Присмотревшись, Ансар увидел, что недалеко от него что-то белеет. Всхлипывания шли как раз оттуда. Неслышно ступая, он подошел ближе и увидел лежащую на песке совершенно обнаженную рыдающую девушку.
— Пожалуйста, ничего не бойтесь. Я не причиню Вам зла, — как можно учтивей сказал Ансар, снял с себя плащ и накинул его на продрогшую незнакомку.
Не произнеся больше ни слова, он стал собирать хворост. И скоро уже они грелись у небольшого костра. Когда девушка совсем согрелась и успокоилась, она рассказала Ансару о своем приключении.
Ее звали Селена и она была принцесса из королевства, огни которого были видны на противоположном берегу большого озера. Прошедшим днем ей было как-то особенно грустно на душе и, чтобы развеять свою тоску, она решила обойти вокруг озера. День выдался знойным, и ей захотелось выкупаться. Место, которое она выбрала, казалось совершенно диким и безлюдным. Селена развесила на кусте шиповника свое платье и вошла в воду. Вдруг налетел ветер и принцесса с ужасом увидела, что ее легкое платье, точно пушинка, взмыло высоко вверх и быстро исчезло за дремучими кронами вековых елей. Другой одежды у нее не было, и она готова была лучше умереть от голода в диком лесу, чем в таком виде показаться в своем королевстве. До глубокой ночи она безуспешно искала свое унесенное ветром платье, а затем, уже совершенно отчаявшись, вернулась назад к берегу, намереваясь утопиться от безысходности, но не решилась: вода на глубине такая холодная!
Ансар согласился проводить девушку до ее дворца, так как она опасалась одна возвращаться по темному дикому лесу и кроме того беспокоилась, что люди могут не поверить ее рассказу.
В скором времени путники благополучно добрались до замка, в котором жила принцесса. Ансар было хотел сразу же возвращаться обратно к Росе, но Селена уговорила его ненадолго остаться и выпить с ней немного вина в честь знакомства. Она привела Ансара в уютную залу, роскошно обставленную в восточном стиле, а сама скрылась. Тут же слуги внесли подносы с фруктами и сладостями, а так же запечатанный кувшин со старинным испанским вином. Откуда-то раздались звуки чарующей музыки, и тот час появилась Селена. Она была в одежде танцовщицы. Извиваясь, как змея, в такт волшебной музыки, принцесса исполнила причудливый и завораживающий танец. Гипнотические движения полуобнаженной девушки, ритмичный стук драгоценных браслетов на ее руках и ногах, аромат блестящего от масла тела, умащенного опьяняющими благовониями, терпкий дым  возжженных курений – все это внезапно погрузило Ансара в какую-то сладкую истому и он позабыл обо всем на свете. Продолжая танец, принцесса распечатала кувшин с вином, наполнила темной рубиновой влагой хрустальный бокал и, встав на колени перед сидящим на циновке юношей, обеими руками протянула его к губам Ансара. Глотнув вина, тот почувствовал будто огонь пробежал по всем его жилам. Глаза его слиплись, тело стало вялым и непослушным. Селена сделала знак слугам, и те, взяв окончательно захмелевшего гостя под руки, отвели его в спальню. Уже засыпая на мягком ложе, в самое последнее мгновение перед тем, как окончательно забыться, Ансар вспомнил о Росе. Одинокая и беззащитная, спала она на жестокой подстилке из травы и веток в маленьком шалаше в глубине дремучего леса в то время, пока он тут утопал в роскоши и соблазнах. В сильном гневе на самого себя юноша вскочил на ноги. Дремоту как рукой сняло. Но не успел он сделать и двух шагов по направлению к выходу, как в дверях появилась Селена. Она была прекрасна и обольстительна, несмотря на то, что с ног до головы была укутана в тот самый плащ, который Ансар набросил на нее на берегу озера. Снова волна сладкой истомы прошла по его жилам. Он почувствовал, как у него слабеют ноги. Нужно было бежать! Но куда? Выход перекрыт. Оставалось окно, которое, к счастью, было распахнуто. Но до земли, кажется, было не близко…
— Мой господин, я пришла вернуть Вам плащ, — томным голосом произнесла девушка и легким движением сбросила его к своим ногам, внезапно представ перед совершенно ошарашенным юношей во всей своей пленительно наготе.
У Ансара потемнело в глазах…
На этом месте рукопись обрывалась. В больших и лучистых глазах Росы застыли слезы. Она ничего не могла понять. Что она такого кому сделала плохого, что на ее голову сыплются  одни несчастья. По какому праву чья-то злая воля сначала лишила жизни ее добрых родителей, потом любимого дедушку, милого Лонгофелло. А теперь, вот, хотят отнять последнее, что у нее еще осталось на этом свете – ее возлюбленного…
«Надо срочно остановить всю эту несправедливость», — решила Роса. Она сгребла со стола все листки рукописи, подошла к камину и бросила их в огонь. Языки пламени тут же жадно потянулись к бумаге, но потом разочарованно отступились: бумага не горела! Потрясенная Роса молча смотрела на огонь, не в силах понять происходящее.
— Рукописи не горят!  Пора бы уже тебе про это знать, — раздался сзади чей-то хрипловатый голос.
Роса резко обернулась и увидела проснувшегося Сказочника, который сидел на своем диване и глубоко зевал, прикрыв рот рукой.
— Скажи, только честно, — совершенно серьезно потребовала девушка, — это ведь ты сам все придумал: меня, Ансара, дедушку, Лонгофелло, Варламуса Лысого, колдуна Магнуса и всех-всех остальных?
— Придумать-то придумал, — задумчиво ответил Сказочник. — Но, скажи, ты то как тут очутилась?
Однако Роса его уже не слышала. От возмущения и боли у нее сдавило сердце. С большим трудом удерживаясь от того, чтобы не разрыдаться, она сказала:
— Тогда… тогда ты хуже предателя Варламуса и гнусного колдуна Магнуса, вместе взятых. Это ведь ты их выдумал, ты научил их творить свои черные и подлые делишки. А мы… Кто, кто дал тебе право вмешиваться, не спросясь, в нашу жизнь, наполнять ее страданиями и болью. Кто дал тебе право играть нами, как своими марионетками!!!
— А ведь девочка в чем-то права, — внезапно раздался звонкий женский голос.
Сказочник даже вскочил от неожиданности. Роса обернулась на голос и увидела сидящую на стуле задом наперед ту самую Музу, которую она уже тут видела, когда подсматривала за Сказочником с улицы в окошко. Только на этот раз вместо черного костюма на Музе была короткая белоснежная туника, а за спиной висела изящная арфа. На голове у нее вдобавок ко всему был еще и венок из лавровых листьев.
— О, Господи! что за маскарад, — поморщился Сказочник. — Где ты только раздобыла этот идиотский прикид?!
— Прости, — на полном серьезе извинилась Муза. — Я так, заскочила, между делом. Не было времени переодеться. Работа… Но ты, давай, не увиливай, в сторону! Объясни, зачем тебе понадобилось убивать доброго князя с княгиней? Что, жалко тебе что ли было отправить их куда-нибудь в волшебное царство? Ведь мог же ты, мог!!! А маленького медвежонка зачем оставил сиротой? Что за звериная кровожадность! Ну ладно, это еще хоть правдоподобно. Но, скажи, с чего вдруг тебе пришло в голову сжигать на костре садовника Мартина? А эти развратные танцы полуголой девицы!!! Оставим пока в стороне, что ты заставил пережить бедную девочку. Ты думаешь, детям это все будет очень интересно и полезно читать?! Я же просила тебя написать мне сказку, понимаешь, с к а з к у, а не этот эротический триллер!!!
— Что, что? — переспросила Роса.
— Извини, родная, — ласково сказала Муза. — Поверь, тебе совсем не зачем знать такие слова.
«А не такая уж она и вредина», — подумала Роса, исполненная самой искренней признательностью за полученную неожиданно поддержку со стороны Музы.
— Я отказываюсь вступать в дискуссию в таких условиях, — вставил, наконец, свое слово Сказочник. — Двое на одного – это против правил.
—Ладно, ладно. Разбирайтесь тут без меня сами. Я ухожу. А все-таки сказочник из тебя никудышный, — не удержалась съязвить на последок Муза.
— Какая муза такой и сказочник, — огрызнулся тот.
Муза на это весело фыркнула и стала исчезать в своей привычной манере. Сначала растаяли в воздухе ее ноги; потом постепенно испарилось ее туловище; потом голова. Только синие глаза еще некоторое время одиноко висели над спинкой стула, поблескивая озорными искрами. Но вскоре и они исчезли.
— Вот так всегда, — пожаловался Сказочник. — Появится ненадолго, разругает меня в пух и прах, а потом спокойно себе исчезнет так быстро, что и возразить-то толком ничего не успеешь.
— Мне кажется, она права, — сказала Роса. — Сказка у тебя, действительно, получилась какая-то ненастоящая.
— А какие, по-твоему, должны быть настоящие сказки?
— Ну, во-первых, — начала перечислять Роса, — сказки обязательно должны быть добрыми. В них не должно быть бессмысленной жестокости, такой, например, как у тебя с бедным медвежонком.
— Не работает, — грустно прервал ее Сказочник. — В мире уже существует бессчетное количество добрых сказок. Дети, которые их читают, вырастают, становятся взрослыми и сильными, а потом многие из них без всякой жалости уничтожают природу, убивают беззащитных животных. Поэтому я очень надеюсь, что, прочитав мою сказку, какой-нибудь маленький мальчик, став однажды взрослым, вспомнит о том, как он в детстве плакал над судьбой оставшегося сиротой медвежонка, и никогда не сможет после этого взять в руки ружье и убивать беззащитных лесных зверей и птиц, лишать ни в чем не повинных детенышей их родителей.
— Не знаю, может быть, тут ты прав, — продолжила Роса. — Но все равно, во всех сказках Добро обязательно должно торжествовать над злом. Все злодеи должны получать по заслугам, а добрые люди…
— Знаю, знаю! Наслышан, — досадливо снова прервал Росу Сказочник. — добрые юноши и девушки должны все друг на дружке пережениться, нарожать кучу детей, прожить до ста лет и умереть в один и тот же день. Глупости все это! Не для того нужны сказки, чтобы в них рассказывать детям всякие небылицы. Сказки должны в первую очередь учить детей различать Добро и зло, Честность и ложь, Героизм и трусость, Самоотверженность и корысть, Мудрость и глупость, Веру и суеверие, Красоту и пошлость – одним словом, белое от черного и даже серого. А кто там сколько и за что получит – об этом пусть себе на здоровье болтают базарные бабки!
«Ясно, почему Муза у него в гостях никогда долго не задерживается»», — подумала Роса. — «С ним же совершенно невозможно ни о чем спорить!»
И все-таки она не удержалась и задала напоследок еще один мучавший ее вопрос:
— Скажи, а почему тебе пришло в голову сделать доброго и отважного Ансара сыном вероломного предателя Варламуса Лысого? Для чего ты отправил моего милого возлюбленного в замок этой кривляки принцессы Селены? Просто, чтобы меня еще больше помучить? Ведь так?!
 — А вот ты мне сама сначала ответь, — ответил вопросом на вопрос Сказочник. — Обратила бы ты внимание на этого бесшабашного молодого повесу, не бросься он тогда в цветочной лавке твоего дедушки с безумной отвагой с одной своей игрушечной шпажонкой в руках на чудовищного огнедышащего дракона? Воспылало ли бы к нему твое сердце, если бы  любовь к тебе не преобразила в одно мгновение его душу и не заставило потом жестоко страдать? Отдала бы ты в его руки свою судьбу, если бы ради твоей любви, не раздумывая ни минуты, не бросил бы он все, что имел до этого – власть, богатство, высокое звание, даже родного отца? И, наконец, захочешь ли ты продолжать делить с ним все тягости, лишения или  радости на своем земном пути, если не устоит он однажды против чар какой-нибудь обольстительной селены?
— Нет, никогда! — воскликнула Роса, у которой мороз прошел по коже при одной мысли, что ее возлюбленный мог бы ей изменить. — Знаешь, —сказала затем она, — ни смотря ни на что, я бесконечно благодарна тебе за то, что ты меня выдумал, помог стать такой, какой я стала. Но, пожалуйста, обещай мне, что никогда больше не станешь ты вмешиваться в мою судьбу.
— По рукам! — весело сказал Сказочник.
— По рукам! — ответила Роса, пожимая протянутую ей руку своей крошечной ладошкой. — А теперь я должна уйти. Прощай!
После этих слов она повернулась, собираясь направиться к выходу, но вдруг вспомнила, что все это происходит с ней в ее сне. Она остановилась и больно пребольно ущипнула себя за мочку уха так, что даже слезы на глаза навернулись. Но она никуда не исчезла…
— Не работает? — искренне посочувствовал ей Сказочник.
Но ответа он уже не дождался, потому что сработало. Роса проснулась и открыла глаза. Она лежала в маленьком лесном шалаше на жесткой подстилке из травы и веток. Ансара рядом не было. Роса выбралась наружу. Было самое раннее утро. Над землей стелился пар и трава была еще мокрой. Роса помнила до единой детали все из того, что произошло с ней ночью во сне в доме Сказочника. Она высоко подняла голову и, глядя на ясное безоблачное небо, тихо прошептала, как заклинание: «Теперь я навсегда свободна. Отныне только я сама буду выбирать себе дорогу. Никто и никогда не сможет больше за меня решать, что мне делать и как мне жить».
Чьи-то большие и теплые ладони накрыли сзади ей глаза.
— Угадай, кто!
— Ансар!!! Любимый! — счастливо засмеялась девушка и обернулась.
Да, это был он. На одной его щеке виднелась большая ссадина. Вся одежда была изорвана, как будто бы он только что пробирался через густые колючие заросли.
— Что с тобой стряслось! Где ты был?
— Пришлось немного попрыгать и побегать, — отмахнулся юноша.
— Как, неужели благородный княжич спасался бегством от какого-то врага? — улыбнулась Роса.
— Да, удирал, точно нашкодивший мальчишка. Но, поверь мне, это был очень сильный и опасный враг… В одиночку бы мне с ним ни за что не справиться!
— Верю, любимый! — нежно прошептала Роса, пряча свое лицо у него на груди. — Обещай мне, что никогда мы с тобой не будем жить ни в каких дворцах.
— Ни за что на свете!
— Пора идти, — позвала девушка. — нам ведь еще нужно найти место для нашего сада, в котором мы должны вырастить нашу Прекрасную Розу, приносящую Жемчужину.

Конец.